Открытие смерти в детстве и позднее - Сильвия Энтони

По мере того, как люди меньше думали о том конце, о котором писал Паскаль, они все более остро осознавали присутствие смерти, которую время привносит в саму жизнь.

…И когда я понял, что не испытываю радости, думая о том, что она жива, – что я больше не люблю ее, – мне следовало испытать большее потрясение, чем человеку, который, глядя после месяцев путешествия и болезни на свое отражение в зеркале, обнаруживает седые волосы и другое лицо… это сообщение: «человек, которым я был… более не существует; я стал другим».

За такой смертью в жизни, разумеется, следует воскресение, но уже другого эго. Или работа памяти может создать единое, целостное Я? Может ли утраченное время быть обретено заново? «В прустианском мышлении, – пишет Пуле, – память играет сверхъестественную роль, как благодать в христианстве. Возможно, воскресение души после смерти следует понимать как феномен памяти» [325] .

Побуждение к интегративному акту вспоминания является не интеллектуальным, а эмоциональным; одной силы воли недостаточно, сама по себе она стерильна. Прошлое оживает в настоящем лишь тогда, когда вдохновленная этим прошлым эмоция проходит сквозь время неразорванной нитью. Следуя за нитью в прошлое, Пруст обнаруживает рай раннего детства, которое описывает словами, странно напоминающими предшествовавшего ему автора, которого он едва ли мог читать:

[ПИ 54] Надо заметить, что земля и живые существа – все, что не было мною, – казались мне тогда более ценными, более значительными, живущими более реальной жизнью, чем это представляется людям уже сложившимся. Землю от живых существ я не отделял [326] .

[ПИ 55] Все выглядело новым, поначалу странным, невыразимо редкостным, восхитительным и прекрасным. Я был маленьким чужестранцем, которого при входе в мир встречали и окружали бесчисленные радости… Само мое неведение являлось преимуществом. Все вещи были безупречными, чистыми, сияющими: да! и бесконечно моими, и радостными, и такими дорогими мне… Все пребывало в покое, свободное и бессмертное… Пыль и булыжники улицы были драгоценны, как золото; ворота поначалу являлись концом мира… Люди!.. Мальчики и девочки, которые возились и играли на улице, были подвижными сокровищами. Я понятия не имел, что они были рождены или что им предстоит умереть; все вещи вечно пребывали на присущих им местах. Вечность обнаруживала себя при Свете Дня [327] .

Оба писателя стремятся вновь увидеть мир таким, каким видели его в детстве, – иначе им не вернуть себе не просто счастье, а позитивную ценность существования, и не опровергнуть смерть воспринимающего Я во времени. Дабы оценить узнанное о времени, смерти и их отношении, человек возвращается во время, предшествовавшее его учебе, и интерпретирует полученные уроки, исходя из того взгляда на жизнь, который был у него до первого понимания времени и смерти. «В моем конце – мое начало».

Глава X НЕУМОЛИМЫЙ ЗАКОН, СЛУЧАЙ И НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ

В предыдущей главе мы исследовали связи между представлениями о смерти и о времени у ребенка и у взрослого. Согласно физике, измерение времени в конечном счете определяется нашей концепцией универсальных законов природы. Предмет этой главы – связь между концепцией смерти и идеей универсальности природных законов. На этой связи основаны представления о смерти, относящиеся к категории E (см. главу III); исследуя формирование концепции причины, мы видели, что развитие происходит в направлении этой категории.

На предшествующих стадиях концептуального развития атрибуты живой и мертвый отделились от феноменов. Стало восприниматься собственное Я – как активный центр своего мира; мертвый уже не определяется просто как ушедший, или убитый, да и каким-либо иным ограниченным образом; ни любовь, ни ненависть больше не наделяются силой спасать или уничтожать; биологические аспекты смерти стали видеться как более существенные, чем ее ритуальная сторона. Переживание смерти остается источником эмоционального и автономного возбуждения; вызывает реакции тревоги, обесценивания или вызывающей бравады; возможно, служит стимулом для постоянного поиска неких ответов. Концепции смерти и причины по-прежнему тесно переплетены. Именно это мы и обсудим вначале.

