Грех и чувствительность - Сюзанна Энок

Диккен долго покусывал губу.

– Согласен, – наконец произнес он. – Шесть сотен фунтов наличными. Больше никаких расписок.

– Согласен, – повторил Валентин, отсчитывая купюры. Если утро будет продолжаться именно так, как он ожидает, то ему придется посетить своего банкира. – А расписки?

Бывший боксер расписался на векселях и снова захлопнул свой деревянный ящичек.

– Вы окажете мне услугу, если поставите в известность мистера Кобб-Хардинга о том, что его присутствие в «Иезавель» будет нежелательно без наличных денег.

– Я сделаю это с удовольствием. Благодарю вас, Диккен.

– Приятно иметь дело с таким понимающим джентльменом, как вы, милорд.

Валентин покинул клуб и засунул векселя Кобб-Хардинга в свой карман. Восемь сотен фунтов стоят того, чтобы заниматься шантажом, и кто знает, сколько еще предстоит добыть. Свистнув, маркиз подозвал наемный экипаж.

– Будьте любезны, клуб «Будлз», – попросил он, бросив кучеру шиллинг.

После «Будлз», «Уайтс», «Сэсайети», «Морского клуба» и дюжины других заведений, которые были немногим лучше, чем воровские притоны и дома с дурной репутацией, Валентин заплатил более тринадцати тысяч фунтов и выкупил векселей, подписанных Стивеном Кобб-Хардингом, на сумму двадцать три тысячи двести восемьдесят шесть фунтов.

Большинство тех, кто вел учетные книги, владельцев клубов и хозяева таверн, к которым он обращался, были более чем счастливы продать ему расписки; кажется, никто из них не имел особой надежды на то, что им заплатят по ним. Но некоторых из них недавно посетил Кобб-Хардинг и гарантировал, что скоро у него будут средства, чтобы выплатить долг. Это послужило поводом для того, чтобы увеличить сумму, которую должен был заплатить им Валентин. Это также всё больше злило маркиза. Но, он и Кобб-Хардинг уладят это позже.

Общая сумма долга ужаснула Валентина. Он и сам играл, время от времени – крупно, но не больше, чем мог позволить себе проиграть, да и проигрывал он не часто. Кобб-Хардинг не казался настолько же одаренным игроком. Видимо, сын баронета решил, что пришло время жениться на деньгах. Но то, что он совершил в попытке изловить невесту, то, что он спланировал и практически достиг, именно это его более консервативные друзья назвали бы «перейти все границы». Что же касается Валентина, то он был просто… в ярости. Загубить чью-то невинную жизнь, чтобы исправить собственную глупость, было трусливым поступком. А тот факт, что это была жизнь Элинор Гриффин, делал этот поступок преступлением, с точки зрения маркиза.

Его бухгалтер вовсе не был доволен тем количеством наличных средств, которые маркиз зашел попросить. Но, так как Валентин и его отец мудро инвестировали семейное состояние, то он едва ли заметит отсутствие этих денег. В любом случае, эта жертва стоит того, чтобы нанести укол негодяю.

Как только в его владении оказалась стопка векселей, у маркиза возникло искушение отправиться к парадной двери мистера Кобб-Хардинга и выломать ее. И хотя желание избить этого ублюдка, приказать ему заплатить долг или сбежать в Америку принесло бы ему бесконечное удовлетворение, он отбросил эту идею. У него был план, и он будет его придерживаться. Валентин купил эти расписки по одной причине – защитить Элинор Гриффин.

Элинор. С проклятием он вытащил часы из кармана. Половина двенадцатого. Гоночные шлюпки уже выстраиваются на Темзе. Маркиз почти не беспокоился об ее безопасности; Фицрой был идиотом, и Элинор знала это. Если только она в течение ночи полностью не сошла с ума, то девушка и шагу не сделает ни в одну из этих узких лодок.

Тем не менее, она будет там одна в поисках своего приключения и в окружении джентльменов, охотящихся за ее состоянием. И любой из них может оказаться в таком же отчаянном положении, как и Кобб-Хардинг.

Валентин мог бы рассказать ей об этом, но девушка и сама уже все поняла. Элинор была необыкновенно умна. К тому же у нее была тревожная привычка думать самостоятельно. Это делало ее непредсказуемой, подобная черта никогда не нравилась ему в женщинах. Однако именно в этой девушке маркиз находил непредсказуемость интересной.

Когда он расплатился с кучером наемного экипажа и помчался к краю пирса, то увидел, как Элинор стоит там, среди толпы зрителей и махает носовым платком первой флотилии отчаливающих шлюпок.

– Где ваши братья? – спросил Валентин, замедляя шаг и приближаясь к ней сквозь толпу в более цивилизованной манере. Его сердце все еще колотилось, но не от бега. Солнце превратило темные волосы Элинор в насыщенную, медового цвета бронзу. А сквозь тонкий желто-зеленый муслин ее платья его пристальный взгляд смог разглядеть снежно-белую муслиновую нижнюю сорочку.

Девушка бросила на него взгляд через плечо.

– Вероятно, что они на дальнем берегу орут на Фицроя. Кажется, у них сложилось впечатление, что я собираюсь участвовать в соревнованиях по гребле.

– И почему они так решили?

Элинор пожала плечами, ее глаза смеялись.

– Я никогда ничего подобного не говорила.

– Ты же знаешь, они беспокоятся о твоей безопасности.

– Я знаю. Но они ясно дали понять, что с моей стороны будет мудрее воздержаться от посещения гонок. Предполагалось, что это будет мое собственное решение. Думаю, мои братья не остановились бы на этом. Им пришлось бы…

– Нет. Я тоже остановил бы тебя.

Опустив платок, Элинор повернулась лицом к маркизу.

– Ты? Но…

– Это – не свобода. Это возможность утонуть. – Валентин улыбнулся ей. – Но, у меня есть идея, как получить приключение, которое не потребует вдыхать запах Темзы.

– И что же это может быть?

Сейчас ему нужно было быстро что-нибудь придумать. Так как у маркиза было мало опыта в пристойном поведении, то придумать приемлемое занятие отняло у него гораздо больше сил и энергии, чем любой обычный грех.

– Присоединись ко мне за ленчем, – заявил он, надеясь, что вслух эти слова прозвучали более авантюрно, чем в его голове.

– Ленч, – повторила она.

– Это все, что…

– Очень хорошо.

Валентин захлопнул свой рот.

– Да? О! Отлично. Тогда пойдем.

– И побыстрее, пока тюремные стражники не узнали, куда мы идем.

Иисусе, она все еще идет на глупый риск.

– Мы можем сообщить им об этом, а потом уж идти, – предположил маркиз.

– С каких это пор ты стал таким правильным?

Это был хороший вопрос.

– С тех пор, как ты попросила меня помогать тебе, и еще потому, что я не хочу, чтобы меня избили братья Гриффин за то, что я разрушил твою репутацию. Или, скорее, я не хочу, чтобы мне пришлось избить их, когда они будут мне угрожать.

– Итак, ты беспокоишься только о самосохранении?