Том 12. Лорд Дройтвич и другие - Пэлем Вудхауз

— Очень недурное местечко. Туда и топай!

— Иду, иду. Ну, пока!

— Лифт внизу, — напутствовал Уолли. — Нажми на кнопку, и он поднимется. Великое изобретение! Доброй тебе ночи.

— А, да. Минутку…

— Доброй тебе ночи!!! — завопил Уолли.

И, захлопнув за гостем дверь, помчался по коридору.

— Джилл! — окликнул он, открыл окно спальни и вышел на крышу.

— Джилл! Ответа не было.

— Джилл! — снова позвал Уолли, но опять никто не откликнулся.

Подойдя к парапету, он заглянул через него вниз. Под ним огромным треугольником простирался город. Острие упиралось в гавань, по сторонам тускло серебрились реки, Ист Ривер и Гудзон. Прямо перед ним, увенчанный белым прожектором, грациозно взметнулся к звездам Метрополитен-Тауэр.[44] А вокруг из окон высоких зданий, видных с бастиона, на котором он стоял, низко пригнувшись, на него смотрели миллионы огней, недреманое око Нью-Йорка. От этого зрелища Уолли, тонко воспринимающий красоту, не уставал никогда, но сегодня оно потеряло свою притягательность. Приятный ветерок с Нью-Джерси приветствовал его, быстро нашептывая что-то о весне и романтике, но и он не снял тяжести с сердца, полного тревог и опасений.

Глава XIV УСПЕХ МИСТЕРА ГОБЛА

Весна, чей приход возвестил ветерок, когда Уолли курил на крыше, в полную силу поплыла над Нью-Йорком двумя днями позже, утром. Город проснулся навстречу сине-золотому дню с чувством, что все тяжелое — позади, наступили хорошие времена. В своей квартире на Парк авеню Айзек Гобл, шумно подышав воздухом из окна комнаты для завтрака, вернулся к еде и к «Морнинг Телеграф» с решением заскочить в театр на репетицию. Такое же решение приняли и Джилл с Нелли, закусывающие тушеным черносливом в своей меблирашке. На верху своего небоскреба Уолли, проделав шведские упражнения, к удовольствию разнокалиберных клерков и стенографистов в верхних окнах соседних зданий, почувствовал себя молодым, энергичным и полным оптимизма и отправился в душ, с мыслями о Джилл. О Джилл мечтал и молодой Пилкингтон. Облокотясь долговязым туловищем на подушки, он пил утреннюю чашку чая. В первый раз за несколько дней легкая грусть покинула его, и он блаженно грезил наяву.

Однако блаженство Отиса не объяснялось ни целиком, ни даже отчасти, улучшением погоды. Источником его служила беседа, состоявшаяся между ним и дядей Крисом накануне вечером. Как именно она завязалась, понял Пилкингтон не совсем отчетливо, но каким-то манером, не успел он и опомниться, как уже изливал в сочувственные уши майора Сэлби историю своей любви. Вдохновленный добротой и чуткостью слушателя, он поведал ему все — и о своей любви к Джилл, и о своих надеждах, что однажды на нее ответят, и об осложнении ситуации в силу известных предрассудков миссис Уоддсли Пигрим насчет девушек, поющих в ансамблях музыкальных комедий. Излияния его майор Сэлби слушал крайне внимательно и, наконец, выдвинул одно из своих блистательных предложений, крайне простое и одновременно премудрое, на какие способен лишь человек с богатым жизненным опытом. По словам майора Сэлби, Джилл давно мечтала блистать в мире кино.

А что, перебил Сам себя майор, думает на этот счет Отис?

Тому идея очень понравилась. В кино мисс Маринер с ее обаянием и внешностью будет неотразима!

— Да, — согласился дядя Крис, — в кино у нее есть будущее. Пилкингтон согласился от всей души. Великое будущее, тут и сомневаться нечего!

— Заметьте, — продолжил дядя Крис, набирая обороты, выпячивая грудь и расставив ноги перед камином, — как упростится все, стань Джилл киноактрисой, да завоюй славу и богатство в этой профессии. Вы идете к своей превосходнейшей тетушке и объявляете, что помолвлены с Джилл Маринер, Наступает мгновенная пауза. «Неужели с той самой Джилл Маринер?» — лепечет тетя. «Да, со знаменитой мисс Маринер!» — отвечаете вы. Ну, спрашиваю я, мальчик мой, можете себе представить, чтобы она выдвинула хоть какие-то возражений? Абсурд! Нет-нет, я в этом проекте не вижу ни легчайшего изъяна, — Тут дядя Крис, как и миссис Пигрим в его рассказе, выдержал мгновенную паузу, — Но, конечно, необходимы кое-какие предварительные действия…

— Предварительные?

