Продолжение следует, или Наказание неминуемо - Фридрих Незнанский

Исполняя свою печальную миссию, Александр Борисович в нелегком разговоре с Еленой Георгиевной попытался ненавязчиво, но все же выяснить, известно ли ей что-нибудь о человеке по имени… и так далее, выдававшем себя перед Эвой за друга ее покойного отца? Русская женщина, прожившая в Латвии всю жизнь вместе с мужем, латвийским «националистом», пострадавшим при советской власти, вполне могла быть, сама не догадываясь о преступной деятельности Городецкиса, знакома с ним. Ну, разумеется, следовало, конечно, сделать поправку на душевное и физическое состояние матери погибшей женщины. Но тем не менее, хотя старушка, помолчав, и покачала отрицательно головой, Александр Борисович мог бы поклясться, что эта фамилия была Елене Георгиевне известна. По ее естественной первой реакции, пока она еще не овладела собой. Видимо, в свое время настрадалась из-за мужа, и сдержанность сделалась ее второй натурой.

Ну а то, что Городецкис отлично знал о близком знакомстве Эвы Ладзини с Александром Турецким, не могло быть и сомнений. Возможно, он видел их вместе, когда они встречались в Юрмале. Мог даже узнать адрес Эвиной подружки в Дубултах, где находчивые любовники пару раз очень удачно и хитро «прятались от непогоды». А однажды — и от Ирины, знавшей, что ее супруг уже здесь, в Юрмале, прибыл просить прощения, но не ведавшей, где конкретно он находится в данный момент. Ох, братцы, сложна она, жизнь-то кобелиная! Столько опасностей таит в себе!..

Именно поэтому в первую очередь и обратился Городецкис, вернувшись из заключения, конечно, к Эве. И он вовсе не собирался, очевидно, заниматься доносительством, «раскрывать глаза» той же супруге следователя на его любовные похождения. Нет, у него была совершенно иная, куда более страшная цель. Месть, сопряженная с грубым и жестоким удовлетворением собственного скотского инстинкта, вот что.

И, кстати, Турецкий вспомнил вскользь брошенную Эвой фразу о том, что этот старик был ей противен. Даже, кажется, она сказала: отвратителен. Но только сейчас он подумал, что мужчина может быть отвратителен женщине именно тогда, когда он пытается, вопреки элементарному пониманию отведенного ему судьбой места, упрямо навязать цветущей красавице себя — засушенного и неопрятного. А Эве как художнику-модельеру приходилось заниматься не только женской, но и мужской одеждой, и она не раз говорила, как бывало ей до отвращения противно, когда она видела неопрятного мужчину. Вплоть до отказа от выгодных контрактов. А в данном случае, ну, откуда может сохраниться опрятность в уголовнике, просидевшем в колонии строгого режима полтора десятилетия? Наверняка и эта откровенно негативная Эвина реакция, ясно написанная на ее выразительном лице, добавила ему ярости и злобы.

Да, но тогда было бы и насилие. А оно отсутствует. По утверждению судебного медика имел место просто половой акт — это уж… никуда не денешься!.. Но почему же не было именно насилия?..

Ответ на свой не очень-то теперь и существенный вопрос Турецкий получил, еще находясь в конторе Лазаря. Его беседу с адвокатом прервал телефонный звонок. Заработал секретный мобильник. Это звонил из Воронежа Петр Щеткин, и тоже с «закрытого» Плетневского аппарата. Петя был уверен, что их «слушают». Он и рассказал о своей беседе с дежурной, после чего передал текст протокола ее допроса по электронной почте — на адвокатскую контору Дорфманиса, как попросил Турецкий, с любезного разрешения хозяина. И, прочитав бегло несколько распечатанных страничек, Александр Борисович понял, что убийца, как ни странно, вполне мог удовлетворить свои «потребности» еще в течение ночи — с дежурной, в ее подсобке, и поэтому не стал терять времени на сомнительное удовлетворение своего оскорбленного самолюбия от садистского сношения с бесчувственной женщиной либо вообще с трупом. Вряд ли Эва, приди она в себя, подчинилась бы его насилию без криков и сопротивления, что представляло бы для него серьезную опасность. Но ведь ни того ни другого так и не было. Как и следов насилия на ее теле. У нее и мобильник-то был найден под подушкой. А завяжись в постели борьба, насильник и убийца, конечно, увидел бы телефон и забрал его с собой. Там же все номера, которые могли бы потребоваться для дальнейшего шантажа…

Впрочем, ему вполне достаточно было теперь трупа якобы изнасилованной и задушенной в постели женщины, а кроме того, следов пребывания в ее номере на протяжении всей прошедшей ночи следователя Турецкого из Москвы. Для ментов этого тоже должно было хватить, чтобы взять упорного «следака» тепленьким. Так что ситуацию с помощью телефонного звонка в милицию он создал чрезвычайно неприятную для своего личного врага. Удушение любовницы, столько отпечатков всяких оставлено повсюду! Хана тебе, «следак»!..

