Запретная. Моя - Элла Александровна Савицкая

– Даш, если бы были обстоятельства, которые могли нас разлучить, ты бы ….

– Перестань! – срывает меня почти в истерике. – Хватит уже возвращаться к этой теме снова и снова! – кричу ему в лицо, – Неужели тебе совсем плевать на мои чувства, что ты раз за разом меня испытываешь?!

По щекам стекают слезы, за ребрами так больно…

Руслан запрокидывает назад голову, подставляя ее под порывы ветра и летящий снег. Я смотрю на него во все глаза. Пусть только не говорит. Ничего не говорит, пожалуйста!

Медленно выдохнув, он притягивает меня к себе.

Молча, без слов прижимает к своей груди.

Я всхлипнув, растворяюсь в нем.

Да, вот так правильно.

Я не могу его потерять. Не могу!

Всхлипнув, сильнее зарываюсь в его куртку, кутаюсь в его руки.

Мне это остро необходимо. Как дышать.

– Прости меня, – хрипло произносит он, – прости, Даш.

Зажмурившись, оплетаю руками его торс.

Боюсь. Я так сильно боюсь остаться без него.

И этот страх только сильнее день изо дня. Не исчезает, не становится меньше, а наоборот – растет.

Как неизлечимая болезнь отравляет мое существование.

– Не за что, – поднимаю на него лицо. Мороз щиплет мокрые щеки. – тебя не за что прощать, Руслан.

Он смотрит на меня так, будто я ошибаюсь. Будто есть. В любимых глазах столько вины, что я утопаю в ней и не выдерживаю. Отрываю взгляд и просто обнимаю его.

Минуту, две.

Мы стоим в обнимку, игнорируя усиливающуюся метель.

– Иди домой, Даш, – произносит Руслан, – холодно.

Я не хочу. Но надо. У Руслана мокрая обувь.

– А ты? – заглядываю ему в глаза.

– И я домой.

– Завтра увидимся?

– Да, – ведет пальцем по моей щеке, заставляя как котенка льнуть к нему еще сильнее.

Руслан целует меня, и уходит. А я еще несколько минут стою на месте, смотря ему в спину. На уверенную, четкую походку, широкий шаг.

Закусив до крови губу, разворачиваюсь и возвращаюсь домой.

Глава 29

Жизнь та еще сука!

Ощущение, будто меня сожрали изнутри и оставили одну оболочку.

Если бы тот склад оказался складом Дашкиного бати… это был бы полный пиздец.

Дно, о которое я ударился бы и уже не всплыл.

И так чуть не сказал ей что к чему. Смотреть ей в глаза и врать – испытание хуже нет.

Чувствую себя последней мразью.

Мразью, которая не достойна ее, а отпустить не может.

Потому что Даша единственное, ради кого я вообще просыпаюсь по утрам.

Она – маяк, на который я плыву в своей беспроглядной тьме. И если его отключить, я пропаду. Исчезну. Утону.

Остается надеяться, что дядя Паша не нароет ничего на тех, кто сегодня вынес склад. Потому что это будет конец.

Не знаю, какие планы у жизни были на меня в момент моего рождения. Иногда кажется, что кто—то на мне хорошенько отыгрался. Потому что едва мне только удаётся сделать хотя бы небольшой шаг вперед, как меня оттаскивают назад. И не просто оттаскивают, а швыряют о землю с такой силой, что из глаз искры летят.

Вот и сейчас происходит тоже самое.

Я только посмел позволить себе мысль, что распетлял этим делом с Тихим, как кто—то там сверху или снизу надо мной откровенно поржал.

В полном раздрае захожу домой, снимаю кроссовки, куртку и уже собираюсь отправиться к себе, как слышу приглушенный стон.

Мама, понимаю сразу.

– Мам, – зову ее, разворачиваясь к родительской спальне.

Вместо ответа раздается еще один болезненный полустон, полувсхлип.

Тревога хлёстко ударяет по венам.

– Мама! – срываюсь быстрее.

Влетаю в комнату – и сердце пропускает удар.

Мама лежит на кровати, свернувшись в тугой болезненный клубок. Руки судорожно прижаты к животу, лицо пепельного цвета, губы побелели. Она еле слышно стонет, как будто более громкий звук может разорвать её на части.

Меня невидимой силой швыряет к ней.

– Мама, что? Живот? – падаю перед кроватью на колени.

– Да, – отвечает, поморщившись, – не могу, Руслан. Больно.

От того, как она вся сжимается, меня охватывает паника.

Рывком встаю с кровати и вызываю скорую. От напряжения передвигаюсь как робот.

Стараюсь выключить эмоции, потому что ни к чему хорошему они не приведут, но только хрен что получается.

Пока едет машина едет, возвращаюсь к маме.

– Мам, ты как? – стараюсь звучать спокойно, потому что последнее что ей нужно – моя паника.

Но мама не отвечает. Только утыкается лицом в подушку, выворачивая меня своей болью наизнанку.

Протягиваю дрожащую руку и убираю у нее с лица волосы.

От того, какая она горячая меня и самого бросает в жар.

Трогаю лоб. Кипяток.

Блядь.

Говорил же – к врачу надо было давно идти!

– Батя! – ору не своим голосом, только сейчас вспомнив, что он должен быть дома.

В ответ тишина. Не дома.

Логически можно было догадаться, конечно, раз он не с ней, но сейчас я и логика далеки друг от друга.

– Ммм, – корчится от боли мама.

– Потерпи мам, скорая едет. Терпи.

Сжимаю кулаки и челюсти, усевшись перед ней на полу.

Если бы хоть знать как помочь или ослабить боль, я бы всё сделал.

Где мать их эти врачи, когда они так нужны? Мысленно ору, а внешне покачиваюсь вперед – назад, сцепив на коленях руки.

– Ты главное держись, мам.

Смотреть на неё сродни пыткам. Внутри спазм за спазмом прохватывает в ответ на её страдания.

Вот когда нужна машина. Я бы уже сам её отвез.

Встаю, меряя шагами комнату. Чувствую себя загнанным зверем. Когда нужно действовать, а я не знаю блядь как.

Когда наконец за забором раздается звук клаксона срываюсь к двери.

Босиком несусь к калитке.

– Что так долго? – рявкаю, пока врачи идут за мной.

– Ты погоду видел, парень? Скажи спасибо, что вообще доехали!

Быстро входим в дом.

– Туда, – веду за собой в спальню.

Врач подходит сразу к кровати, осматривает маму. Я отхожу, чтобы не мешать. Из угла слежу за всем, а кажется будто на экране телевизора всё происходит. Нереально. Не с нами.

– Как давно острая боль?

– Час, – только и может ответить мама.

– Час!? Что ж ты тянул – то, а? – с укором смотрим на меня врач, – тут время идет на минуты. У нее давление падает, – бросает напарнику. – Быстро, на носилки. Похоже на прободение или перитонит.

– Чего?! – у меня всё внутри обрывается.

Пока они перекладывают маму, я стою в проходе, вцепившись в косяк. Колени ватные. Мир рассыпается кусками.

– Ты с ней? – спрашивает врач на выходе.

Киваю.

– Тогда надевай