Поиск источника: настойчивость на пути художника - Джулия Кэмерон

Закрывая двери новому опыту, мы, художники, рискуем застыть в неподвижности. Пусть каждый день будет исследовательской экспедицией. Будем туристами на собственной земле. Будем верны духу приключения. А для этого нужно беречь свою любознательность и понемногу ее подкармливать. Когда прогуливаешься, текущий мимо мир никуда не спешит и легко поддается восприятию. Можно рассмотреть новые цветы у лавки зеленщика и новые растения в ящике под окном. Можно заметить, что дорогой французский ресторан в квартале от вашего дома закрылся и на его месте теперь турецкое заведение. Можно полюбоваться длинной шелковистой шерсткой таксы, которая вертится у ног хозяина, пока тот покупает в угловом киоске бульварную газету.

Мудрость не в неподвижности, не в изменении, но в диалектическом единстве того и другого.

Когда прогуливаешься, город превращается в череду соседствующих друг с другом районов. Сам по себе каждый район невелик, его можно пройти целиком. Каждые несколько кварталов встречается продуктовая лавочка на углу, химчистка, багетная мастерская, копировальный салон, ремонт обуви, цветочный магазин. И тут, и там людям нужно одно и то же. Нужны зеленная лавка и мясная, нужен угловой киоск со свежими фруктами и овощами. Каждый район – вещь в себе, крохотный самодостаточный мирок.

Проверяя, как я вижу на расстоянии, окулист рассказал о районах Парижа, по которым гулял с женой. «У нас была маленькая книжечка с пешими маршрутами. Мы, наверное, половину из них прошли», – сказал он.

На носу у меня красуется хитроумная конструкция. Врач вставляет в нее подходящие линзы и продолжает рассказ. Впервые он побывал в Париже еще в 60-е, но с тех пор возвращался добрую дюжину раз. Он считает, что французы очень гостеприимно относятся к женщинам, особенно красивым. А кроме того, они очень милы с теми, кто пытается говорить на их языке.

– Мы пытались, – говорю я врачу. – Мы везде говорили по-французски. Но французы хорошо знают английский!

– Да-да, совершенно верно, – согласился врач.

Тут я отметила, что он – мужчина среднего возраста, лет, пожалуй, на пять младше меня. Яркие глаза за маленькими очками. Лихая бородка. Я без труда вообразила, как он сидит в парижском кафе и заказывает круассан с горячим шоколадом. Неудивительно, что ему так нравится Франция.

Если хочешь, чтобы мир переменился, стань этой переменой сам.

– А моя жена туда больше не хочет, – внезапно признался он. – Ей не нравится, как французы относятся к проблеме Ирака. И еще она боится террористов. Она у меня такая, как решила – так и будет. Женщина с принципами. – В его голосе звучит легкая грусть подкаблучника.

Вспомнив жену с ее принципами, врач немедленно становится крайне деловит.

– Я выпишу вам другие очки, – говорит он. – Если будут проблемы, звоните.

Обещаю, что позвоню.

Выходя от окулиста, я на мгновение зажмуриваюсь от бьющего в глаза вечернего солнца. Этот врач много лет был для меня анонимной функцией, но мы заговорили о Париже – и я увидела в нем человека. Вдруг оказалось, что у него есть собственное «я» и собственные вкусы. Жаль, что его жена не любит Париж. Надеюсь, они как-нибудь между собой договорятся.

Если станешь сравнивать себя с другими, тщета и горечь могут овладеть тобой, ибо всегда найдутся те, кто будет либо лучше, либо хуже тебя.

В большинстве своем мы привыкли общаться на бегу. Мы несемся сломя голову, ни на минуту не останавливаясь, чтобы насладиться жизнью и ее созданиями. Мы узнаем лица, но не знаем имен. Официант, который обслуживает нас в кафе, годами остается безымянным. Мы слишком заняты, чтобы «вникать». На самом деле нам отчаянно хочется «вникнуть», но мы отказываем себе в этом.

Возьмите ручку. Назовите пять человек, с которыми вы имеете дело каждый день, но имен не знаете. Если вы живете в Нью-Йорке, то это может быть продавец газет или фруктов, у которого вы каждый день делаете покупки, сохраняя при этом весь приличествующий в общении с незнакомцами антураж. В пригороде вы можете годами посещать одну и ту же автомойку. Дантист, к которому вы ездите на осмотры, – безымянное улыбчивое лицо. По утрам в «Старбаксе» вас обслуживает один и тот же человек – а что, вполне вероятно. Подумайте о тех, с кем вы имеете дело каждый день, и составьте список людей, которых видите, но не позволяете себе «узнать».

