Литературный талант. Как написать бестселлер - Михаил Ахманов

Метафора – употребление слов не в основном, а в переносном значении, переименование объектов по свойствам, присущим другим объектам. Очень распространенная конструкция образных выражений: «дождь шелестит по крышам», «потерять голову от страха», «пылающие гневом глаза», «солнце встает над горами», «в небе плывут облака», «густой бас» и т. д. Метафоры так распространены в нашей речи, что мы произносим их не задумываясь. Это выражения-штампы, но если мы хотим придумать оригинальную метафору, это стоит изрядных трудов.

Метонимия – замена одного понятия другим, связанным с первым. Существует несколько видов метонимии – в том числе имеющий прямое отношение к писателям, когда имя автора подменяет название произведения и наоборот. Пример: «читал Стивенсона» (вместо: «читал «Остров сокровищ»); «автор «Острова сокровищ» не мог похвастать крепким здоровьем» (вместо: «Стивенсон»). Также является метонимией описание признаков некоего лица или предмета, который прямо не называется. Пример: «глава заокеанской державы» (вместо: «американский президент»). Более определенное указание на личность: «глава заокеанской державы, наводнивший Россию мегатоннами куриных ножек» (вместо: «Буш»). Особый вид метонимии – синекдоха, подмена большего меньшим или меньшего большим. Пример: употребление слов «Кремль» или «Москва» в смысле «Россия» («Кремль возразил против этого решения ООН»); выражения-штампы «Повторяю тебе в сотый раз», «В ночном небе – миллион ярких звезд».

Олицетворение – наделение животных или неодушевленных предметов человеческими качествами – чувствами, мыслями, речью. Прием близкий к метафоре и очень распространенный. Например: солнце улыбается, тучи плачут дождем, ветер стонет, дверные петли визжат. В десятой главе был приведен фрагмент из романа Гроссмана «За правое дело», и я частично повторю данный отрывок, выделив олицетворение. Смотрите, каким мощным, полным эмоций может быть этот прием:

«На первый советский самолет НАВАЛИЛИСЬ четыре «мессершмитта». ПРИСВИСТЫВАЯ и ПОДВЫВАЯ, они шли за ним, ВЫПУСКАЯ короткие пулеметные очереди. «МиГ» с простреленными плоскостями, задымившись, КАШЛЯЯ, ВЫЖИМАЛ скорость, стремясь оторваться от противника. Он взмыл над лесом, потом внезапно исчез и так же внезапно появился вновь, потянул обратно к аэродрому, а за ним полз черный траурный дым.

В это мгновение гибнущий человек и ГИБНУЩИЙ самолет слились, стали едины, и все, что чувствовал там, в высоте, юноша пилот, ПЕРЕДАВАЛИ крылья его самолета. Самолет МЕТАЛСЯ, ДРОЖАЛ, ОХВАЧЕННЫЙ СУДОРОГОЙ, той, что передавали ему охваченные судорогой пальцы летчика, ТЕРЯЛ НАДЕЖДУ и вновь БОРОЛСЯ, уже НЕ ИМЕЯ НАДЕЖДЫ».

Умолчание – прием, когда начатые автором мысль, описание или прямая речь персонажа прерываются, ставится многоточие, и читатель должен додумать сам, о чем не сказали автор или его герой.

Эвфемизм – замена грубого, иногда нецензурного слова или выражения более мягким, пригодным для обращения в приличном обществе. Существуют эвфемизмы-штампы: «пошел до ветру», «присел за кустиком», «девочки налево, мальчики направо!», «дама в интересном положении», «девица легкого поведения» и т. д. На мой взгляд, главное назначение эвфемизма – заменять нецензурные ругательства, в чем наш народ вполне преуспел, выдумав такие шедевры, как «бляха-муха», «еж твою мать» и «японский городовой». К этому вопросу мы вернемся в следующей главе.

Подобных стилистических приемов и фигур очень много, и мы не задумываясь употребляем их в устной и письменной речи, дабы придать ей выразительность. Но можно и задуматься, найти оригинальные сравнения, преувеличения, противопоставления, можно использовать меньше или больше слов, строить фразы короткие или длинные, использовать чаще или реже причастные и деепричастные обороты, вводить в текст редкие или иностранные слова, и все это вместе взятое (а также многое другое) определит ваш индивидуальный стиль (его еще называют слогом или языком писателя).

Если вещь читается легко, мы говорим: у автора легкий воздушный стиль; если тяжело – тяжелый (как каменный) стиль; можем сказать: стиль заумный, филигранный, затейливый, бедный, богатый, узнаваемый, безликий и так далее. Например, стиль «Школы для дураков» Саши Соколова – витиеватый и безусловно узнаваемый; стиль «Айвенго» тяжеловат; стиль романов Стаута о Ниро Вульфе – легкий и простой для читательского восприятия.

