Три часа без войны - Максим Бутченко

— Я не понимаю… — проговорил Лёха, но закончить свою мысль не успел: железные двери с шумом распахнулись, и на пороге возник уже знакомый им толстопузый охранник. Второй встал у двери с другой стороны. Железяка повторно противно скрипнула закрывшись.

— Так, пошто деда довели до сердечного приступа? — злобно проговорил пузатый, постукивая резиновой дубинкой по нарам, потом посмотрел на Илью.

— А у тебя шо морда побитая? — спросил он.

— Поскользнулся у параши, товарищ начальник. Не переживай, — моментально среагировал Илья.

— Да я и не переживаю, куда уж мне, — ехидно подтвердил вертухай и ласково погладил себя по пузу. — А ну, встань, — направил он дубинку в сторону Лёхи.

Тот приподнялся.

— Режущих-колющих предметов нет? — грозно задал вопрос он.

— Начальник, из режущих и колющих только точило[10], — ответил Лёха и вытянул морду.

— Поговори мне, щенок. Молодой, а уже такой задиристый. Но ничего, «сепарюга», мы из тебя дурь выбьем, — пригрозил он и осмотрел матрас.

Потом прошелся туда-сюда, пошмонал нары, даже зачем-то принюхался к воздуху.

— Ладно, вроде ничего, — решил толстяк и обратился ко второму: — Заводи.

Дверь опять пропела песнь из железных скрипов, и на пороге появился здоровый мужик, метра два ростом. Его полное лицо лоснилось, будто натертый до блеска шар для боулинга. Куцая бородка обрамляла физиономию. Каштановые волосы. Руки и шея в наколках. Он посеменил к нарам. Вертухаи довольно заулыбались, проведя такую спецоперацию, а здоровяк посмотрел на двух заключенных, смерил их взглядом. Те стояли. Было видно, что их рост несоизмеримо мал. Потом новенький поднял сумку, кинул на второй этаж, на котором раньше находился Пётр Никитич. Обернулся, еще раз смерил сокамерников взглядом и довольно хмыкнул.

— Ну, для начала пока здесь, а потом поглядим, кто тут почем, — сказал амбал и в один миг, подтянувшись на руках, забрался на второй этаж.

Глава 21

Илья смотрел на Лёху, а тот делал вид, что ничего не происходит. Кизименко хотелось поговорить со своим оппонентом, он испытывал какое-то жгучее желание обратиться к нему, досказать недосказанное. На втором этаже шконки послышался шум — здоровяк пытался умоститься, видно, ему там было неудобно. Дальний сел.

— Ты знаешь, Лёха, что в тебе я узнаю русского человека, — начал он издалека.

— Да? — отозвался тот. — Меньше всего мне интересно твое мнение. Но все же почему?

— Потому что ты живешь, как они. Я понял одну вещь: эти люди, словно затерянные в поле странники, бредут, потому что нет компаса. Нет осознания пути. Плана, например на двадцать лет. А потом кто-то приходит, говорит: «Идите за мной», — ведет их также в никуда, а когда начинаются сомнения, то продает людям страх. Он стал таким же товаром, как еда и обувь. Сколько раз ты читал или видел по ТВ, что страну обступили враги? Россиянам скармливают якобы отравленную еду, а потом, когда ничего не происходит, говорят, что вот как хорошо — и это заслуга власти. Создай проблему и успешно преодолей ее, чтобы показать свою эффективность. Кремль оживает при терактах, катаклизмах, стихийных бедствиях. Потому что только тогда может доказать свою нужность. Он даже врагов выдумывает: Украину. США. Потом Турцию, потом черта лысого. Главное — сплотить людей страхом. Так он и действует — государственность на постсоветском пространстве превратилась в систему удержания власти ради власти. Это ее идеология. А страх превратился в инструмент для манипуляции общественным мнением. Это ее изъян, — подвел итог Илья.

— Ну, ты загнул. А я тебе тоже скажу: мне наплевать на твои рассуждения и философствования. Я разбит. Понимаешь? Ничего у меня не осталась. Ни мифов. Ни лжи. Ни правды. Ни страхов. Я пуст. Ни семьи, ни родины. Все полетело к чертям. Думал, что Донбасс — это сила, кормим Украину, с нами считаются. А выходит, что нас тупо использовали. Как гондон штопаный. Мне теперь нет места, я выброшен, как на помойку, — проговорил Лёха.

Илья молчал. Хотел было сказать, что сам чувствует себя неприкаянным — без рода и племени. Если даже выпустят его из СИЗО, то куда идти? Куда податься? Кому отдаться?

— Неужели нельзя примириться? Мы ведь все больны одной болезнью. Побиты войной. Наши души разбиты! — заметил Кизименко.

— Я не знаю, о каком примирении ты базаришь. Для меня сейчас цель — завалить тебя и того мужичка, который с тобой в мой дом стрелял, — зло пробурчал Лёха.