Пиаже писал: «Будучи порождена отношениями между личностной активностью и внешним миром, [каузальность] на первых порах проникнута смесью магичности и феноменализма, но позднее… она становится частью системы отношений как таковых» [328] .

В данной главе мы будем говорить главным образом о переходе к этой последней стадии, определяемой в терминах, которые использовал Пиаже, и в целом будем исходить из его картины интеллектуального развития ребенка, хотя с некоторыми оговорками. В связи с обсуждением взаимоотношений между концепциями смерти и универсальности природных законов речь будет идти также о том, что установление связи между этими концепциями есть шаг вперед в интеллектуальном развитии, и что после того, как этот шаг совершен, актуальная потеря переживается иначе. Наконец, будет обсуждено, не могут ли ранние ассоциации со смертью оказать влияние на характер ведущих жизненных интересов индивида.

Когда развитие детей изучается на больших выборках и в результате устанавливаются нормы, то стадии и переходы между ними могут исчезнуть из поля внимания, потому что у разных детей они наступают в разном возрасте. Они окажутся скрыты за усредненными кривыми развития. Общепризнанны изменения телесного функционирования в процессе развития. По-видимому, они делают возможной и смену психологических стадий. Исследуя электроэнцефалограммы детей разного возраста, Грей и Уолтер (Grey, Walter) обратили внимание на внезапные изменения индивидуального функционирования в процессе роста, в результате чего они выступили с афористическим предупреждением: Внимание, ступени! [329] [330] – Хаксли и Лоренц (Huxley, Lorenz) описывают критические периоды в развитии животных, когда те особенно уязвимы. Психоаналитик Эрик Эриксон (Erik Erikson) утверждает, что критические события в личной жизни могут быть особенно травматичными и угрожающими психической стабильности, если происходят в периоды интенсивного роста.

Характерные стадии человеческой жизни признаются и на уровне культурных практик, и в рамках социологических теорий. Примеры культурных практик – крещение, бармицва, традиционные торжества в связи с окончанием школьного обучения, совершеннолетием, завершением профессионального обучения, выходом на пенсию. В качестве теоретических примеров можно привести выделение стадий психосексуального развития – оральной, анальной и генитальной; интеллектуального развития – сенсорно-моторной, эгоцентрической, стадии конкретных операций и стадии логических операций. Каждая стадия, привнося новые функции, может поначалу вызывать отход назад, или регрессивные тенденции, – старые пути должны быть пройдены по-новому. Переориентация по отношению к будущему часто требует в какой-то мере прожить прошлое заново.

При описании уровней психической структуры Пиаже вводит понятие о соответствующих последовательных состояниях равновесия. Эта идея согласуется с представлениями о стадиях развития; статические, или равновесные, свойства каждой из последовательных стадий могут поддерживаться лишь благодаря характерной постоянной активности. Достижения, относящиеся к определенной стадии, могут спонтанно проявляться на предыдущей, но они не воспроизводятся стабильно до более позднего времени. Червонная Королева Льюиса Кэрролла может рассматриваться как динамическая модель начального этапа свежеприобретенной стадии: требуются большие усилия, чтобы сохранять свою позицию. Затем достигается равновесие на новом уровне, затем происходит адаптация ко все более сложному восприятию окружающей среды, пока, наконец, баланс не нарушается и не наступает скачком качественное изменение, требующее, в свою очередь, реструктуризации.

Мы утверждаем, что стадии концептуализации смерти могут играть инициирующую роль для стадий интеллектуального развития. Как будет показано ниже, этот тезис получает некоторую поддержку в наблюдениях Пиаже, но обнаруживаемые нами стадии и по возрасту, и качественно не слишком соответствуют тем, что Пиаже описывает как этапы развития мышления и когнитивных способностей ребенка; также мы иначе, чем он, интерпретируем связь между концепциями смерти и причины на продвинутой стадии.

Пиаже считает, что прекаузально мыслящий ребенок строит все объяснения на мотивации. По его мнению, в этот период каузальные (причинно-следственные) и логические объяснения смешаны с психологическими, идея случайности отсутствует. Все кажется ребенку отлично отрегулированным, пока он не начинает сознавать разницу между жизнью и смертью.