Запретная. Моя - Элла Александровна Савицкая

Оно знает раньше, чем человек, что случится плохое. И всячески пытается предупредить. Подготовить, чтобы было не очень больно.

Вот и моё бедное сердце сходит с ума. Тяжело стучит со вчерашнего дня. С того самого момента в больнице, когда я увидела глаза Руслана.

Решительные. В них было то, что меня не отпускает до сих пор. Держит на цепи и впивается шипами в кожу. В них было прощание.

Я уговорила сегодня папу на нужную сумму под расписку. Поклялась, что Руслан отдаст. И что я обязательно окончу вуз с красным дипломом. Построю жизнь так, чтобы он мной гордился. Даже сначала прибегла к ультиматуму, когда он пытался отвертеться. Плакала и грозилась уйти на панель зарабатывать, если он не поможет. Конечно, это был порыв. Я просто не знала, как еще вытрясти из него деньги.

И отец, в конце концов, сдался. Скрипя зубами, согласился дать эти деньги Руслану.

Но сколько я не звоню ему, чтобы сказать это, он не отвечает.

Поэтому, когда раздается мелодия входящего я бросаюсь к телефону, глупо надеясь, что это он.

Но тут же расстраиваюсь.

Потому что звонит Славик.

– Даш, привет, у меня к тебе дело, – говорит немного нервно.

– Привет, – вздыхаю, присаживаясь на подоконник. – Какое?

– Мне нужно с тобой встретиться в одном месте.

– В каком? – отрешенно смотрю во двор.

– Тебе телефон не вернули?

– Да. Папа вернул сегодня.

– Тогда я пришлю адрес. В шесть часов вечера. Главное, не опаздывай.

– А зачем? Что за место?

– Увидишь. Это очень важно.

До шести остаётся каких—то полтора часа, которые для меня тянутся тягучей смолой.

Сердце не на месте, когда сажусь в такси и еду по адресу, который скинул Слава.

Это оказывается стоянка машин на окраине города. Место малолюдное.

Расплатившись с водителем, я выхожу и топчусь на месте, пытаясь обнаружить Славика. Отхожу подальше к одному из зданий, набираю его, но он не отвечает.

Почему? Черт его пойми.

Уже собираюсь вызывать такси на обратную дорогу, как замечаю, что к стоянке подъезжает автомобиль. Черный старый мерседес, без номеров.

Из него выходит четыре парня и решительно направляются к стоянке.

Дальше всё происходит, словно на зажевавшейся пленке. Она сбоит, скачет по экрану. Но на самом деле это скачет не пленка, а моё восприятие. Потому что я не хочу видеть то, что я вижу.

А вижу я среди парней Руслана. Засунув руки в карманы, он направляется к одной из машин. Оглядевшись по сторонам, достает из кармана нечто, напоминающее длинную плоскую отмычку и открывает водительскую дверь. Те, кто приехал вместе с ним, проделывают тоже самое с другими автомобилями. Дорогими. Новыми.

Ком, что рождается у меня в горле, стремительно перекрывает дыхание. Сквозь собравшиеся в глазах слезы, я смотрю, как Руслан садится в эту машину, спустя несколько секунд заводит двигатель, и срывает ее с места.

Следом за ним, подняв пыль, уезжают и другие. Мерседес, на котором они приехали, тоже свиснув покрышками, скрывается за поворотом. Меня они не видят, потому что направляются в другую сторону. А я стою, словно прибитая. Раздавленная. Уничтоженная.

По щекам текут слезы, сердце, что весь день болело, вместе с кровью разносит эту боль по всему организму. Я словно огромная ноющая рана, в которую собственноручно превратил меня Руслан.

Как я добираюсь домой я не помню. Меня будто перевели в энергосберегающий режим. Отключили все функции, кроме жизненноважных, чтобы не позволить отключиться окончательно.

Дома ложусь на кровать и поджав под себя ноги, молча смотрю в стену. Приходит мама, папа. Что—то спрашивают, требуют. Отец пытается до меня достучаться, а меня нет.

Я в домике, и не доставайте меня оттуда пожалуйста.

Но меня достают. На следующее утро к нам вваливается дядя Паша и как сквозь вату я слышу его рассказ о том, что вчера со стоянки угнали четыре автомобиля. Сегодня поймали нескольких человек, подходящих под описание тех, кто мог это сделать. Но случайные свидетели не рассмотрели лица, а вот я…

Каким—то образом на камеру соседнего здания попала именно я. И там видно, что я смотрю как раз в сторону стоянки в то самое время, когда Руслан с его друзьями угоняли машины.

– Поэтому мне нужно, чтобы Даша опознала их, – ставит точку отец Славика. – Я больше, чем уверен, что это та же шайка, что вынесла склад твоего Найденко.

– Дарья, ты слышала? – говорит папа, – Сейчас же едем в участок.

Пока мы едем, мама не выпускает моей руки. Я же продолжаю находиться в энергосберегающем режиме. Только дышу и слышу, как стучит сердце.

Мира вокруг не вижу. Не замечаю, когда меня ведут по коридору отделения. Когда заводят в темную комнату с большим окном. Там, в прилегающей комнате находятся пять человек. Пять парней, примерно одинаковой внешности.

Я безразлично веду по ним взглядом и отмираю только, когда цепляюсь за родные зеленые глаза.

Руслан стоит третьим. Прямо по центру. С ровной спиной и крепко сжатыми губами.

Вот сейчас моё обессилившее сердце заходится от новой порции боли.

Меня скручивает так, что я не могу сделать вдоха. Будто внутрь поместили голодного зверя, который не ел годами и сейчас он разрывает в клочья мои внутренние органы.

– Даша, посмотри внимательно, – строго говорит дядя Паша, – ты узнаешь кого—то из них? Кто—то из этих подозреваемых был вчера на стоянке? Не бойся. Они тебя не видят. И тебе не грозит никакая опасность.

Я не верю в то, что происходит. Это словно мой самый дурной сон. Кошмар превратился в явь.

Руслан – там, в числе подозреваемых. А я – здесь. На другой стороне.

Я всегда видела его в другом мире. Успешным, уверенным в себе. А не там, где заканчивается жизнь.

Чувствую, как по щеке течет слеза, и быстро стираю ее тыльной стороной ладони.

– А я всегда знал, что он то еще дерьмо, – со злостью произносит папа. – Это он был, да, Дарья? Ему не хватило тех денег, что я дал?

– Витя, не дави на неё, – шикает мама, – не видишь, что ли, что плохо дочери?

Папа не отвечает, но я чувствую его моральное давление. Его. Дяди Паши. Следователя, который стоит рядом с ним.

В какой—то момент Руслан смотрит прямо перед собой. Будто между нами нет стекла и его взгляд направлен прямо на меня.

Он смотрит … нет, не в душу. Душу он из меня вытащил и теперь там пустота. И вот он смотрит в эту пустоту, что оставил после себя. Но оказывается,