От межколониальных конфликтов к битве империй: англо-французское соперничество в Северной Америке в XVII-начале XVIII в. - Юрий Акимов

Спор по этому поводу продолжался два дня. Французы сказали, что они не настаивают на названной ими цифре и согласны на самую скромную компенсацию при условии, что англичане хотя бы частично признают свою вину. В итоге стороны условились, что каждая из них принимает возражения другой стороны по поводу предъявленных претензий, которые таким образом снимаются, но поскольку экспедиция капитана Хокинса действительно нанесла ущерб французам, администрация Новой Англии, чтобы загладить вину своего соотечественника, отправит д'Онэ какой-нибудь подарок. Соглашение было быстро подписано, и уже 28 сентября состоялась торжественная церемония проводов акадийских посланцев. В качестве подарка они увезли с собой богато украшенный паланкин, принадлежавший вице-королю Мексики, который английские корсары незадолго до этого захватили в Вест-Индии и преподнесли Уинтропу, а тот, в свою очередь, передарил эту красивую, но бесполезную вещь д'Онэ.[485]

Междоусобица в. Акадии стала достаточно серьезным вызовом для Массачусетса. Развернувшиеся в колонии дебаты об отношении к конфликту Ля Тура и д'Онэ заставили ее руководителей, а отчасти и население впервые самостоятельно сформулировать свою позицию по вопросу, касающемуся подданных другой державы. Иными словами, Массачусетс и Конфедерация Новой Англии в целом должны были выступить в качестве участника международных отношений (актора). Однако нельзя сказать, что жители «Города на холме» были втянуты в события, происходившие в соседней французской колонии против своей воли. Рассмотренные нами события середины 1630-х годов показали, что в том случае, когда Массачусетсу было невыгодно совершать какие-либо внешнеполитические акции, он их и не совершал, да и вообще никак не реагировал на то, что происходило на его границах. В данном случае бостонцы сразу же проявили интерес к Ля Туру. Другое дело, что, во-первых, этот интерес был далеко не всеобщим, а во-вторых, он далеко не полностью совпадал с теми задачами, которые пытался решить Ля Тур, обращаясь к англичанам.

Относительно того, чем был обусловлен этот интерес, мнения специалистов расходятся. Э. Баффинтон делает упор на политический аспект, подчеркивая, что главная задача Уиптропа состояла в том, чтобы «сохранить баланс сил в Акадии».[486] В свою очередь, Дж. Т. Адаме называет поведение губернатора Массачусетса «скромным вкладом в дипломатию доллара», подчеркивая, что он руководствовался прежде всего экономическими интересами.[487] О стремлении колонистов к сиюминутной выгоде от сомнительных операций писал Г.Л. Осгуд, слова которого мы уже цитировали. Сам губернатор Уинтроп, как мы видели, объяснял свои действия соображениями морали, утверждая, что он из милосердия оказывает помощь попавшему в беду соседу. Наконец, не следует забывать о том, что среди людей Ля Тура было немало гугенотов, а он сам постоянно демонстрировал свой интерес и уважение к протестантизму (насколько это было искренним — другой вопрос).

На наш взгляд, поведение администрации Массачусетса по отношению к акадийским делам определялось несколькими факторами политического, экономического, идеологического и гуманитарного свойства. Безусловно, очень большую роль играло стремление губернатора и связанных с ним купцов и судовладельцев к экономическому проникновению во французские владения, а также к получению дивидендов от торговли с Ля Туром. Против этого в Новой Англии не возражал никто. Однако как только встал вопрос о более активном (пусть и завуалированном) участии представителей английских колоний в поддержке Ля Тура, настроения резко изменились. Уинтропу пришлось столкнуться с серьезной оппозицией, что, с нашей точки зрения, было вызвано прежде всего тем, что жители Новой Англии не желали подвергать себя малейшему риску и осложнять отношения с д'Онэ, тем более в условиях, когда в старой Англии положение парламента, сторону которого они держали, было весьма сложным. Таким образом, соображения безопасности перевесили стремление к достижению экономической и политической выгоды. Хотя Уинтроп и его окружение были не прочь поддержать равновесие сил в Акадии и сохранить такого ценного торгового и политического партнера, как Ля Тур, было ясно, что большинство жителей Массачусетса и тем более всей Новой Англии не поддержат никакие силовые акции, которые могут иметь нежелательные последствия.

В то же время события середины 1640-х годов, несомненно, показали рост заинтересованности Массачусетса к расширению сферы своего экономического и политического влияния за счет соседних французских владений. В Бостоне внимательно следили за развитием ситуации в Акадии и пытались воздействовать на нее в своих интересах в том случае, если не опасались за последствия. Это относится как к контактам с Ля Туром, так и к попыткам примирить Ля Тура и д'Онэ (в начале переговоров с Мари) в тот момент, когда дело Ля Тура уже было проиграно.

