Недобрая старая Англия - Екатерина Коути

В полночь перед казнью осужденных будил звонарь, который зачитывал им душеспасительные вирши о том, что хорошо бы покаяться перед смертью. Очень скорой смертью. Таким вдохновляющим подарком преступники были обязаны купцу Роберту Доу, который так беспокоился о спасении заблудших душ, что в 1604 году назначил ежегодное жалованье звонарю, чтобы тот напутствовал висельников. В свою последнюю ночь им вряд ли удавалось выспаться. Слабохарактерные плакали и стенали, люди с более крепкими нервами просили зануду замолчать. Особенно отличилась убийца Сара Малколм: дождавшись окончания стишка, она выкрикнула: «Эй, мистер звонарь, вот тебе шиллинг, сгоняй за пинтой».

С утра осужденные собирались в часовне, чтобы помолиться и выслушать проповедь. С них снимали кандалы, но руки связывали веревкой, чтобы преступники могли складывать их в молитве. На практике большинство осужденных пользовались относительной свободой движений, чтобы снимать шляпу перед барышнями или показывать неприличные жесты толпе. Грабителя Джека Шеппарда, четыре раза удравшего из Ньюгейта, везли к эшафоту в кандалах, тем самым разрушив его планы. (В кармане он прятал складной нож, чтобы в решающий момент разрезать веревки, спрыгнуть с тележки и слиться с толпой. Не получилось.)

Расстояние от Ньюгейта до Тайберна составляло 4 километра, телега с осужденными покидала тюрьму в 9–10 утра и добиралась до места казни за час. В прежние времена с висельниками не церемонились, запросто могли привязать к лошади и волочить в таком виде до эшафота, но уже в XVII и XVIII веках процедура смягчилась. Преступники побогаче добирались в Тайберн в каретах, украшенных траурными лентами, и нанимали катафалк, чтобы довезти туда свой гроб (обычно гробы складывали в ту же телегу, на которой ехали осужденные).

Всю дорогу от тюрьмы до плахи преступники слушали перезвон колоколов, ни на секунду не сомневаясь, по кому те звонят. Тем не менее, дорога была не такой уж унылой благодаря старинному обычаю угощать смертников вином. В конце XVII века телега останавливалась возле кабака «Краунз Инн» в Сент-Джайлзе, где осужденные напивались допьяна. Считалось крайне нежелательным отказываться от последнего угощения. Ходили байки о тех беднягах, что отправились в Тайберн, минуя кабак, а уже через пару минут после их смерти приходили вести о помиловании. Задержись они в таверне, остались бы живы! Другое дело, что не все лондонцы одобряли эту традицию. В газетах писали про висельников, которые буквально выползали из телеги и весело гоготали в свой смертный час — это вместо осознания своей вины и раскаяния! В 1735 году было официально запрещено предлагать осужденным алкоголь, хотя сердобольные конвоиры продолжали поить их вином.

Вдоль улиц, по которым катилась телега, собирались зеваки, а уж возле виселицы яблоку было негде упасть. Знатные дамы и господа подъезжали сюда в каретах и из окошек наблюдали за казнью. Народ попроще или стоял на своих двоих, или сидел на подмостках, возведенных специально по случаю. Подмостки возводили спекулянты, продававшие места поближе к эшафоту за огромные суммы — чем ужаснее преступление, тем дороже. Подобной спекулянткой была мамаша Проктор, которая однажды заработала 500 фунтов за повешение (и это в XVIII веке!). В 1758 году другая спекулянтка, мамаша Дуглас, запросила непомерную цену за лучшие места, с которых зрители могли наблюдать за казнью государственного изменника. Но преступника неожиданно помиловали, а зрители, заплатившие загодя, в ярости разнесли подмостки и чуть не убили спекулянтку. Повсюду сновали торговцы джином, фруктами, печеной картошкой, пирогами с утрем и имбирными пряниками. Громко кричали продавцы баллад — у них были припасены листовки с последними речами осужденных, напечатанными заранее (как у знаменитостей, еще в тюрьме у них брали интервью) и с комментариями известных горожан.

Когда телега подъезжала к виселице, преступникам накидывали петлю на шею. Удавку плели из конопли, хотя в исключительных случаях ее могли заменить на шелковую. Казнь происходила следующим образом: телега трогалась с места, петля затягивалась на шее и приговоренный умирал от удушья. Уже в XIX веке вошла в употребление новая модель виселицы — с откидным люком.