Итак, структура фраз, чередование сложных и простых предложений, употребление определенных слов, научных терминов и знаков препинания, наличие или отсутствие юмора, эротики, острых сцен, темп повествования, членение текста на абзацы, комбинация сюжетных линий, эмоциональный фон – все это определяет индивидуальный писательский стиль. Стиль – почти такой же точный способ идентификации личности автора, как отпечатки пальцев. Проиллюстрирую это случаем, описанным в уже упоминавшейся повести Рекса Стаута «Сочиняйте сами».

К Вульфу явилась группа нью-йоркских издателей и писателей с просьбой расследовать неприятную историю. После выхода некоторых очень успешных книг их сочинителей обвинили в плагиате – якобы каждый из этих романистов использовал сюжет начинающего автора, изложенный в рассказе или небольшой повести. Таких предъявивших претензию авторов было трое: Алиса Портер, Саймон Джекобс, Джейн Огильви. Написанные ими вещи действительно посылались в издательства, а также успешным писателям (ради отзыва), но их никто не читал и не вспоминал о них, пока не появлялась очередная претензия. Чтобы избежать скандала, издатели и писатели откупались, причем суммы были весьма крупными. Наконец, столкнувшись с очередной угрозой, они решили нанять Вульфа.

Первым делом Ниро Вульф затребовал три текста – Портер, Джекобса и Огильви, – которые были получены разными издательствами и потому вместе не анализировались. Он изучил эти тексты, напечатанные на разных пишущих машинках, и теперь делится с Арчи Гудвином своими выводами:

«– Что же вы обнаружили? – спросил я. – Отпечатки пальцев?

– Лучше чем отпечатки. Все три рассказа написаны одним лицом.

– Вот как! Но не на одной машинке. Я сравнивал шрифты.

– Я тоже. – Вульф помахал в воздухе листками. – Это куда важнее машинки! На машинке можно сменить шрифт. – Он взглянул на первую страничку. – В повести Алисы Портер герой «изрекает» шесть раз. В рассказе Саймона Джекобса – восемь раз. У Джейн Огильви – семь раз. Ты, конечно, знаешь, что почти у каждого писателя имеется свой излюбленный заменитель слова «сказал». В поисках вариаций для «он сказал» или «она сказала» автор заставляет своих героев «заявлять», «утверждать», «выпаливать», «произносить», «молвить», «изрекать», «оповещать», «заметить», «бросить», «обронить», «буркнуть», «ввернуть», «шепнуть» – синонимов десятки. Как правило, у каждого автора свои излюбленные словечки. Ты согласен, что это не простое совпадение – привязанность одного мужчины и двух женщин к одному и тому же «изрекать»?

Я неуверенно кивнул.

– Я обнаружил и другие примечательные совпадения, – продолжал Вульф и взглянул на второй листок. – Два из них буквальные. Алиса Портер пишет: «Ни за какие блага мира не согласится она унизить собственное достоинство». Саймон Джекобс пишет так: «Неужели он потеряет свое доброе имя? Ни за какие блага мира!» И еще: «Ни за какие блага мира не согласится она вновь на муки, которые не вынесла бы никакая другая женщина». У Джейн Огильви герой рассказа отвечает на вопрос так: «Ни за что, дорогая, ни за какие блага мира».

Я потер щеку.

– А какие блага мира сулит все это вам?

Он отмахнулся от меня и перешел к третьей страничке.

– Еще одно буквальное совпадение. У Алисы Портер: «Едва лишь она тронула его за руку, как сердце у него учащенно забилось». И еще: «Едва лишь наступили сумерки, когда она подошла к своей двери и достала из сумочки ключи». И еще: «Оставался едва лишь один шанс». Саймон Джекобс при аналогичных построениях фразы использует «едва лишь» четыре раза, а Джейн Огильви – три.

– Сдаюсь, – изрек я. – Случайность исключается.

– Есть еще два момента. Первый – пунктуация. Авторы всех трех рассказов без ума от точки с запятой и пользуются этим знаком препинания в тех случаях, когда большинство людей избрали бы точку или тире. Второй момент для меня, пожалуй, самый решающий… Ловкий хитрец может умышленно преобразить все элементы своей манеры письма, кроме одного – разделения на абзацы. Отбор слов, синтаксис могут сознательно быть подвергнуты изменению, но деление на абзацы делается инстинктивно, подсознательно. Я допускаю возможность, что буквальные совпадения и даже пунктуация могут быть случайными, хотя это маловероятно, но деление на абзацы – никогда. И я утверждаю, что тексты этих трех рассказов делились на абзацы одним и тем же лицом!»