Литературный талант. Как написать бестселлер - Михаил Ахманов

Ритм повествования. В словаре Квятковского довольно сложно объясняется, что такое ритм. Я попробую проще.

Начните читать художественный текст, свой или чужой, вслух, громко и с выражением. Если это не вызывает труда, если вы не запинаетесь на запятых, тире, двоеточиях и точках, а с легкостью выдерживаете нужную паузу, если все слова произносятся легко и ясно и вы не ломаете язык на словах длинных и неуклюжих, если фразы такой длины, что вы можете вымолвить их на одном дыхании, а на точке (долгая пауза) остановиться, вдохнуть воздух и читать дальше – словом, если речь льется плавно, текст в ритмическом отношении удовлетворителен.

Наоборот, если чтение осложняется, то с ритмикой что-то не в порядке. Типичная трудность – не запланированные знаками препинания остановки, когда пытаешься сначала прочитать трудное слово про себя, ибо произнести его сразу не удается.

Ритм можно было бы назвать внутренним музыкальным или, согласно Квятковскому, ритмом гармонического движения, соразмерностью фраз при их чтении и звучании, равно важном в поэзии и прозе.

Обратимся теперь к эпиграфу этой главы, где тоже говорится о ритме, но о другом – о ритмической смене событий в повествовании. Выше мы обсуждали чередование мелких элементов текста, отдельных действий персонажей, их реплик, описательных деталей. Их нужно подавать так, чтобы в сцене постоянно ощущался переход от одних элементов к другим. То же самое касается блоков, то есть крупных эпизодов или глав: чередование определяет смену событий. Как мне представляется, эта мысль Умберто Эко также связана с размером глав, обсуждавшимся в разделе 9.2 – ведь значительная смена событий происходит от главы к главе, и, значит, эти главы-блоки должны быть соразмерными.

«Гармония зависит не от продолжительности вдохов и выдохов, а от регулярности их чередования».

Правильный ритм в обоих смыслах также придает тексту выразительность. И он, несомненно, связан с темпом повествования, с тем, с какой скоростью движется сюжет: быстро («дыхание газели») или медленно («дыхание кита или слона»).

Темп повествования. В остросюжетном романе «экшн» события разворачиваются быстро, иногда с умопомрачительной скоростью – не успел дочитать до десятой страницы, а трупов уже батальон, героиню пытают, герой взорвал бензоколонку, его соратники поливают «плохишей» из автоматов. В серьезной прозе и исторических романах темп не столь стремительный, в них автор может поразмышлять о смысле жизни, герой – предаться рефлексиям, а героиня – навестить любимую бабушку или отправиться в монастырь. Но какой бы ни была, в зависимости от жанра и сюжета, эта скорость, темп то нарастает, то спадает, динамичные сцены чередуются с более медленными, погони и схватки – с эпизодами размышлений, воспоминаний и более плавным ходом действия.

С изменяющимся темпом повествования связаны конструкция используемых фраз и их чередование в тексте. Предложения могут быть очень простыми, «рублеными» («Он атаковал»); короткими, но описывающими ряд действий, связанных с одним событием («Он выхватил сверкнувший на солнце клинок и ринулся вперед в стремительной атаке»); более длинными сложносочиненными и сложноподчиненными – так описываются сложные действия, мысли, объекты.

Представьте, что вы пишете только короткими или только длинными фразами. В первом случае текст будет казаться примитивным, рваным и нехудожественным, а во втором – нечитабельным, тяжелым для понимания. Значит, необходимо чередовать все типы фраз, короткие, средние и длинные, чтобы текст не выглядел нудным и монотонным.

В какой пропорции чередовать? Это зависит как от вашего стиля, так и от темпа повествования в конкретном эпизоде. Короткие «рубленые» фразы подчеркивают динамизм действия и уместны при описаниях стремительных событий – поединок, борьба со смертельной опасностью, быстро принимаемое решение и т. д.

Фразы длинные и сложные задают медленный темп повествования, пригодный для описаний пейзажа, обстановки, нетривиальной ситуации, размышлений героя, авторского комментария.

Важный момент искусства описания состоит, например, в том, чтобы осуществить его средними и длинными фразами, а закончить короткой и энергичной, акцентирующей внимание читателя на каком-нибудь характерном свойстве, сравнении метафорой. Например, вы можете посвятить абзац описанию скалы – светло-серой, огромной, остроконечной, вытянутой вверх, сверкающей на солнце, а закончить плавный текст выразительной короткой фразой: «Скала как обнаженный меч»; «Не скала, а пронзающий небо шпиль».