Голос дяди Криса зазвучал сладчайшей музыкой. Сам он рассиялся улыбками,

— Ну, как же, мой мальчик! Сами подумайте! Такие вещи без денег не делаются. Я ни за что не позволю, чтобы мой племянница теряла время и энергию в рядовых этой профессии, томись многолетним ожиданием, карауль шанс, который может никогда и не выпасть. В верхних рядах мест полно, там-то и следует начинать карьеру. Если Джилл пойдет в киноактрисы, то непременно потребуется создать специальную фирму по ее раскрутке. Из нее необходимо сделать сенсацию, звезду с самого начала, А вот захотите ли вы, — дядя Крис стал разглаживать складку на брючине, — внести долю в такую фирму…

— О-о…

— …это уж, — дядя Крис не заметил возгласа, — решать не мне. Возможно, на твой кошелек есть и другие притязания. Возможно, этот музыкальный спектакль забрал всю наличность, которую вы и рады бы вложить куда-нибудь еще. Возможно, вы посчитаете затею слишком рискованной, Возможно., да существуют сотни причин, почему вы, может быть, не пожелаете присоединиться к нам. Но я знаю с десяток бизнесменов — а пройдусь по Уолл-стрит и наберу еще хоть двадцать, — которые с радостью авансируют необходимый капитал. Могу заверить, что лично я, не колеблясь ни секунды, рискну — если это вообще можно назвать риском — всей свободной наличностью, которая Лежит мертвым грузом у моего банкира.

И, позвякав свободной наличностью, что лежала мертвым грузом в кармане его брюк — на общую сумму в 15 центов, — он приостановился, чтобы смахнуть пушинку с рукава, предоставляя возможность Пилкингтону вставить и свое слово.

— А сколько вам нужно? — поинтересовался тот.

— Н-да, — задумчиво протянул дядя Крис, — определить точно несколько затруднительно. Чтобы назвать точные цифры, я должен повнимательнее вникнуть в вопрос. Но давайте прикинем наугад — вы вкладываете в кампанию аванс — хм, сколько же?… сто тысяч? пятьдесят? Нет, для начала поскромнее, Пека что, пожалуй, хватит и десяти. Позже вы всегда сможете прикупить еще акций, Я и сам начну тысяч с десяти, не больше,

— Ну, десять-то тысяч я свободно могу вложить.

— Вот и распрекрасно! Мы уже продвигаемся. Мы продвигаемся! Чудесно! Я отправлюсь к своим друзьям на Уолл-стрит, изложу им свой план, и добавлю: «Десять тысяч уже есть! А каков ваш взнос?» Это ставит наш проект на деловую основу, знаете ли, Ну, а там уж по-настоящему приступим к работе, Но только, мой мальчик, решение вы принимаете сами. Судите самостоятельно. Я и в мыслях не хочу уговаривать на такой шаг, Если чувствуете какие-то сомнения, взвесьте все хорошенько. Переспите с этим, как говорится. Но что бы вы ни решили, Джилл про это — ни словечка. Сами понимаете, жестоко возбуждать у нее надежды, пока мы сами не уверены, что сумеем их осуществить. И, конечно же, ни намека миссис Пигрим.

— Да-да.

— Ну так, значит, и договорились, мой мальчик, — дружелюбно заключил дядя Крис. — Оставляю вас все обдумывать. Действуйте, как посчитаете нужным. Как, кстати, ваша бессонница? «Нервино» пробовали? Превосходнейшее средство! С ним ничто не сравнится! Лично со мной оно сотворило чудеса! Ну, доброй ночи! Доброй ночи!

С той минуты Отис так и эдак крутил в мозгу проект, с перерывом на сон. Чем больше он думал, тем привлекательнее представлялся ему замысел. При мысли о десяти тысячах долларов он чуть кривился, потому что происходил из расчетливой семьи и воспитан был в привычках экономии, но ведь в конце концов, утешал он себя, деньги эти — всего лишь заем. Как только их компания встанет на ноги, они вернутся стократ. И нет сомнений, что это придаст совершенно другой оборот его ухаживаниям за Джилл в глазах тети Оливии. Вон его кузен, молодой Брустер Филмор, женился на кинозвезде всего два года назад, и никто и словечка не проронил. Брустера часто видели с его невестой под крышей миссис Пигрим. Против высших слоев богемы предубеждений тетя не таила. Даже напротив. Ей нравилось общество знаменитостей, чьи имена часто мелькали в газетах.

Короче, Отису показалось, что любовь проторила себе дорожку. Он с наслаждением отхлебнул чай, а когда слуга-японец принес тосты, подгоревшие с одной стороны, выбранил его мягко и ласково, что, надо надеяться, тронуло восточное сердце и вдохновило его со всем усердием служить лучшему из хозяев.

В половине одиннадцатого Отис, сбросив халат, принялся одеваться для поездки в театр. Всю труппу собирали на репетицию к 11.00. Одевался он в настроении самом солнечном, таком же, как день за окном.

А денек к половине одиннадцатого стал ярким, светлым, какими только и бывают деньки в стране, где весна приходит рано, солнечная и теплая с самого начала. Над счастливым городом сияло синее небо. Суетливо шагали по улицам его жители, радуясь прекрасной погоде. Всюду царили веселье и бодрость, только не на сцене театра «Готэм», где Джонсон Миллер созвал раннюю репетицию, предваряющую генеральную, чтобы подчистить последние огрехи в номере «Я и мое се-ер-дце», который при поддержке мужского хора исполняла в первом акте героиня.