Их было десять - Александр Александрович Тамоников

они избили пожилого человека до полусмерти. Ему было так плохо, злоба душила его до черноты в глазах, что парень сдернул с плеча автомат и наставил на пленных. Их испуганные лица, едва различимые в темноте, стали белыми.

Гошка выкрикнул полным слез голосом:

– Уроды вы, а не люди! Угробили хорошего человека! И ради чего, из-за Гитлера вашего поганого! Ненавижу вас, ненавижу! Убью всех, плевать, что командир вам жизнь обещал! Я ничего не обещал! Убью, расстреляю каждого, не дрогнет рука! Вы не люди, а звери, звери! Упыри!

Но палец его дрожал, он никак не мог заставить себя дать очередь по притихшим немцам. Они стояли перед ним – дрожащие, ожидающие расправы. Молчали, и была в этом молчании такая безмолвная мука, ужас и в то же время мольба о пощаде.

И он не смог выстрелить, скинул с шеи автомат и бессильно погрозил кулаком:

– Ненавижу вас!

Он все никак не мог придумать, как отомстить фашистам, потом вдруг вспомнил, что его разбудили выстрелы. Ахнул, чего же он тут рассиживается, наверное, там нужна его помощь, и как можно быстрее. Стрельба могла означать лишь одно – разведчикам не удалось уйти без боя, завязалась перестрелка, и он должен в ней участвовать.

Гошка подхватил свое оружие – два автомата и винтовку, погладил ледяные пальцы товарища:

– Прощай, дядя Игнат. Может, скоро встретимся, – и бросился туда, откуда слышались выстрелы.

Он успел ухнуть вниз прямо в темноту зарослей у железнодорожного полотна, потом пробежать с сотню метров в сторону леса, который смыкался, как говорил капитан Шубин, с дорогой, как вдруг между деревьями заметил несколько фигур, которые осторожно крались в предрассветной темноте.

Борисевич так и замер: «Немцы, уже сюда добрались! Все-таки зашли со стороны опушки, взяли в кольцо!»

Парень прижался к дереву, соображая, как быть. Бежать со всех ног к своим, чтобы предупредить? Или напасть самому, хоть немного задержать немцев?

Решено – он отдаст свою жизнь, будет сражаться до последнего, но не пропустит немцев! Наши услышат выстрелы и поймут, что опасность подбирается и с этой стороны.

Борисевич вскинул автомат, поймал в прорезь прицела фигуру посередине – сейчас он уложит ее одной очередью.

Но вдруг идущий в темноте человек повернул голову и отчетливо произнес:

– Слышали шорох, товарищ лейтенант? Это не ветка, кто-то тут, совсем рядом.

Второй еле слышно ответил:

– Нет, стрельба дальше была, отсюда километра два.

Гошка чуть не выронил автомат, кинулся через кусты навстречу фигурам:

– Товарищи! Родненькие! Пришли!

Его поймали крепкие руки, майор Гречкин удивленно произнес:

– Вот он, разведка, живой! Ты откуда такой взялся?

– Я рядовой Борисевич, разведгруппа капитана Шубина! – затараторил парень. Со всех сторон к нему подходили наши бойцы, которых он не заметил в сумраке леса. Окружили плотным кольцом, а он, захлебываясь от радости, докладывал: – Мы вас ждали, так ждали! Эсэсовцев вызвали немцы из укрепрайона, они там! – он махнул рукой в темноту. – Вы слышали выстрелы? Туда ушли наши ребята, а меня оставили с пленными! Надо туда срочно! Их всего пятеро, им нужна помощь!

Вдруг из темноты вышагнул старший лейтенант Ключевской, лицо его было серым от усталости, но глаза горели огнем:

– Гоша, общее наступление! Батальон атакует узел обороны! Где Шубин, где наши ребята?

– Они там, где дорога. – Гоша заторопился показать путь. – Эсэсовцы прибыли на мотоциклах, и капитан решил их остановить. Надо туда!

Майор Гречкин мгновенно оценил обстановку:

– Первая рота! За мной! Враг впереди! Атакуем укрепление с тыла! По моему приказу открываем огонь!

Сотня советских бойцов, лучшая часть батальона, кинулись на помощь пятерке разведчиков. Основной удар, согласно сведениям, полученным группой Шубина, был направлен на земляной вал немецких укреплений. Рота, куда включили Ключевского и Гусько, выдвинулась раньше других, заодно нужно было узнать судьбу разведчиков, отправленных накануне.

…В это время капитан Шубин с товарищами готовился принять свой последний бой. Было решено организовать оборону в естественном окопе – овраге, через который должны были переправиться германские мотоциклисты. Бойцы обустроили себе удобные позиции и расположились, приготовив оружие к бою. У каждого из них было по три автомата с запасом патронов. Но даже этого не хватило бы, чтобы остановить огромную человеческую цепь, что шла на отважную пятерку.

Гитлеровцы неумолимо надвигались. Оказавшись перед лесным массивом, они разделились на небольшие группы, стараясь охватить приметный овраг.

Шубин и Афанасьев занимали позицию на левом фланге. Бывший спортсмен, привычно поборов волнение, заботливо раскладывал свое оружие. Сначала автоматы, чтобы скосить как можно больше врагов. А потом, когда закончатся патроны, можно будет работать проверенной «мосинкой». Напоследок, когда уже совсем нечем будет отбиваться, в дело пойдут висящие на поясе гранаты.

То же самое делали и остальные разведчики, они готовы были остаться здесь навсегда, умереть, но каждую пулю, каждую гранату послать в приближающегося врага.

Из укрытия уже хорошо было видно, как надвигаются черные тени. Еще немного, и будут различимы напряженные лица немецких солдат.

– Огонь! – скомандовал во весь голос капитан Шубин. Теперь можно сражаться в открытую, они вступают в неравный бой! Может быть, последний…

Разом заговорили пять автоматов, свинцовые струи метнулись в густую вражескую цепь, пули вонзались в деревья, рвали пожухлые прошлогодние листья, выбивали щепки. Несколько фашистов упали на землю.

Еще очередь, еще и еще! Глеб стрелял без остановки, менял опустевшие магазины, передергивал затвор и снова нажимал на курок, чувствуя, как греется в руках смертоносный металл.

Внезапный залп остановил первую цепь наступающих, немецкие шутце попадали в грязь, но следом напирали другие – атака продолжалась.

Оружие в руках Ерошко дернулось и замолчало – заклинило! Парень схватил второй автомат, поймал в прицел фигуры на правом фланге и снова нажал на спуск. Очередь! Двое немцев упали, раненые или убитые, остальные продолжали идти, стреляя от бедра наугад в темноту. От этого неумолимого напора, который не мог остановить даже смертельный огонь, Егору стало страшно. Ему казалось, будто не люди идут на него, а огромная машина, которая не знает страха перед лицом смерти. Он все сильнее жал на спуск, уже почти не целясь – незачем: передний строй редел, но на место убитых тут же вставали живые.

Пот тек по лицу и по спине, в груди закипал азарт боя, и одновременно охватывал ужас от происходящего вокруг. Свистели пули, грохотали очереди так, что закладывало уши. От неминуемой смерти разведчиков спасало лишь то, что они успели найти себе укрытие в овражке и теперь могли хоть как-то укрыться от вражеского огня.

Наконец, фашисты сообразили, что нахрапом русских не взять. В какой-то момент