Рэкетир - Джон Гришэм

— Если вы станете со мной сотрудничать, а ваши родственники нет, то это усугубит ваши проблемы? — спрашиваю я.

Он усмехается:

— У Кули без проблем не бывает. Мы прославились своими склоками.

— Давайте поступим так. Мы подпишем соглашение размером в одну страничку, заранее подготовленное моими юристами, — совсем простое, так что вам не придется обращаться к собственному юристу, если только не захочется сорить деньгами. Там говорится, что вы, Натан Кули, будете всецело сотрудничать в производстве этого документального фильма. За это получите восемь тысяч долларов — это минимальная оплата актера в таких проектах. Время от времени либо тогда, когда пожелаете, вы можете просматривать отснятый материал, и — внимание! — если увиденное придется вам не по нраву, вы вправе прервать сотрудничество, после чего я лишаюсь возможности использовать отснятое. Это справедливые условия, Натан.

Он кивает. Можно подумать, что он ищет подвох, но Натан не из тех, кто способен к быстрому анализу. К тому же выпитое заставляет его торопиться. Подозреваю, его подкупило слово «актер».

— Восемь тысяч долларов? — повторяет он.

— Да, я же объяснял, это малобюджетные фильмы. На них не разживешься.

Занятно, что я упомянул о деньгах раньше его. Чтобы дополнительно подсластить пилюлю, я добавляю:

— Еще вам положена небольшая часть навара.

Любопытно, как Натан представляет себе этот «навар»?

— То есть вам кое-что перепадет, если фильм выйдет на коммерческий экран, хотя на это лучше не надеяться. Вы делаете это не ради денег, Натан, а ради брата.

На тарелке перед ним выросла гора костей. Официантка убирает объедки и приносит по третьей порции пива. Важно занимать его разговором, чтобы не оставалось времени думать.

— Каким был Джин? — спрашиваю я.

Он трясет головой, вот-вот заплачет.

— Старший брат, сами понимаете… Наш отец пропал, когда мы были еще малышами. Он да я…

Он вспоминает забавные эпизоды из детства: два пацана лицом к лицу с безжалостной жизнью. Мы в третий раз осушаем бокалы и заказываем по четвертой порции, но клянемся, что больше — ни-ни.

В десять часов утра следующего дня мы с Натаном встречаемся в кафе в Редфорде. Он просматривает договор, задает несколько вопросов и ставит свою подпись. Я расписываюсь в качестве вице-президента «Скелтер филмз» и передаю ему чек на восемь тысяч с банковского счета компании в Майами.

— Когда начнем? — спрашивает он.

— Я здесь и никуда не уезжаю, Натан. Чем раньше, тем лучше. Завтра утром вас устроит?

— Вполне. Где?

— Я уже думал об этом. Мы на юго-западе Виргинии, важный элемент здешнего пейзажа — горы. Более того, сюжет тесно связан с землей. Лучше начать с натурных съемок, а там поглядим. Вы живете в городе?

— Снимаю домишко за городом, недалеко. В окно, выходящее во двор, хорошо видны горы.

— Давайте проверим. Я приеду в десять утра с небольшой группой, посмотрим, как там со светом.

— Заметано. Я поговорил с матерью. Она ни в какую.

— Может, мне самому с ней потолковать?

— Попробуйте, но она твердый орешек. Ей не нравится сама мысль, что кто-то будет снимать фильм про Джина и нашу семью. Она считает, что вы покажете нас кучей невежественных остолопов с гор.

— Вы ей объяснили, что у вас будет право отсматривать снятое?

— Пытался объяснить. Но она была пьяна.

— Мне очень жаль…

— Увидимся завтра утром.

Глава 30

Натан живет в домике из красного кирпича на узкой дороге в нескольких милях западнее границы Редфорда. Его ближайший сосед — обитатель передвижного дома из двух секций на полмили ближе к внутриштатному шоссе. Передняя лужайка у Натана тщательно выкошена, у узкого крыльца торчат кустики. Он играет снаружи со своим желтым лабрадором, когда мы подъезжаем и ставим машину позади его лучезарного новенького пикапа.

Моя блестящая команда — это новая ассистентка Ванесса, в рамках данного проекта откликающаяся на обращение «Гвен», и два фрилансера из Роанока: видеооператор Слейд и его ассистент Коди. Слейд величает себя кинодеятелем и завел в гараже кинолабораторию. У него есть камера и прочий инвентарь, и выглядит он соответственно: длинные волосы, собранные в хвост, джинсы с дырками на коленях, пара золотых цепей на шее. Коди моложе и довольно запущенный. Они берут тысячу баксов в день плюс расходы. Договоренность у нас такая: они делают то, что им положено, и помалкивают. Я обещал расплатиться с ними звонкой монетой, не обмолвившись ни о какой «Скелтер филмз». «Может, мы снимаем документальный фильм, может, еще какой-нибудь. Делайте то, что я велю, и не сообщайте никаких подробностей Натану Кули».

