Восточная миссия (сборник) - Сергей Бортников

– Надо – значит, надо. Только куды? – несмело поинтересовался Андрей.

– На Волыни у мамы есть родная сестра – ваша тетя. Ганя ее зовут. Пробирайтесь к ней, пока не ударили морозы.

– Ни, тату, мы с вами! – решительно возразил Алеша, впервые в жизни переча отцу.

– А если меня не станет?

– Как это? – округлили глаза братья.

– А вот так. «За контрреволюционную деятельность и саботаж»…

– Так вы ж у нас того, одним из первых в колхоз вступили!

– Завтра в село прибудет новый командир прод отряда. Тот на былые заслуги взирать не станет. Трах-бах – и готово!

– Но…

– Никаких «но». Ежели что со мной случится – сразу садитесь в лодку и плывите вниз по течению. Вода сама вас вынесет куда надо!

Отца забрали в тот же вечер. Всю ночь держали в сельсовете, заставляя подписать какие-то бумаги. Но Иван упрямо отказывался.

Ночью его и еще десяток мужиков из соседних сел под присмотром нескольких вооруженных красноармейцев отправили в губернский город. Больше о них никто не слышал…

Как только на востоке запылал край солнечного диска, Екатерина, плача, стала собирать детей в дальнюю рискованную дорогу:

– Андрейчик, Алешенька… Родные вы мои, милые. Никогда не забывайте своих родителей… Что бы не случилось – пишите письма. И при первой возможности – возвращайтесь домой.

– Добре, мамо, – еле сдерживал слезы Андрей.

– Вот адрес тети Гани. Она добрая и чуткая, примет вас, как родных… Лодку пустите дальше по течению, больше она нам не понадобится. Ну, с Богом… Берегите себя!

– Не волнуйтесь, мамо. Все будет хорошо! – клятвенно заверил Алексей.

Алеша достал заблаговременно припасенный нож и полоснул его лезвием по привязанной к дереву веревке, другой конец которой был продет в кольцо, закрепленное на носу покачивающейся на волнах лодчонки.

– Залазь, – прошептал, озираясь по сторонам.

Брат послушно уселся на одну из поперечин.

– Ложись!

Андрей упал на дно ногами в сторону кормы.

Алексей вошел в воду, оттолкнул лодку от берега и, перевалившись через ее борт, улегся, вытянувшись в противоположную сторону.

Подхваченное мощным течением, легкое деревянное суденце резво побежало на вожделенный юго-запад.

По левому берегу широкой полноводной реки неторопливо брели трое советских пограничников. Впереди них бежала собака. На груди старшего наряда болтался бинокль. Время от времени он прикладывал его к своим зеницам и четко отдавал команды:

– Кажется, на нас плывет какое-то бревно. Рядовой Гатаулин!

– Я…

– Похоже, это лодка. Готовьте багор!

– Есть!

Стройный молодой солдатик с раскосыми, вечно улыбающимися глазками, ловко нырнул за ближайший куст за длинной палкой, на конце которой виднелся острый железный крюк и пошел к месту, где фарватер реки пролегал у самого берега.

Когда гонимая течением лодка с братьями приблизилась на минимальное расстояние, он попытался зацепиться за ее борт, но Андрей успел вставить под крюк лезвие своего топорика и вывернуть багор.

Пограничник попробовал повторить задуманное чуть ниже, но снова безрезультатно.

Тем временем лодку уже вынесло течением на середину реки.

– Чертов туман! – сплюнул Гатаулин. – Ничего нельзя рассмотреть! Но там кто-то есть! Точно! Нутром чую!

– А мы сейчас проверим! – злорадно улыбнулся старший наряда и, припав на одно колено, выстрелил. Затем еще раз. И еще. Одна из пуль попала Алешке в руку. Он взвыл от боли и поднялся в полный рост.

Ствол винтовки еще дважды полыхнул огнем.

Мальчишка схватился за грудь и свалился за борт.

– Марат! – прохрипел сержант.

– Я! – сразу же отозвался Гатаулин.

– Достать диверсанта!

– Есть!

Солдат быстро разделся и полез в воду. Спустя мгновенье раненый оказался на берегу.

А лодка с его братом понеслась дальше.

Глава 2

Война

Начало лета 1939 года.

Сначала поездом, затем – на подводе Клименко добирался к своему новому месту службы. Впрочем, новым его можно было назвать только условно. Ибо прежде, чем поступить в военное училище, Алексей провел здесь целых пять лет как воспитанник. Сам командир заставы Никитин взял над ним шефство!

А вот и он.

Все такой же стройный, подтянутый, только первая седая прядь появилась на левом виске.

– Лейтенант Клименко для дальнейшего прохождения службы…

– Отставить! Иди-ка сюда, сынок, дай я на тебя полюбуюсь! Хорош… Хорош… Совсем не похож на того подстрелыша, которого мы выудили в реке семь лет тому назад… Да, кстати, как закончил училище?

– На отлично, Василий Ефремович.

– Молодец… Домой заезжал?

– Нет.

– Почему?

– Ответ пришел на мой запрос. Из сельсовета. Больше нет у меня ни одной родной кровинки на всей земле.

– Так уж и ни одной? А я?

Алеша бросился к майору и обнял его.

– Только вы и остались, батьку.

– И тетка.

– Какая еще тетка?

– Анна.

– А-а-а… Вы нашли письмо? И ничего не говорили мне столько лет?

– Бумага, конечно, сильно намокла, но мы почти дословно восстановили текст. «Прийми моих деточек, как своих родных»… Что это означает?

– Наверное, родители собирались переправить через реку еще кого-то.

– Наверное…

– Как бы там ни было, теперь вы для меня и отец, и мать.

– Спасибо, сынок!

Они еще раз обнялись и пошли вдоль берега пограничной реки.

– Вот, скажи мне, почему так получается? – пустился в философствование майор. – Мы с тобой – украинцы, и по ту сторону – вроде бы такие же малороссы… А живем в разных державах? Нет, чтобы объединиться и сообща взять за горло капиталистическую гидру…

– А может, они того, не хотят никого брать за горло? – несмело возразил Клименко.

– Хотят… Паны называют нашего брата быдлом, запрещают изучать родной язык.

– Так и мы с вами вроде как не на мове балакаем…

– Отставить… Понимаешь ли, сынок, мы строим социализм, общество будущего, в котором не будет эксплуатации человека человеком, где рабочие и крестьяне наконец-то получат возможность реально управлять государством… А у них при власти – паны, шляхта, готовые спустить три шкуры с трудящегося человека.

– Так-то оно так, батьку. Только большой голод почему-то был у нас, а не у них.

– Ты же знаешь: это плата за индустриализацию страны. Зато теперь мы имеем самые лучшие в мире танки, самолеты. Есть чем защитить Отечество от капиталистической угрозы!

Москва. Ночь с 23 на 24 августа 1939 года.

Министр иностранных дел Германии Иохим фон Риббентроп, которого Молотов пригласил в Москву, как только получил соответствующее указание Сталина, размашисто подписал Договор о дружбе и сотрудничестве и передал папку своему советскому коллеге.