Рассмотрим сцену, в которой короткие фразы передают стремительность происходящего. Для этого я выбрал исторический роман современного писателя Стивена Прессфилда «Врата огня», посвященный сражению в Фермопилах, легендарной битве трехсот спартанцев с огромной персидской армией. Группа спартанцев совершает боевой рейд – тайно подобравшись к лагерю персов, они врываются в шатер царя, собираясь его уничтожить (но их постигла неудача – царя в шатре не оказалось). События описаны от первого лица, от имени спартанского воина-лучника. Диэнек, Дорион, Петух, Собака и т. д. – имена и прозвища спартанцев. Обратите внимание на четвертый абзац. Множество событий, произошедших за считаные секунды, описывается короткими фразами.

«Персы в шатре сражались точно так же, как их товарищи в проходе и в Теснине. Они привыкли к метательному оружию – дротикам, копьям и стрелам – и искали пространства, чтобы пустить их в ход. Спартанцы же были обучены ближнему бою с врагом. Прежде чем кто-либо успел вдохнуть, сомкнутые щиты лакедемонян были утыканы стрелами и наконечниками дротиков. Спустя еще миг их бронзовая поверхность ударила в сгрудившуюся массу врага. На мгновение показалось, что персов сейчас просто растопчут. Я видел, как Полиник с размаху вонзил копье в лицо какого-то вельможи, потом выдернул окровавленный наконечник и воткнул в грудь другого. Диэнек с Александром расправились с троими так быстро, что глаз еле успел уловить. Сферей как безумный врубился своим топором прямо в горстку кричащих жрецов и секретарей, которые растянулись на полу.

Слуги Великого Царя жертвовали собой с ошеломительной отвагой. Двое прямо передо мной, юноши с еще не пробившейся бородой, разом рванули ковер на полу, толстый, как зимняя шуба пастуха. Используя его как щит, они бросились на Петуха с Дорионом. Если бы было время посмеяться, вид разгневанного Петуха, с досадой вонзавшего свой ксифос в этот ковер, вызвал бы шквал смеха. Первому слуге он разорвал горло голыми руками, а второму проломил череп еще горящей лампой.

Что касается меня, я выпустил все четыре стрелы, что держал в левой руке, с такой бешеной скоростью, что не успел и глазом моргнуть, как уже нащупывал колчан. Не было времени даже проследить, куда летят стрелы и попадают ли в цель. Я сжал новый пучок стрел в колчане за плечом, когда, подняв глаза, увидел, как прямо мне в лоб, вращаясь, летит отполированная сталь брошенного боевого топора. Я инстинктивно согнул ноги. Казалось, прошла вечность, прежде чем сила тяжести увлекла меня вниз. Топор был так близко, что я слышал, как он рассекает воздух, и видел прикрепленные к рукояти пурпурные страусовые перья и отчеканенных на стали двухголовых грифонов. Убийственное лезвие находилось уже в половине локтя от моей переносицы, когда смертоносный полет прервала кедровая стойка, которую я даже не заметил. Топор на ладонь вошел в дерево. На полмгновения я увидел лицо человека, метнувшего его, а потом стена шатра распахнулась.

Внутрь хлынули египетские пехотинцы, за первыми двадцатью следовали еще двадцать. Теперь вся сторона открылась для ветра. Повсюду порхали эти сумасшедшие птицы. Собака упал, ему пропорол кишки двуручный топор. Дориону пронзила горло стрела, и он отшатнулся назад, блюя кровью. Диэнека ранили, и он отступил к Самоубийце. Впереди оставались лишь Александр, Полиник, Лахид, Сферей и Петух. Я видел, как изгой пошатнулся. Полиника и Петуха окружили нахлынувшие египтяне.

Александр остался один. Он выделил фигуру Великого Царя или какого-то вельможи, которого принял за царя, и занес над правым ухом руку с копьем, готовясь перебросить его через стену вражеских защитников. Я видел, как он оперся на правую ногу, собирая для броска все силы. Когда его плечо двинулось вперед, один персидский вельможа – как я узнал позже, это был полководец Мардоний – нанес своим кривым мечом такой сильный и точный удар, что отрубил Александру руку у запястья.

В моменты высочайшего напряжения время как будто замедляется, позволяя мгновение за мгновением замечать все, что разворачивается перед глазами. Я видел, как рука Александра, все еще сжимавшая копье, на мгновение зависла в воздухе и стала стремительно падать, по-прежнему обхватив древко. Правое предплечье и плечо продолжали движение вперед со всей силой, а из обрубка руки хлынула яркая кровь. Какой-то миг Александр не понимал, что случилось. 3амешательство и неверие заполнили его глаза, он не мог уяснить, почему копье не полетело вперед. На его щит обрушился удар боевого топора, и Александр упал на колени. Я находился слишком близко, чтобы помочь ему своим луком, и нагнулся, чтобы подобрать его копье, в надежде метнуть в персидского вельможу, прежде чем тот успеет снести моему другу голову».