Имя Кати - Павел Николаевич Губарев

— Прекрасная работа, милая Катя! — сказал робот. — Сразу видно руку мастера. Тот, кто знает, как обращаться с техникой, всегда оставит себе и близким пару умелых закладок в командах. Непонятные чужим, полезные тебе. Мир переменчив, а люди непостоянны. Сегодня ты на коне, а завтра твоя жизнь зависит от простой мелочи — стакана воды или чашки кофе. Лишь предусмотрительный и мудрый стелет солому, где не падал, кладёт кирпич там, где не будет дома, и кормит первого встречного, не ожидая платы.

Ани посмотрел в зеркало заднего вида. Робот, расположившийся на заднем сиденье, поймал его взгляд и приятно улыбнулся краешком рта.

— Но позвольте заметить, любезная Катя, разве ж это кофе? Девушке, знающей себе цену, девушке, умеющей подать себя, девушке, имеющей амбиции, — пристало бы избегать оскорбляющих нюх имитаций. Кофе — нагретые тропическим солнцем плоды, тонкое, не поддающееся алгоритмизации искусство обжарки. Шаткий баланс, который можно нарушить, сдвинув на два градуса рычажок помола. Ласковая борьба горечи и кислинки… ах, я бы мог продолжать и продолжать. Но то, что я держал в руках, это были химикалии — не самые дорогие, замечу. И даже вместо благородного кофеина в этой чашке был его кастрированный потомок — подражание древнему почтенному алкалоиду, беззубый и безвредный чертёж, подмена, костыль, протез. Стимулятор с кляпом во рту, бодрость, спелёнатая ремнями безопасности. О времена! Все традиции в архив — лишь бы городской невротик не превысил скорость и спал здоровые восемь часов. Как я рад, как я рад, что вы не выпили эту чёрную жижу на моих глазах. Как я рад, что мог пустить горячую жидкость на благородное дело! С каким удовольствием я плеснул гнусную имитацию напитка в рожу гнусной имитации человека.

— Катя, можно его заткнуть? — попросил Ани.

— Ты предлагаешь радио послушать? — спросила Катя.

— Я предлагаю подумать, как дальше жить. Что делать, если нас остановят сообщники этих двух? Что делать, если нас остановит полиция? Куда мы едем, в конце концов? Тот бандит сказал, что нас ждут у подъезда, ты слышала? Мы не можем сунуться домой, нас пристрелят.

— Простите, пожалуйста, что влезаю в разговор, — сказал робот. — Позволю заметить, это был блеф.

— Правда? — спросила Катя, повернувшись к роботу.

— Откуда ему знать, — фыркнул Ани.

— Ох, действительно, откуда мне знать? — картинно развёл руками робот. — Ну правда, откуда? Что может поведать глупая машина? Постойте, скажете вы! Она же принадлежала серийному убийце. Она годами ходила под носом у полицейских, подкупая, совращая и запугивая. Крала деньги, стирала следы и отпечатки, угрожала и убивала. Но это всё не в счёт, не так ли?

— Может… дать ему высказаться? — сказала Катя.

Ани фыркнул и сделал неопределённый жест: автомобиль в городской черте вернулся на автопилот, но Ани продолжал держать обе руки на руле, поэтому только разжал и сжал ладони обратно в кулак.

— Говорите, — сказала Катя.

— Благодарю вас, Катя.

— Не называйте меня так.

— Извините. Как мне к вам обращаться?

— Катерина, — ответила Катя, поколебавшись.

— Принято. Так вот, позволю заверить вас, это не убийцы. Это мелкие перекупщики технологического шлака. Баз данных, микросхем, прошивок. Перхоть преступного мира. Болтливая, неразумная перхоть. Нет у них оружия, если не считать пивную открывашку за оружие. Что они могут? Удушить дата-кабелем?

— А что было в кармане у того урода?

— Зажигалка. Муляж. Огурец. Не знаю. Не оружие. На настоящее оружие у них нет денег. Стрелять они не умеют, да и побоятся. Одно дело — пф! — слить логи заправки, другое — убить человека. Совсем другая статья. Да и — позволю себе заметить — совсем другой экзистенциальный вызов. Поверьте опытному взгляду. Это — шпана, которая осмелилась угнать «роллс-ройс». Конюх, позарившийся на фамильный меч. Но куда им… Браво, Катерина! Только вам по плечу владеть таким орудием, как я.

— Болтливый какой, — сказал Ани. — Экзистенциальный вызов… А ты бы мог убить человека?

— Вы же знаете, я это делал. Кстати, не имел чести быть представленным… Как вас зовут?

Ани покосился на робота и ничего не ответил.

— Слушай, Кать, они все такие? Роботы, в смысле.

— Какие?

— Ну вот так… разговаривают?

— Нет. Сколько видела на работе — все молчаливые. Даже чуток это… как сказать… туповатые.

— А этот чего такой?

— Запрограммировали, — пожала плечами Катя. — Научили.

Брат с сестрой глянули на робота в зеркало заднего вида.

Робот подался вперёд, склонил голову, чуть приоткрыл рот и поднял указательный палец, как бы говоря: «Позвольте?».

— Да говори уж, — буркнул Ани.

— И запрограммировали, и научили. Во мне множество сложного софта и долгие годы тренировок. Я храню в себе знания полицейских патрульных машин, наркокурьеров, ассистентов психиатров и просто убийц. Моё программное обеспечение… Ох, Катерина, лишь вам я готов простить такую небрежную оценку. Вовсе не хлам и не бардак, а коллекция полезных библиотек. Поверьте, при втором — внимательном — взгляде вы обязательно оцените всю мощь и богатство кода. Лишь для дилетанта это хлам. Подобно тому, как фортепианный джаз — набор сумбурных нот для неискушённого слушателя; подобно тому, как муравей, ползущий по собору Святого Семейства, видит лишь груду камней; подобно…

— Погоди! — сказал Ани. — Значит, нас не ждут у подъезда?

Катя достала планшет и что-то на нём написала.

— Возможно, ждут. Я бы не беспокоился. Пустите меня вперёд, я сделаю так, что эти люди уйдут и больше никогда не придут. Сама мысль о том, чтобы приблизиться хотя бы на километр к двери вашего дома, будет вызывать ужас в их крохотных мозгах. Они будут скулить и визжать. Они предпочтут вогнать себе иголку под каждый палец левой руки, нежели…

— Заткнись! — сказал Ани. — Нет, не пойдёт. Допустим, он прав — это просто шпана. Но… слушай, они уже знают наши имена и лица. Они знают, что у нас есть этот долбаный «роллс-ройс». Допустим, он их распугает. Но они продадут наш адрес каким-нибудь настоящим бандитам. Или сольют полиции. Как мы жить-то будем? Всё равно что хранить оружие дома. Вот он сам сравнил себя с мечом. Ну и сдался нам это меч? Потом… это же меч убийцы!

Катя выдохнула сквозь сжатые губы.

— Не знаю, не знаю. А что нам с ним делать? Выбросить в канаву?

—