Уцелевший - Эрик Хелм

Баронесса де Монсеррат, в девичестве фон Валленштедт, окончательно и горько расплакалась. Помедлила. Робко и неуверенно шагнула вперед.

* * *

Широкая меловая тропа вела вдоль изгороди, тянувшейся ярдов на сто. Герцог затормозил, выключил двигатель. Тихо выбрался из автомобиля.

— Прошу любить и жаловать, — сказал он, раскрывая жестом фокусника маленький черный баул. — Итоги моего усерднейшего труда в Британском Музее.

Ван Рин приблизился к товарищу и не без любопытства рассмотрел содержимое саквояжа: букетик белых цветов, длинные, связанные в пучок травяные стебли, два больших распятия, вырезанных из слоновой кости, несколько маленьких флаконов и фиалов; бутылочка — по-видимому, с водой, — и еще какие-то совсем уж непонятные Рексу предметы.

Американец отступил и поморщился от неожиданно резкого и отнюдь не приятного запаха.

Де Ришло весело хмыкнул:

— Что, дружище? Ассафетида и цветы чеснока не ласкают нежного обоняния? А? Но эти растеньица неимоверно действенны против нечисти, mon ami, и защитят нас весьма надежно. Кстати, возьми распятие.

— А что с ним делать? — недоумевающе спросил Рекс, любуясь тончайшей резьбой.

— Сжимать в руке, начиная с минуты, когда переберемся через изгородь. Защищать им лицо, если, не приведи Господи, наткнемся на кого-либо из дьяволовой шайки.

Продолжая говорить, де Ришло извлек из автомобиля маленький бархатный ларчик и вынул оттуда четки с прикрепленным к нити маленьким золотым крестиком. Надел низку на шею американца.

— Случайно выронишь большое распятие, или выбьют его, — это послужит дополнительной защитой. А еще один крест воздвигни в собственной ауре, над подковой.

— Где?..

Герцог нетерпеливо пояснил:

— Представь, будто на твоем лбу надет подковообразный обруч, увенчанный распятием, которое сияет посередине, примерно в дюйме над уровнем глаз. Это даже лучшая защита, нежели обычный материальный символ, но сосредоточиться на подобном образе довольно затруднительно. Без должной практики, разумеется... Оттого и надо надеть на себя обычный священный знак.

Де Ришло извлек вторую низку четок и вынул из открытого саквояжа два флакона.

— Ртуть и соль. Положи по одному в нагрудные карманы.

Рекс повиновался.

— Не совсем понимаю. На Саймона была возложена свастика, мы берем распятия...

— Видишь ли, я немного ошибся. Свастика олицетворяет Свет на востоке, где я постигал эзотерическое учение. Там она послужила бы надежнейшей преградой злу, но здесь, в Европе, христианская мысль долгие столетия сосредоточивалась вокруг Святого Креста, и распятие обладает вибрациями несравненно сильнейшими.

Герцог поднял бутылочку и произнес:

— Святая вода из Лурда. Следует запечатать девять отверстий тела, дабы воспретить нечисти всякий доступ. Сначала я займусь тобою, потом поможешь мне.

Омочив пальцы, де Ришло сотворил знак креста на Рексовых глазах, ноздрях, губах, и так далее. Американец проделал то же самое с герцогом.

Де Ришло взял второе распятие и защелкнул саквояж.

— Пора. Жаль только, не удалось раздобыть по частице Святого Причастия. Это — надежнейшая изо всех возможных защит. С нею — хоть в ад проникай, выберешься цел и невредим. Но мирянину положено получать Причастие лишь по особому дозволению, а хлопотать было уже некогда.

Ночь выдалась ясная и теплая. Лишь неяркий звездный свет озарял окрестность. На всем протяжении изгороди возносились густые древесные кроны, и различить за ними притаившийся дом ни герцог, ни Рекс не могли.

Они быстро пересекли границу чужих владений и на мгновение замерли, прислушиваясь, не решаясь покинуть прикрытие плотно стоявших стволов.

— In manus Tuas, Domine[20], — шепнул де Ришло.

* * *

Родриго уставился на Эрну безумными глазами.

— Скорее, — выдавил он хриплым шепотом, — скорее, рассекай веревки! Торопись!

Баронесса осторожно разрезала тетиву, стягивавшую ноги кастильца. Тот перевернулся, подставил спутанные ремнем кисти рук.

Только сейчас Эрна впервые ощутила витавшее над прогалиной зловоние. Свежий дух зеленой листвы, пряное благоухание трав и ночных цветов исчезли. Тяжкий смрад стлался по земле, вызывая муторное и невыносимо тревожное чувство.

— Что произошло, Родриго? — тихо спросила женщина. — Куда подевался баск?

Далекий, чуть слышный крик долетел до ее слуха мгновенным ответом.

— Не спрашивай ни о чем. Позже. Позже! Надо бежать, скакать во весь опор, прочь отсюда!

Родриго приподнялся, уперся широкой ладонью в примятую траву. Шатаясь, встал на ноги.

— Лошади, сдается, не расседланы...

Он осекся, увидав наряд баронессы.

— Немедленно беги одевайся. Ваши вещи — в узлах у коновязи. Любое платье, первое попавшееся! Выбирать и прихорашиваться некогда, надо бежать, спасаться!

Эрна задрожала по-настоящему.

— Это... из-за Мануэля? — спросила она почти с надеждой. — Но...

— Мануэля больше нет. Ради всего святого, скорее!

Справиться с храпящими, перепуганными скакунами оказалось нелегко. У Родриго достало хладнокровия и здравого смысла не колотить непокорных коней, не доводить животных до полного исступления. Поглаживая по ноздрям, похлопывая по холкам, уговаривая, он умудрился привести в чувство трех лошадей — своего могучего палафрена[21] и двух кобыл. Буквально швырнул Эрну и служанку в седла.

— Держаться крепко! Ежели, не дай Бог, понесут, не терять головы. Пускай несут, хуже не будет!

Прежде нежели самому вскочить на коня, Родриго принялся направо и налево рубить поводья, примотанные к длинному, прибитому на прочных стояках бревну. Мгновением позже семь лошадей табуном пересекли поляну и, стуча копытами, помчались по стежке, уводившей к далекой Хэмфордской тропе.

— Подождите, сударь! — подала голос Иветта. — Госпожа позабыла в хижине жемчужное ожерелье!

— Ослица! — только и вымолвил испанец. — Разумеется, ты, а не госпожа, — уточнил он почти спокойно. — Гей, вперед!

* * *

Автомашины, как и сказали сыщики бывшего суперинтенданта Клаттербека, теснились на задворках, усыпанных предательски поскрипывавшим гравием.

— Ух ты, черт! — не сдержался Рекс.

— Не смей поминать нечисть! — прошипел разгневанный герцог.

Рекса можно было понять. Не свыше полудюжины экипажей относились к обыкновенным, доступным любому обеспеченному человеку моделям. Де Ришло оказался прав: нынешние приверженцы черной магии принадлежали большей частью к обществу, обеспеченному сверх обычного понятия о богатстве. За огромным серебристым роллс-ройсом виднелся бежевый бугатти; черный мерседес расположился бок о бок с изоттой-фраскини, необъятный капот которой мог бы выдержать на себе небольшого честного жучка, вроде тридцатисильного остина-7. Даймлеры, альфа-ромео, испано-сюизы и бентли продолжали парад. Всего насчиталось не пятьдесят, а пятьдесят семь автомобилей, на общую сумму около ста тысяч фунтов[22].