Пираты неба (Операция «Снегопад») - Антон Первушин

Тот вяло кивнул, и полковник сделал для офицеров недвусмысленный жест рукой, приглашая всех троих на выход.

– До свидания, господин президент, – попрощался вежливый Громов.

Они покинули холл, неся в руках коробочки с орденами и конверты. В «предбаннике» полковник ещё раз поздравил офицеров и куда-то вышел, оставив их одних.

– Сейчас будет банкет, – уверенно сообщил Стуколин своим товарищам, пряча награду и «довольствие» в карман.

Но он ошибался. Банкет с новоиспечёнными Героями России не входил в планы администрации. Полковник Зартайский больше не появился. Вместо него пришёл один из тех плечистых молодых людей, которые встречали офицеров на вокзале.

– Пройдёмте, – произнёс он в требовательной интонацией участкового инспектора.

Стуколин подмигнул друзьям: мол, сейчас поведут в банкетный зал. Но вопреки его ожиданиям офицеров выпроводили из особняка, пешком провели через контрольно-пропускные пункты и, вручив пожитки, оставили на обледенелом шоссе, рассекающем дремучий и белый от снега лес.

Громов вопросительно взглянул на сопровождающего.

– Идите по дороге, – пояснил тот с невозмутимым выражением на лице. – Никуда не сворачивайте. Через шесть километров будет железнодорожная станция. На любой электричке легко доберётесь до Москвы.

– Так, – сказал Стуколин и принялся потирать кулак. – А подвезти нас до станции ни у кого не возникло желания?

– Распоряжений не поступало, – нагло заявил сопровождающий. И добавил, осклабившись: – Да вы не смущайтесь, парни, вы же теперь герои, вас обслужат вне очереди.

– Костя, – обратился к командиру Стуколин, – можно я ему врежу?

Ухмылка сошла с лица сопровождающего, он подобрался, настороженно разглядывая офицеров.

– Пошли, – сказал Громов, поворачиваясь. – Нечего нам тут больше делать.

Уже в электричке, под грохот колёс, в болтанке старых грязных вагонов, офицеры не без любопытства вскрыли конверты, переданные им Президентом. В каждом конверте обнаружилось по десять тысяч новых рублей.

– М-да, – высказал общее мнение Стуколин. – И сколько же это в «вечнозелёных» будет?

– Баксов четыреста, – быстро прикинул Лукашевич.

– Не густо… Вот суки! – Стуколин с чувством хлопнул себя ладонью по колену. – Дёшево же они нас оценили!..

В результате до Москвы офицеры добрались только к пяти вечера, когда уже начало смеркаться. Заехали на Ленинградский вокзал и, выстояв короткую очередь, приобрели билеты на обратную дорогу. «Скорый» до Питера отправлялся в час с небольшим, а потому офицеры решили осмотреть достопримечательности столицы.

На Стуколина с Лукашевичем Москва произвела сильное впечатление. Громов только посмеивался. Он бывал здесь довольно часто, а последний раз – два года назад, и, в общем, где-то привык к московскому размаху. Но двое его друзей, судивших о крупном городе по Петербургу или Мурманску, были потрясены.

Лукашевич подумал, что никогда прежде не видел столь нерациональной застройки. Монолиты зданий были отделены друг от друга столь огромными пространствами, что захватывало дух – словно отдельные города или планеты. И в то же время вдоль большинства из этих зданий, казалось, можно идти часами – оно никогда не кончится. Размах чувствовался и в делах коммерции. Киоски, сделанные из стекла и алюминия, по высоте и внутреннему устройству скорее можно было бы назвать магазинами – солидные, в два-три человеческих роста, сооружения с отдельным входом и рядами прилавков, заполненными множеством самых разнообразных товаров. У офицеров разбежались глаза.

– Надо бы чего-нибудь родным прикупить, – заметил Стуколин. – Деньги у нас есть, – он похлопал себя по карману, где лежал конверт с «довольствием» от Президента.

Друзья с ним согласились. Отправились в поход по магазинам. Громов выдвинул идею, что брать нужно нечто соответствующее Москве и московскому духу – то, чего ни в каком другом городе не купишь. Через час он пожалел, что вообще об этом заикнулся. В московских магазинах можно было купить предмет, символизирующий любой город на планете: питерскую «Балтику» и гонконговские кроссовки, екатеринбургские самоцветы и тайваньские магнитолы, парижские чулки и нью-йоркские презервативы. Не было только одного – исконного местного продукта.

– Может, мы не там смотрим? – предположил Лукашевич на выходе из очередного шопа. – Может быть, надо какой-нибудь специализированный магазин поискать?

– Может быть… – пробурчал Громов. – Но время уже поджимает. Предлагаю остановиться на том, что есть.