Повешение графа Феррерса (гравюра XVIII века неправильно изображает процесс повешения). Рисунок из книги Уильяма Эндрюса «Наказания былых времен». 1899

Экспериментировать с последним вариантом казни начали еще во второй половине XVIII века. В частности, именно такие подмостки были приготовлены для повешения Лоуренса Шэрли, четвертого графа Феррерса, в 1760 году. Граф Феррерс был известен беспутным поведением, так что его жена вынуждена была добиться официального разрешения о раздельном проживании, что само по себе свидетельствует об образе жизни графа, а осужден он был за убийство своего управляющего. Казнь обставили с особой торжественностью, ведь повешение лорда — это исключение из правил. Эшафот задрапировали черной тканью, а сам сиятельный преступник прикатил в Тайберн на ландо, одевшись в свадебный костюм. Места у виселицы были распроданы, зеваки с волнением ждали казни — да еще такой необычной, с люком! Но палач выбрал слишком длинную веревку, и когда Феррерс упал в люк, его ноги коснулись земли. Чтобы не мучить бедолагу, палач придушил его по старинке, подергав за тело.

Надо сказать, что в XVIII веке кончина на виселице могла быть долгой и мучительной. На помощь приходили друзья, которые дергали приговоренного за ноги, чтобы ускорить наступление смерти. Интересен случай с Энн Грин, которую приговорили к казни за убийство новорожденного и повесили в Оксфорде. Она провисела в петле около получаса, и все это время друзья тянули ее за ноги и били по груди, чтобы прекратить агонию. После констатации смерти ее тело положили в гроб и перевезли домой к знакомым… а поутру она проснулась. Врач пустил ей кровь — в медицинских целях, а не чтобы добить бедняжку окончательно, — и через пару часов к ней вернулся дар речи. Вешать Энн повторно не стали. Месяц спустя она уехала в провинцию, забрав с собой гроб в качестве сувенира.

У виселицы приговоренные снова слушали молитвы. У них оставалось время, чтобы произнести краткую речь, попрощаться с родными и, в идеале, попросить прощения за свои грехи. Многие так и делали. Порою преступники рыдали и молили о пощаде, или же падали в обморок прямо в телеге. Но все зависело от характера. Например, юная ирландка Ханна Дагоу еще по дороге выкрикивала оскорбления, а у виселицы умудрилась распутать веревку, стягивавшую руки, стащить перчатки и чепчик и бросить их друзьям. Палачу ее поступок очень не понравился, ведь по закону ему доставалась вся одежда повешенного. Но не устраивать же драку из-за шляпки и перчаток! Он поспешил остановить девицу, прежде чем она еще что-нибудь снимет, но не тут-то было. Ханна с такой силой ударила его коленом в пах, что палач упал с телеги. Толпа взорвалась одобрительными криками, а ехидная ирландка на всю площадь сообщила, что именно она думает о его профессионализме. А когда палач все же обмотал ее шею удавкой, девушка со всего маху кинулась вниз на землю, можно сказать, покончив с собой.

После повешения тело преступника оставляли болтаться в петле примерно час для пущего устрашения зрителей. Женщины хватали труп за руки и терлись о них щеками — считалось, что это лечит прыщи. К телу подносили и младенцев, страдающих от кожных болезней, чтобы «смертный пот» исцелил их язвы. Щепки от виселицы слыли хорошим средством от зубной боли, а конопляная удавка приносила удачу. Кусками веревки торговал палач, и чем популярнее был преступник, тем дороже она ценилась.

В 1783 году повешения в Тайберне прекратились. Виселицу перенесли во двор Ньюгейта, к радости властей, которым надоел галдеж во время «ярмарки». Тем не менее многие лондонцы, в их числе и писатель Самюэль Джонсон, возмущались таким нововведением. Ведь смысл повешения в том, чтобы привлечь как можно больше народа — а уж для устрашения или развлечения, не суть важно. В Ньюгейте публичные казни продолжились с меньшим размахом, хотя по-прежнему собирали толпы зрителей.

Послышалось немало разочарованных вздохов, когда публичные казни окончательно отменили в 1868 году. Последней женщиной, казненной на глазах у благодарных зрителей, стала убийца Фрэнсис Киддер (2 апреля 1868 года), последним мужчиной — ирландец Майкл Барретт, устроивший взрыв в тюрьме «Клеркенуэлл» в попытке освободить товарищей (казнен 26 мая 1868 года). Петлю на шее обоих осужденных затянул палач Уильям Кэлкрафт, чья карьера растянулась на 45 лет. К слову, мистер Кэлкрафт был образцовым отцом семейства, воспитывал двоих детей, в качестве хобби разводил голубей и кроликов. Зарабатывал палач прилично — 25 шиллингов в неделю плюс гинея за повешение и три шиллинга за экзекуцию. Неудивительно, что 75-летний старик так протестовал, когда в 1874 году начальство все же выпроводило его на пенсию.