Их было десять - Александр Александрович Тамоников

Борисевич, вчерашний мальчишка, впервые столкнувшийся с настоящими ужасами войны, не мог скрыть отчаяния. Ему было безумно стыдно и горько видеть покалеченного Кликунца, который напоминал ему отца.

– Простите меня, дядя Игнат. Надо было сразу стрелять, тогда бы не мучали они вас так. Сейчас целы были бы. А я… не сразу… я сидел… зачем сидел, дурак! Ногу вон сломали, мучители! Я как это увидел, так понял: живым они вас не оставят. Будут издеваться, пока не помрете.

Кликунец крепко сжал парню руку. Он нисколько не винил его. Ведь молодой еще, у него самого дочка чуть помладше Гошки, только-только бросила кукол своих наряжать. Как же быстро заставила всех повзрослеть проклятая война, лишила детей детства, бросила прямо со школьной скамьи в круговерть ужаса.

Игнат потянул к себе парня и почувствовал, как тот дрожит всем телом. Страх и ужас от столкновения со смертью и человеческой жестокостью не проявились сразу, от шока и желания спасти товарища Гоша не заметил того, что скопилось внутри. И вот сейчас эта боль ринулась наружу, сотрясая тело и выдавливая слезы.

Ефрейтор крепко обнял товарища и зашептал:

– Спасибо, спасибо тебе, Гоша, что жизнь мне спас. Ничего дороже этого нет, я всю жизнь тебе благодарен буду. Меня ведь дома дочка ждет, красавица-невеста. Как закончится война, приезжай ко мне, сосватаю, станешь мне сыном! А ногу… да у нас такие врачи – соберут – лучше прежнего будет. Да я на вашей свадьбе плясать буду так, что стены задрожат.

Гошка мелко закивал головой и робко переспросил:

– А она согласится за троечника замуж выйти? Я ведь учился плохо, все больше матери в госпитале помогал.

Игнат улыбнулся разбитыми губами:

– Согласится, ты человек хороший, а это самое главное.

Гоша с беспокойством взглянул на сухие губы товарища:

– Дядя Игнат, вы пить хотите?

Тот кивнул и откинулся назад на охапку полусгнившей травы:

– Ох, хорошо было бы горло промочить, с утра ни глотка не было. Да нет воды-то, фляжки вон все пустые. Ладно, Гоша, извиняй, я полежу, а то голова больно кружится.

Борисевич кинулся к Шубину:

– Товарищ капитан, раненому вода нужна. Может, я поищу ручей какой, а?

Шубин уже давно задумал осмотреть окрестности и найти ручей или озерцо, откуда можно было набрать воды. Темнота уже окутала местность, и он был почти уверен, что немцы не будут атаковать их маленький отряд в таких условиях. Можно немного выдохнуть и заняться насущными делами – теплом и водой.

Капитан велел Гошке выскрести из паровоза остатки угля и собрать дров. Они смогут развести небольшой костер на заросшей насыпи железной дороги, чтобы никто не заметил. Жалко, нет ни еды, ни воды, уходили-то ненадолго, но будет хотя бы возможность немного согреться.

Сам же Шубин отправился на поиски воды в противоположную сторону от расположения немцев. Шел между деревьями, вдыхая полной грудью воздух и пытаясь уловить знакомую свежесть источника.

Ему показалось, что он услышал какой-то шум, разведчик двинулся на звук. Вскоре он оказался на краю невысокого и очень крутого обрыва. Глеб лег на край, свесился вниз, чтобы принюхаться и прислушаться. И был удивлен: воды внизу не было. Он никак не мог понять, откуда идет звук, который нарастал все сильнее.

Он поднялся на ноги и вдруг увидел источник странного стрекота. Полоска леса заканчивалась этим обрывом, дальше земляная стена переходила в огромный овраг – пересохшее русло реки. Так как внизу почти не было растительности, другой берег был хорошо виден разведчику. Там тянулась дорога, которая, как помнил Шубин по карте, петляла по полям, соединяя Шестаковку и Мухортовку. И по этой дороге сейчас двигалась цепочка мотоциклистов, именно их тарахтение разведчик ошибочно принял за шум воды в низине. Ехали медленно, из маскировки не включали свет, в темноте силуэты были едва различимы. И все же капитан мгновенно понял, что происходит. Он со всех ног кинулся назад, к лагерю, чтобы оповестить товарищей об опасности.

При виде запыхавшегося командира все, кто грелся у костра, вскочили на ноги.

– Что случилось, товарищ командир? Немцы?

Глеб закрутил головой, от быстрого бега сбилось дыхание.

– Эсэсовцы! Направляются к укреплению. Наверное, им передали, что отряд русских в этом квадрате ликвидировал целую команду. Побоялись, что сами не справятся, ведь они не знают, сколько нас. Поэтому вызвали подкрепление – моторизованную группу. Они пока на дороге, она ведет в объезд, к мосту, еще пару километров, и они будут вон там. – Капитан указал в западном направлении. – Подъедут к своим с тыла, а утром, я так предполагаю, начнут на нас серьезную охоту. Эсэс – это не шутка, безжалостные, хорошо обученные и хорошо вооруженные головорезы. Против нас готовится наступление с очень серьезным подкреплением.

– И что делать? Прятаться? Подмоги-то все нет. – Старшина Авдей Кикин с грустью произнес вслух то, о чем думали остальные.

Круг преследователей сужается, а советский батальон так и не начал наступление. Крохотная разведгруппа по-прежнему одна в чистом поле.

Шубин наклонил голову, ему было неловко перед своими подчиненными, потому что он и сам пока не знал, как же действовать дальше. От мысли, что на рассвете их атакуют эсэсовцы, внутри все холодело, опытный разведчик не понаслышке знал об их жестокости.

Он приказал Афанасьеву:

– Дмитрий, обойди все посты, надо снимать дозоры. Пускай Ерошко и Становой идут сюда, к костру. Сегодня немецкой атаки можно не ждать, основные силы к нам соваться испугались, вызвали отряд помощнее. Сейчас соберемся все вместе и будем думать, как нам действовать. У нас пленные и раненый, для них надо будет найти другое место.

– Есть, товарищ командир, сейчас созову, – отозвался Афанасьев и упругой походкой направился к опушке, где несли свое дежурство Ерошко со Становым.

Сам же Шубин отправился проверить Кликунца и сообщить ему неприятную новость. Опытный пожилой ефрейтор сразу поймет, что им грозит большая опасность, а времени и сил для подготовки ответа нет.

Он подошел к составу, откуда смог разглядеть, что большинство пленных и караульный – Гоша Борисевич – задремали от усталости. Только Игнат не спит: положив руку на автомат, ефрейтор наблюдает за связанными немцами.

– Как вы, товарищ Кликунец?

Игнат обернулся на голос и с трудом кивнул командиру:

– Ничего, нормально! Раз живой остался, значит, смерть моя еще далеко. – Он кивнул на дремлющего Гошу: – Уж не ругайте парня, что заснул на посту. С ног валится от усталости, весь издергался. Я за немцами приглядываю, не переживайте. Они связанные, а чуть кто дернется, так я стреляю метко.

Глеб одобрительно кивнул, радуясь про себя,