Ванесса прикатила в Редфорд накануне вечером, и мы с ней поселились вместе в симпатичном отеле, зарегистрировавшись на ее имя и воспользовавшись кредиткой с достаточным балансом. Своему боссу она сказала, что у нее грипп и врач велел ей посидеть несколько дней дома. В киносъемке она ни в зуб ногой, как и я.

Все здороваются на подъездной дорожке. Потом мы разглядываем окрестности. Задний двор Натана тянется далеко по склону холма, по нему разгуливает маленькое стадо белохвостых оленей, при виде нас перепрыгивающих через забор. Я спрашиваю Натана, сколько времени у него уходит на скашивание здесь травы, он отвечает, что три часа, и указывает на тракторный навес, где стоит щегольская косилка «Джон Дир», совсем новенькая на вид. Он называет себя сельским жителем, любителем природы, охоты и рыбалки, предпочитающим мочиться с заднего крыльца. К тому же он еще не забыл тюрьму, жизнь нос к носу с тысячей других подневольных людей. Нет, сэр, его выбор — открытое пространство. Пока мы прохаживаемся и болтаем, Слейд и Коди слоняются без цели, что-то бормочут друг другу, поглядывая на солнце, и чешут подбородки.

— Мне здесь нравится, — объявляю я, тыча пальцем туда-сюда. — Хочу иметь в кадре эти холмы.

Слейд как будто не согласен, тем не менее они с Коди начинают выгружать из фургона свои причиндалы. Подготовка никак не закончится, и я, демонстрируя творческий темперамент, уже подгоняю их, указывая на часы. Гвен привезла маленький косметический набор, и Натан нехотя соглашается на пудру и румяна — но только чтобы самую малость! Я уверен, это у него первый опыт такого рода, но ему необходимо почувствовать себя актером. На Гвен короткая юбка и почти не застегнутая блузка, и ее задача частично состоит в том, чтобы проверить, легко ли раздразнить этого парня. Я делаю вид, будто погружен в свои записи, но на самом деле не спускаю глаз с Натана, а тот пожирает глазами Гвен. Ему нравится внимание и заигрывания.

Когда камера, освещение, монитор и звук почти готовы, я отвожу Натана в сторонку. Режиссер делится с кинозвездой своей творческой концепцией.

— А теперь полная серьезность, Натан. Думайте о Джине, убитом федералами. Я хочу от вас угрюмости, и чтоб никаких улыбочек, никакого веселья, понятно?

— Я все понял.

— Говорите медленно, через силу. Я задаю вопросы, вы смотрите прямо в камеру и рассказываете. Ведите себя естественно. Вы симпатичный парень, и, думаю, камера вас полюбит, но важно оставаться самим собой.

— Я попробую, — обещает Натан. Я вижу, что ему уже не терпится начать сниматься.

— Да, и последнее — надо было сказать об этом еще вчера… Если мы добьемся своего и выведем УБН на чистую воду, они могут захотеть расквитаться. Я совершенно не доверяю им, это банда негодяев, способных на все. Поэтому важно, чтобы вы были, что называется, не при делах.

— Я совершенно чист, — заверяет он меня.

— С прошлым покончено?

— Раз и навсегда. Хватит с меня тюряги, Рид. Потому я и перебрался сюда, подальше от своей семейки. Это они варят и продают «дурь», а я завязал.

— Ладно. Тогда думайте о Джине.

Коди вешает на него микрофон, и мы занимаем свои места. У нас настоящая съемочная площадка, мы сидим в складных креслах, под софитами, вокруг сплетения проводов. Над плечом у меня камера, и я на минутку воображаю себя настоящим журналистом, ведущим расследование. Я свирепо гляжу на Гвен:

— А как же фотосъемка? Давай, Гвен!

Она послушно хватает фотоаппарат.

— Всего парочка снимков, Натан, — говорю я, — чтобы окончательно выставить свет.

Он сначала хмурится, потом улыбается щелкающей его Гвен. Наконец — с момента нашего приезда прошел час — мы приступаем к съемке. Я держу ручку левой рукой и черкаю в блокноте.

Малкольм Баннистер был правшой — вдруг у Натана возникнут подозрения? Но он, похоже, от них далек.

Чтобы он раскрепостился, я начинаю сначала: имя, возраст, работа, образование, судимости, дети, семейное положение и так далее. Пару раз я прошу его расслабиться, что-то повторить — у нас самый обычный разговор. Детство: адреса проживания, школы, жизнь со старшим братом Джином, безотцовщина, сложные отношения с матерью. Тут он говорит: