Проклятый манускрипт - Филипп Ванденберг

— Пергамент с тобой, не так ли? — голос Ульриха оторвал ее от размышлений. Афра кивнула и провела рукой по карману плаща.

— Хотя я уже не уверена, что он принесет нам пользу, — сказала она.

Ульрих фон Энзинген внимательно посмотрел на нее.

Речной пароход шел быстро. Время от времени в борт ударяли волны, звучавшие как неравномерные удары молота. Других звуков на реке не было. Когда занялся день и ветер разогнал низкие тяжелые тучи, Ульрих убрал занавеси с окон.

Афра разглядывала луга, сменявшиеся горными пейзажами. Спустя некоторое время она нерешительно сказала:

— Я же рассказывала тебе о монастыре, в котором нашла временное убежище. В библиотеке висела карта. На ней были нарисованы реки Рейн и Дунай, текущие с севера на юг и с запада на восток. Были видны большие города…

— К чему ты ведешь?

— Если я правильно помню карту, то Страсбург находится как раз в противоположном направлении тому, в котором мы сейчас плывем.

Ульрих рассмеялся.

— Тебя не обманешь. Но не беспокойся. Мы поплывем на корабле только до Гюнцебурга. Обманный маневр, на случай если наш побег обнаружат. В Гюнцебурге достаточно извозчиков, которые за деньги отвезут нас куда угодно.

— А ты еще умнее, чем я думала, — сказала Афра, с восторгом глядя на Ульриха.

В своем упоении друг другом они не заметили, что под окном их подслушивали и ловили каждое слово.

Глава 4

Чернолесье

— Куда? — спросил извозчик и удивленно поднял брови. Он казался довольно благородным, поскольку его платье сильно отличалось от одежды остальных извозчиков. Кроме того, он был не один, а в сопровождении вооруженного до зубов охранника.

— Не важно куда, — ответил Ульрих фон Энзинген. — Главное, на запад.

— В таком случае мы сможем договориться, — заявил благородный извозчик и оценивающе оглядел Ульриха и Афру. Путешественники произвели на него вполне благоприятное впечатление.

На берегу реки, где Гюнц и Hay впадали в Дунай неподалеку друг от друга, ожидали около дюжины различных повозок, двухосных телег, запряженных коровами, крепкие арбы, запряженные волами; но только одна повозка, фургон новейшей конструкции, дававший путешественникам защиту от ветра и непогоды, была запряжена лошадьми. Берег Гюнцебурга, где Ульрих и Афра сошли с речного парохода, считался любимым перевалочным пунктом путешественников. Здесь выгружали товары с кораблей на повозки и наоборот.

Только благородные господа имели свои собственные экипажи. Поэтому извозчики, которые везли строительные материалы, живых зверей, кожу и ткани, за звонкую монету готовы были подвезти путешественников.

Извозчик, с которым заговорил Ульрих фон Энзинген, загрузился оловянной и серебряной посудой из Аугсбурга и потребовал шесть пфеннигов с человека в день. Вообще-то это была двойная плата, но на возражения Ульриха извозчик ответил, что лошади и едут в два раза быстрее, чем обычная арба, запряженная волами, а кроме того, у фургона есть крыша.

— Когда ты отправляешься в путь? — поинтересовался Ульрих.

— Если хотите, можно немедленно. Плата вперед за три дня. Кстати, меня зовут Альперт, а охранника — Йорг.

Архитектор вопросительно посмотрел на Афру. Та кивнула, и Ульрих вложил в ладонь извозчика требуемую сумму.

— При условии, что ты объедешь Ульм стороной.

— Боже милостивый, да что мне делать в Ульме, где заправляют торгаши и душегубы?

— Не повезло тебе там, да?

— Именно, господин. Жители Ульма налагают пошлину в зависимости не от количества повозок, а от стоимости груза. За повозку с камнями для строительства собора нужно платить меньше, чем за такую, как у меня, с серебряной посудой. При этом повозки с камнями оставляют на дороге колеи глубже, чем моя запряженная лошадьми повозка с легкой посудой. Душегубы они, проклятые душегубы! Ну да вы знаете, деньги к деньгам липнут.

И, погружая большой багаж архитектора и узелки Афры в фургон, извозчик пояснял:

— Мы переедем через реку в двух милях отсюда, отправимся дальше через Дунайский лес на запад, и Ульм останется к югу от нас. Сейчас хорошо подниматься в Альпы. По ночам уже первые морозы, дороги не раскиснут. Так что в путь!

Ульрих помог Афре сесть в фургон, где они удобно устроились на скамье позади извозчика и его охранника. Альперт хлестнул лошадей, и две кобылки, тяжеловозы с косматыми гривами, тронулись с места.

Афре еще никогда не доводилось путешествовать с таким комфортом и так быстро. Деревья в Дунайском лесу, простиравшемся по обоим берегам реки, пролетали мимо нее с молниеносной быстротой. Позже, когда Ульм остался далеко позади, возле Блауштайна путь перегородила Блау, которая становилась тем более бурной и быстрой, чем дальше они продвигались на запад, и, казалось, не знала, в какую сторону ей течь. Кучер и его охранник оказались очень разговорчивыми попутчиками, им было что порассказать о каждой улице, о каждом городке, через которые они проезжали.

Над землей расстилался влажный туман. В эти короткие осенние дни солнце едва находило в себе силы бороться с холодом. Афра мерзла под одеялом, которое Ульрих набросил ей на плечи.

— Вы много хотите сегодня проехать? — крикнула она кучеру. — В это время года рано темнеет.

А Ульрих добавил:

— Кроме того, нас мучит голод! Мы весь день ничего не ели.

Кучер указал рукоятью плети куда-то вперед.

— Видите дуб на холме? Там на дороге развилка. Дорога направо ведет на Визенштайг и дальше на север. А налево — всего две мили до Герольдсбронна. Там нас ждет постоялый двор и отдых для лошадей. Вы будете довольны.

Весь день Афра и Ульрих почти не разговаривали. Дело было не в том, что между ними пробежала черная кошка, просто они очень устали. Кроме того, поездка была слишком шумной, а дороги — ухабистыми. Все это усыпляло, как сок мака. Поэтому каждый предавался своим мыслям. Афре было сложно привыкнуть к новой ситуации. Еще прошлой ночью она думала, что одной ногой стоит в могиле, а теперь, всего день спустя, она вместе с Ульрихом фон Энзингеном была на пути к новой жизни. Как-то им будет в Страсбурге?

Ульрих тоже вспоминал события прошедшего дня. Внезапная смерть Гризельдис опечалила его сильнее, чем ему казалось. Но больше всего его удручало то, что настроение в городе так быстро повернулось против него. Он никогда не думал, что в Ульме, в городе, который столь многим ему обязан, его бросят в тюрьму. В душе мастера боролись горечь и ярость. Мысленно Ульрих собирался теперь построить в Страсбурге самую высокую башню — назло жителям Ульма.