Аркан душ - Ива Лебедева

Я закусила губу почти до крови и вжалась в кровать, чувствуя, как его руки не просто ласкают, но исследуют мое тело – каждую мышцу, каждый изгиб, находя самые чувствительные точки даже против моей воли. Новое, молодое тело преподнесло мне несколько сюрпризов – оно оказалось отзывчивее к грубоватым ласкам на грани боли. Я не привыкла, чтобы со мной… так… обращались! Гремучая смесь возбуждения и протеста снова вырвалась стоном, то ли отчаяния, то ли наслаждения.

– Что же, по хорошему ты не понимаешь, – свернутая полоска мягкой кожи неожиданно оказалась у самых моих губ. – Открой рот, возьми ее и сожми зубами. Живо! Сделай это сама, иначе я воспользуюсь другим способом, – перед моими глазами возник самый настоящий кляп с ремешками, позволяющими намертво зафиксировать его вокруг головы. Бррр, гадость какая! Нет, ни за что! Лучше я сама

Меня одобрительно похлопали по щеке, как послушную кобылу или собаку. Стало обидно, и я резко отвернулась, чем вызвала пренебрежительно-довольный мужской смешок.

– Строптивая… это хорошо.

Теплый воздух резко всколыхнулся, когда большое тело бесшумно вымахнуло из полумрака, перекатившись четкими линиями мышц, навалилось сверху почти непосильной тяжестью, вжало в груду ковров, потерлось о меня, как большой хищный кот, не обращая внимания на тихий протест, заглушенный кожаным ремнем.

– Мягкая… нежная… домашняя девочка… такая беззащитная, такая соблазнительно слабая… – сильные руки подхватили меня под спину, заставляя выгибаться навстречу, и снова сдерживать стон.

Он вошел резко, без предупреждения, и только широкая ладонь поверх кляпа не позволила мне закричать. То, что происходило нельзя было назвать “они занимались любовью”, даже “они занимались сексом” не подходило, потому что только он брал, покорял, двигался, вбивался, жадно прижимал к себе… а я не могла даже пошевелиться, распятая под ним. И самое странное, что эта абсолютная беспомощность захлестывала тело такими волнами дикого возбуждения, что я давно потеряла свой “кляп” и кричала в голос, заглушаемая только его жесткими, безжалостными поцелуями.

Сухие, обветренные губы скользили по шее, к груди, обжигали соски, сменяя свою требовательность на влажную нежность языка, и вдруг исчезли, оставив после себя острое чувство потери. Сильные руки снова подхватили меня под спину, орк резко взрыкнул и задвигался во мне быстрее, быстрее… болезненно-сладкое наслаждение внизу живота вибрировало в такт его движениям, как перетянутая струна, с каждой секундой наращивая темп, пока не оборвалось с оглушающим звоном, утонувшем в нашем общем вскрике.

Когда через несколько бесконечно длинных минут придавившая меня тяжесть исчезла, а в глазах чуть прояснилось, я увидела, как поднявшийся с ложа орк спокойно одевается, и, не оборачиваясь, идет к двери.

– Мудрые старухи придут и приготовят тебя для твоего старого хозяина, – сказал он холодным, равнодушным голосом. – А сейчас можешь отдохнуть.

Дверь чуть слышно скрипнула, а я отвернулась и едва слышно всхлипнула. Слезы потекли сами собой, горячие, горькие и почти не приносящие облегчения. Да, я знаю… так надо… так надо. Я выдержу… я смогу.

Глава

27

Я так и не заснула, лежала, смотрела, как в решетчатом отверстии над потолком черная бархатная ночь медленно выцветает в рассвет. Вместе с утренней серостью пришла и знакомая старая орка, несущая в руках знакомые до озноба приспособления для клейма духов.

Вторая печать… сейчас мне поставят вторую печать. Меня начала бить мелкая дрожь – ощущения те еще, знаете ли. Но так надо. Так запланировано. Клеймо поставят на внутреннюю поверхность правого бедра, и сделают невидимым, в отличии от того, что уже полустерлась у меня на груди. Это моя защита от полного порабощения клятвой, моя надежда на то, что я вернусь к любимому… поэтому я вытерплю любую боль. Сожму в зубах тот самый кусок свернутой кожи и…

Когда все кончилось, я впала в какое-то странное оцепенение, и почти равнодушно следила за тем, как пожилая женщина, что-то бормоча себе под нос, греет воду в котле над очагом, хлопочет вокруг меня, обмывает, как маленькую и почему-то только после этого отвязывает. Тело затекло и не хотело слушаться, поэтому я с благодарностью приняла помощь, и даже слабо улыбнулась, когда та, ворча что-то о тупых мужланах и дурацкий тайнах, стала растирать мне руки.

– Ничего, ты сильная, – сказала она, поднося к моим губам чашку с какой-то густой перетертой похлебкой. – Справишься… справишься. Нам, женщинам, всегда приходится изживать невзгоды и за себя и за своего мужчину. Особенно, если мужчина того стоит.

Я только слабо кивнула, не было сил даже удивиться странной осведомленности орки, да и нельзя сейчас было на этом концентрироваться, лучше вообще не думать… что мне удалось, кстати.

Похоже, в похлебку было добавлено не только протертое мясо, но и что-то влияющее на сознание. Мир вокруг стал зыбким, подернулся легкой перламутровой дымкой, и недавние события вдруг стали казаться то ли сном, то ли рассказанной кем-то сказкой. И мне было при этом как-то… все равно.

Вот в таком сумеречном состоянии я позволила натянуть на себя все те же, уже основательно разлохмаченные тряпки, в которых меня привезли в орочье становище, и потихоньку, не сопротивляясь, пошла за сопровождающей меня старухой на улицу.

Остро-свежий степной рассвет ударил по всем чувствам так, что на мгновение в голове прояснилось. Я поневоле выпрямилась и засмотрелась на четкий зубчатый рисунок горизонта, китайской тушью прорисованный на бледно-розовом небе. Мы медленно шли через просыпающееся стойбище, мимо каменных юрт, мимо лениво потягивающихся собак возле коновязей, мимо первых утренних хлопот, которых всегда хватает в любом хозяйстве. Любопытные, презрительные, ненавидящие, сочувствующие, равнодушные взгляды соскальзывали с меня, почти не оставляя следа ни в сознании, ни в памяти. Одного единственного, самого нужного и самого невозможного сейчас взгляда я так и не почувствовала… знала, что нельзя, запрещала себе даже мысли и шла дальше. Туда, к светлеющему сквозь рассвет куполу общинного дома, где меня уже должен был ждать эльф…

Однако, мы свернули в сторону задолго до того, как дошли до нужного здания. Я только теперь обратила внимание, что под руку меня поддерживает все та же старуха, а вот следом уже топает чуть ли не целый отряд воинов в полном облачении. Почетный караул, что ли? Охрана? А зачем их так много? Впрочем, понятно, с чего те, кто кидал на меня особенно недовольные взгляды, ими и ограничились. Ближе подойти мешали решительно выдвинутые челюсти воинов и их обнаженные… хм… сабли? Мечи? Какая, впрочем, разница. Того единственного орка, которого я хотела бы видеть, среди них не было.

Наша процессия миновала крайние, самые маленькие юрты и мне под ноги как-то неожиданно расстелили строгий, местами до аскетизма, но потрясающий своим размахом ковер