Но он не мог знать, конечно, что в это время Турецкий уже улетал в Москву. Как не знал и о его звонке из аэропорта. И это истинного убийцу подвело, потому что на все остальные оправдания воронежские менты и смотреть бы не стали, слишком хотелось им выполнить поручение своего начальника, носившего поразительное прозвище Ванька-Каин. Редко кто удостаивается подобного, большие таланты надо иметь. Причем соответствующие «погонялу».

А Эва взяла трубку после длительной паузы, во время которой она просыпалась и приходила в себя, чтобы узнать его голос. Узнала… Напомнила, кстати, что очередная встреча — за ней, ибо эту, воронежскую, якобы случившуюся нечаянно, она щедро записала на его счет. А затем сунула трубку под подушку, чтоб не мешала больше своими звонками, и заснула снова. Вот тут он и задушил ее — сонную и, значит, не оказавшую ему никакого сопротивления. Быстро и удобно оказалось. А главное — тихо…

Дежурная эта — Лепехина — тоже отметила, что он был сильный, и пояснила: жилистый, не вырвешься… Наверняка так, ибо во все времена в колониях строгого режима тяжелый физический труд — единственное, по существу, реальное средство «перевоспитания». А тут — полтора десятилетия и без перерыва!

Вот и вся «картинка». Увы, очень печальная…

Глава шестнадцатая ПОДВЕДЕНИЕ ИТОГОВ

Они не потеряли осторожности, эти автомеханики, уверенные в том, что все сделали правильно. Но и уверенность, и осторожность не избавили их от ошибки.

Гегам с Давидом дождались полной уже темноты и около одиннадцати вечера и вопреки собственному желанию и обещаниям, выданным клиентам, торопливо завершили свои самые неотложные дела в автомастерской. Время торопило. Почему-то обоим казалось, что вокруг «их» машины — она уже стала их личной собственностью — ходят неизвестные, посторонние люди, которые наверняка собираются ее украсть. И надо было срочно помешать.

Спокойно проскочили пост ДПС на выезде из города, никто не «тормознул». Гаишников на дороге вообще не было видно. Определенно, уже набрали «штрафных» и отмечают себе потихоньку, сидя в пристройке к стеклянной будке, пока их не беспокоит начальство либо дежурная служба, предупреждая об очередных угонах.

В багажнике «Жигулей» были сложены немногие необходимые в дороге вещи. Из сменного белья, на всякий случай, пара одеял — накрыться, ну и пища, чтобы не останавливаться у придорожных ларьков, палаток и всяких забегаловок, где легко можно отравиться плохой едой. А кроме того, и напрасно привлечь внимание чужих глаз к черной красивой машине, которую они собирались хорошо продать тому, кто понимает толк в дорогих иномарках. А лучше всего это сделать в южной стороне — где-нибудь на Кубани, в Ставрополье. За ближайшую ночь они хотели проскочить максимальное расстояние, чтобы завтра днем спокойно себе отсидеться снова до позднего вечера где-нибудь уже в предгорьях.

Настроение было тоже хорошее. Не праздничное, но озабоченное. В предвкушении, так надо понимать…

К повороту и съезду направо, перед Воскресеновкой, подкатили быстро. Но едва съехали на грунтовую дорожку, Давид затормозил машину.

— Почему? — удивился Гегам. Ему не сиделось спокойно, так он хотел побыстрее увидеть свою «красавицу», по которой уже, оказывается, сильно соскучился. Нет, он понимал, конечно, что машина не совсем вся принадлежит ему, Давид тоже отчасти ее владелец. Договорились, что пополам. Но все-таки Гегам ее первый увидел! Первый сел за руль и сюда привез… — Давай поскорей, чего стоим?

— Может быть, немного пешком пройдем? — неожиданно предложил сделать совсем глупое дело Давид.

— Ты что, дорогой, дорогу забыл? — изумился нетерпеливый Гегам.

— Не забыл, чего тут забывать. — Давид поморщился, как от больного зуба. — Что-то на душе неспокойно. Не знаю. Давай тихо пойдем. Не будем шуметь.

— Да что с тобой? — почти закричал Гегам. — Кого боишься? Ночь сейчас! — констатировал он бесспорно очевидное. — Кто здесь может пугать тебя? Волк, да? — Он рассмеялся.

Но Давид сидел и морщился. И тогда Гегам согласился. Ну что делать, если человеку привидения мерещатся? Можно и пойти… И они отправились по дороге в глубь леса, подсвечивая себе лучом сильного фонаря, который специально захватил с собой Гегам. Не в темноте же с «красавицей» заниматься!