Несмотря на то что ситуация в Англии в то время была весьма непростой, там также сохранялся интерес к событиям в Акадии. В самый разгар дискуссий в английских колониях Совет Новой Англии даже предоставил администрации Массачусетса полномочия, необходимые для покупки форта Сен-Жан у Ля Тура. В случае, если бы сделка не состоялась, по мнению членов Совета, Бостон должен был хотя бы постараться не допустить перехода форта к д'Онэ.[488]

Таким образом, можно сделать вывод, что, совершая свои самые первые шаги на внешнеполитической арене, Массачусетс прежде всего стремился к продвижению своих интересов, максимально избегая любого риска.

Что касается Ля Тура и д'Онэ, то их поведение было в значительной степени обусловлено той ситуацией, в которой оказалась Акадия, фактически брошенная на произвол судьбы правительством Анны Австрийской и Мазарини. Не следует забывать, что конфликт между двумя лидерами колонии был если не спровоцирован, то, по крайней мере, многократно усилен теми нелепыми ошибками, которые были допущены французскими властями, сразу не разобравшимися в ситуации, сложившейся в Акадии. При этом, как мы уже писали, независимость (а соответственно и элементы внешнеполитического суверенитета) Акадии были «независимостью слабости»[489] или независимостью пренебрежения к делам этой маленькой колонии, которая и в дальнейшем (причем не по своей воле) будет оставаться ареной англо-французского соперничества в Северной Америке.

Миссия Дрюйета. Первая попытка заключения договора между Новой Англией и Новой Францией

В середине XVII в. почти одновременно с событиями, рассмотренными нами в предыдущем параграфе, завязались первые дипломатические контакты между Новой Англией и Канадой. Хотя в данном случае определенные шаги навстречу делали обе стороны, цели англичан и французов и степень их заинтересованности друг в друге изначально были различными. Массачусетс и остальные члены Конфедерации Новой Англии заботились прежде всего о своих коммерческих интересах. Революция и гражданская война в Англии не только резко ослабили связь метрополии и ее североамериканских колоний, но и сказались на отношениях между самими колониями, расколов их на два лагеря. Торговля Новой Англии, являвшейся последовательной сторонницей парламента, с державшими сторону короля Вирджинией и островами Вест-Индии оказалась под угрозой. Отношения Бостона с Новыми Нидерландами также были весьма непростыми (прежде всего из-за пограничных споров). В этой ситуации власти Новой Англии решили, что французская колония в долине реки Св. Лаврентия может стать для них новым торговым партнером, контакты с которым помогут приспособиться к изменившейся ситуации. В конце 1647 или в начале 1648 г. власти Массачусетса обратились к администрации Новой Франции с предложением заключить торговый договор, который позволил бы наладить коммерческие связи между двумя колониями. Точно не известно, в какой именно форме это было сделано. П. Ф.К. де Шарлевуа, создававший свой труд спустя сто лет после рассматриваемых нами событий, сообщает, что якобы в 1648 г. в Квебеке побывал какой-то «представитель Новой Англии»;[490] однако ни в каких других английских или французских источниках этот факт не подтверждается.[491] В то же время и в Бостоне, и в Квебеке впоследствии признавали, что в указанное время контакты между колониями двух стран на предмет подписания коммерческого соглашения действительно имели место.[492]

В Новой Франции этот демарш был встречен положительно, однако квебекские власти хотели придать контактам с Новой Англией иное содержание. Их интересовала не столько торговля с Бостоном, сколько возможность в какой-либо форме привлечь своих южных соседей к борьбе с ирокезами. В 1646 г. могущественный Союз пяти племен, издавна занимавший враждебную позицию по отношению к гуронам, алгонкинам, монтанье и другим племенам, оказавшимся в орбите французского влияния, начал против них боевые действия, которые вскоре переросли в войну против самой Новой Франции. Масштабы конфликта были таковы, что на карту оказалась поставлена судьба всей колонии в долине реки Св. Лаврентия. Для Новой Франции настали черные дни. Ее сил было явно недостаточно для организации отпора ирокезам. Администрация неоднократно обращалась за помощью к метрополии, однако поглощенному перипетиями Фронды Мазарини было не до заморских проблем.[493] В этой ситуации губернатор Монманьи и его окружение решили использовать предложение своих южных соседей, чтобы попытаться заключить с ними оборонительный и наступательный союз против ирокезов. Предложение об этом содержалось в послании, направленном в Бостон в 1648 г.[494]