Остановились на том, что есть. Громов купил жене пару хороших зимних сапог. Лукашевич подумал и приобрёл для Зои набор украшений из настоящей кожи. Стуколин, почесав в затылке, разорился на серебряный портсигар для отца.

– Ну вот, – сказал Громов с некоторым облегчением. – Поздравляю с покупками. Куда теперь направим свои стопы? Есть предложения?

– На ВДНХ! – высказался Стуколин.

– Почему на ВДНХ? – удивился Громов.

– Всю жизнь мечтал побывать на Выставке достижений народного хозяйства. Хочу достижений!

– Ты что скажешь, Алексей? – обратился майор к Лукашевичу.

Тот пожал плечами:

– Почему бы и нет?

И они поехали на ВДНХ. На этот раз жалеть о том, что сунулся с инициативой, пришлось Стуколину.

– Да-а… – высказался он, разглядывая длинные ряды ларьков и шашлычных, заполнивших аллеи Выставки. – «Клуб на улице Нагорной стал общественной уборной; наш родной центральный рынок стал похож на грязный склад…»– пропел он, несносно фальшивя.

Громов поморщился. Но возразить ему было нечего: когда Константин был на Выставке в последний раз, всё здесь выглядело совершенно иначе – не так убого. По счастью, милосердные сумерки скрыли от взора офицеров большинство неприглядных подробностей. Оскальзываясь в жидкой грязи и матюгаясь, друзья добрели до павильона «Машиностроение», где получили возможность полюбоваться на стадо «тушек» и одинокий, латаный-перелатаный «Як-38».[41] Стуколин подошёл к «Яку» и погладил его по фюзеляжу.

– Бедняга, – сказал старший лейтенант. – Затащили тебя сюда, болезного.

– Да он без движков, и без подвески, – заметил Лукашевич, обойдя самолёт.

– Ну и что? Всё равно наш, свой.

Стуколин снова погладил фюзеляж с таким выражением на круглом лице, словно не видел боевых самолётов лет сто, а теперь обрадовался старому надёжному другу.

Громов сходил к павильону, убедился, что тот уже закрыт, ознакомился с рекламой фирмы, которая, как оказалось, этот павильон снимает в качестве своей главной торговой точки, и вернулся к лейтенантам.

– Всё, хватит, – заявил он. – Я хочу жрать. Кто-нибудь составит мне компанию?

Составить компанию захотели все. Из большого числа палаток, промышляющих изготовлением и торговлей шашлыков, выбрали наиболее прилично выглядевшую – аккуратный домик с большим окном и столиками внутри. Ввалились шумной гурьбой и заказали по порции шашлыка из телятины. К шашлыкам, как и полагается, взяли водочку.

Первую рюмку приняли на грудь молча, без тостов. Накинулись на еду, поглощая обжигающе горячее мясо с остервенением, закусывая это дело горячим лавашем и луком в уксусе. После того как утолили первый голод и даже стали подумывать, не заказать ли ещё порцию, Громов собственноручно разлил водку по рюмкам и тихо сказал:

– Вот теперь самое время помянуть погибших.

Стуколин и Лукашевич переглянулись и синхронно потянулись к рюмкам.

– Давайте, братцы, помянем всех, кого нет больше с нами, – продолжал Громов, глядя в стол. – Пусть земля им будет пухом.

Помянули. Помянули отчаянного сверхсрочника Женю Яровенко. Помянули лейтенанта Беленкова. Помянули советника Маканина.

– «Архангел нам скажет: „В раю будет туго“, – тихонько напел знаток Высоцкого Стуколин, – но только ворота щёлк. Мы Бога попросим: «Впишите нас с другом в какой-нибудь ангельский полк».

Посиделки в шашлычной не затянулись. Когда офицеры прикончили вторую порцию шашлыка и вторую бутылку водки, буфетчица намекнула им, что пора и честь знать, заведение закрывается. Слегка осоловевший Громов кивнул и тут же получил счёт. Поглядев на колонки цифр, он присвистнул:

– Однако!

Цены здесь кусались. Но делать нечего – расплатившись из «президентского довольствия», офицеры покинули шашлычную. Гулять по Москве им уже расхотелось, и, не долго думая, они завернули в первый попавшийся круглосуточный ресторан. И снова взяли водку.

Дальнейшее Лукашевичу запомнилось плохо. Сказалось наконец количество выпитого за день. Даже мясо не помогло. Впоследствии Алексей перебирал в памяти отдельные эпизоды первого и последнего вечера в Москве, но цельной картинки не получалось. Он помнил, как они пили в ресторане, как заказывали оркестру «"Як" – истребитель», как поднимали тосты, но, хоть убей, не мог вспомнить, из-за чего начался спор с бритоголовым нуворишем, отмечавшим в том же ресторане очередную сделку. Спор закончился безобразной дракой с опрокидыванием столов. Стуколин врезал и нуворишу, и подбежавшему охраннику.