— Руки коротки завалить, — отбился противник, а потом продолжил, как ни в чем не бывало: — Ты понимаешь, что дед тоже выброшен, как кит на берег? Он повис между эпохами, застрял в пространстве, такой же, как ты и я.

— Я не такой, как ты, козлина! — отреагировал Лёха. — Если бы меня не трогали, жил бы своей маленькой и тихой жизнью. И на хрен кому я сдался.

— Как ты, балда, не поймешь, что именно из таких маленьких строится большое.

— Что ты мелешь? Большое, маленькое. Уже нет разницы. Мы мертвые для Украины и выкидыш для России. Я давно это понял, — сказал Лёха.

— Нельзя выжечь стремление к жизни. Даже смертельно больные мучаются, а хотят жить, — протестовал Илья.

— Хотят, да не все.

— Вот убьешь ты меня. И что? Убьешь еще десять таких, как я. Тебе легче будет? Да ни хрена. Ты будешь хотеть мочить «укров», кацапов, жидов — нет разницы. Не убивать нужно кого-то, а разобраться, кто ты на самом деле. Не то, что тебе навязали, а кто ты, какое твое естество. Я сейчас об этом думаю, — разоткровенничался Кизименко.

— Найти себя. Бляха, какой ты высокопарный. Нельзя найти, когда ничего нет. Кто мы? Скажи? Кто мы? Жители Украины, России, Новороссии? Где наша родина? Какого мы рода? Кто наши предки? Где наши истоки и кто наши потомки? Как ты не поймешь, что даже видимая связь внутри Донбасса разлезлась, разрушилась. Мы хотим выжить, но как? Петь песни о свободной республике? Насмотрелся я, разочаровался и в этом. Потому что не наше это, не от сердца идет. Как во время регионалов заставляли петь песенки партии, так и сейчас. Неискреннее это время, не берет за душу. Мы пользовались искусственными, пластмассовыми лозунгами, потому что другого не было! Чувствую это и ничего не могу поделать со своим чувством, — закончил монолог Лёха.

Тут со второго этажа опустился амбал.

— О чем, братки, чешете, что за тему развиваете? — спросил он.

— У нас тут долгая история, не хочу пересказывать, — ответил Илья.

— А, да ты парень резкий, смотри, рога обломаю, мало не покажется, — злобно проговорил новичок.

Кизименко смерил его взглядом. Да, здоровый, но и не такие шкафы падали.

— Я, бляха, пока нормально с вами базарю. А если вы пацанского языка не понимаете, то запедрилю вас, как два пальца обсосать, — продолжал нагнетать обстановку здоровяк.

Лёха помалкивал. Он еще не отошел от двух драк и в следующие не больно хотел лезть. Впрочем, детина уставился именно на россиянина, морда расплылась в улыбке.

— Вы, я вижу, неместные. Срок не мотали. Я три ходки уже сделал. Нагляделся на таких, как вы, крысят, — продолжил амбал.

Илья посмотрел на него, обдумывая разные варианты, потом чуть успокоился.

— Ладно, не будем. Замяли это дело, — проговорил он.

Здоровый еще больше заулыбался. Потер одну руку, смачно отрыгнул.

— А, это ты правильно делаешь, — согласился он с тем, что сокамерник пошел на попятную, — лучше вам сразу узнать, кто тут пахан. — Потом помолчал и решил добавить: — А так как сися у меня одна, будете сосать по очереди. — Он довольно захрюкал.

Сердце Кизименко застучало, как отбойный молоток. Количество ударов убыстрялось. Кровь хлынула в голову. Он еле сдерживался.

— Ладно, — обратился здоровый к Илье, — понял я, шо вы за птицы, слезай со своего места. Первый этаж шконки будет мой.

Верзила встал и приблизился к Илье. Протянул руку, схватил за ворот и попытался скинуть его на пол.

Тот вывернулся, ударил рукой в пах, потом развернулся и коленкой рубанул противника в голову. Здоровяк откинулся чуть назад, его зашатало, но падать он и не собирался.

— Ах ты, сука, — кинулся он на Илью.

Длинные и мощные удары просвистели у лица россиянина, но он удачно изворачивался. А один раз ответным приложился кулаком противнику в бок, по печени. Тот чуть согнулся, но оказался слишком силен, чтобы его так легко можно было свалить. Шаг за шагом он приближался к Илье.

— Я тебя поставлю на место, сосунок, будешь парашу всю ночь облизывать, — пробормотал он и замахнулся на противника.

Тот увернулся и пытался встречным ответить, но только чиркнул по лицу, разозлив детину еще больше. Сделав несколько неуклюжих движений, амбал все-таки зажал соперника в углу.

Тот стоял и просчитывал ситуацию. Если сейчас выкинуть левую руку, сразу сделав уход вправо, и сильным хуком вонзить кулак в челюсть, туда, где находится множество нервных окончаний, можно будет вырубить врага. А там посмотрим, по ситуации.