Выберите из этого списка анонимных знакомцев одного – того, кого могли бы узнать поближе. Познакомьтесь с продавцом из магазинчика на углу. Спросите официанта, как его зовут. Когда в следующий раз окажетесь в лифте с человеком, которого знаете в лицо, но не по имени, не молчите, а представьтесь. Скажите: «Я вижу вас каждый день и решил, что должен назваться». То же самое скажите в офисе тому, с кем изо дня в день сталкиваетесь у кулера с водой. Не замыкайтесь в себе, делайте свой мир шире – хотя бы чуть-чуть.

Будьте вместе

День сегодня прохладный, ветреный и солнечный. Начали отцветать вишни, растущие вокруг пруда. Ветер играет розовыми лепестками: они устилают землю толстым розовым ковром. Уже скоро цветов на деревьях не останется, а розовые конфетти под ногами побуреют, но сегодня дорожка выглядит совершенно празднично. Бегуны вздымают перед собой зефирные облака. Настроение у всех прекрасное. Мимолетная красота дня никого не оставляет равнодушным. Повсюду видны улыбки, кто-то восклицает: «Вот здорово, да?» О да, здорово.

Ревность – это удовольствие, которое, по вашему мнению, испытывают другие.

По дорожке вдоль северного края пруда трусит за хозяином огромный пес породы акита-ину. Шкура у него словно молью побита: летняя шерсть еще не успела полностью сменить зимнюю, и вылинявшие пятна чередуются с кусками густого меха. Еще неделя тепла, неделя вычесываний – и пес вновь превратится в красавца и будет готов встретить лето. Но сегодня в его исполненной достоинства морде видится что-то сконфуженное: «Подумать только! Собака моего положения – и в столь непрезентабельном виде!»

У самой северной оконечности пруда отгорожен кусок земли. Там выставлены деревья, которые вскорости будут высажены. Корни их обернуты мешковиной. На ветвях одного из них сидит, внимательно следя за людьми, сапсан. Сидит, не шелохнется, лишь изредка бдительно поворачивает голову. Он видит всех, и, конечно, нас с Эммой тоже – вот идут две блондинки с маленькими забавными собачонками на поводках.

– Говорят, собаки похожи на своих хозяев, – замечает Эмма. – Как по-твоему, с нами тоже так?

– Да, пожалуй, – отвечаю я. Платиновые волосы Эммы по оттенку точь-в-точь челка ее терьера. У меня оттенок тот же, что у Вероники Лейк. Он совпадает по цвету с шелковистыми ушами моего спаниеля.

Мы обходим пруд и сворачиваем на юг. Вот опять аллея цветущих вишен, розовый коридор ветвей, смыкающихся над хоженой-перехоженой тропинкой. Кое-где ветви почти достают до земли.

– Надо будет прийти с фотоаппаратом, – говорит Эмма.

– Да. Деревья скоро отцветут.

В этом году я не поеду на лето в мой любимый Нью-Мексико. Не увижу собственными глазами мимолетную прелесть диких роз, которые пылают вдоль Эль-Сальто-Роуд, наполняя воздух тяжелым ароматом. Этим летом меня ждет более скромная флора и фауна – никаких бизонов и лам, за которыми я привыкла наблюдать в Таосе. Там мне доводилось видеть буйволов, таких же облезлых, как тот акита-ину в парке. И застывших, словно изваяние, орлов – родных братьев встреченного утром сокола.

«Не сравнивай. Просто радуйся», – приказываю я себе. Пусть здешние красоты далеки от дикой природы, к которой я привыкла, Центральный парк все равно необычайно хорош. К примеру, здесь растут платаны – такие же горожане, как мы, огромные, в пятнистой коре, с широким размахом ветвей.

Чтобы излечить зависть, нужно увидеть, что она такое: зависть – это недовольство собой.

«Цвети там, где растешь», – повторяю я себе назидательно. Надо поработать над собой, впустить внутрь царящую вокруг красоту. Чтобы отыскать красоту в бетонных джунглях города, придется сделать над собой усилие. Но когда мимо окна моего кабинета стремительно проносится снежно-белый голубь, его полет – словно напоминание: «Красота повсюду».

Мы, художники, всегда должны быть готовы. Готовы ценить красоту каждого мига. Готовы подметить текущее мимо торжество. Продавец на углу любит заигрывать с покупательницами. У него сияющая улыбка и лукавая манера подмигивать любой женщине, остановившейся купить свежую газету.

В греческом ресторанчике на углу работает официант Джордж – человек с сердцем святого. «Желаете меню? – спрашивает он, дабы не оскорбить ненароком постоянных посетителей, которые и так знают, что будут есть. – Воды? Кофе? Холодного чая?» Джорджу невыносима сама мысль о том, что вы мучаетесь жаждой. Скажите ему: «Я буду спанакопиту[22]», – и лицо его озарится таким восторгом, словно вы сделали наилучший возможный выбор (впрочем, возможно, так оно и есть). Шпинатная начинка в пироге нежная и воздушная. Поданный к нему греческий салат терпко пахнет и хрустит во рту. Джордж обслуживает расторопно и готов уловить любое ваше желание.