Молитва к Прозерпине - Альберт Санчес Пиньоль

– Нет. Со мной спускается Адад и ты.

Она кивнула. Трудно объяснить, Прозерпина, как успокоил меня этот жест, потому что ахия была права: я и вправду не был одинок.

И мы отправились в подземелье: Адад, я, а за мной Ситир. Стены колодца неожиданно оказались теплыми. Голоса оставшихся наверху постепенно смолкли, а дневной свет перестал доходить до нас. Мы оказались на какой-то площадке, и нашим глазам открылся туннель. Адад зажег факел. Мы были под землей, в ее недрах.

* * *

С твоего разрешения, Прозерпина, я не буду рассказывать здесь о том, что случилось под землей. Скажу только, что мы провели там два дня и две ночи, и не более того, ибо повествование о наших приключениях в подземном мире заняло бы, наверное, вдвое больше страниц, чем весь мой предыдущий рассказ. Поэтому позволь мне пропустить эту часть истории. А результат нашего похода заключался в следующем: мы спустились вниз втроем и вернулись, как и надеялись, тоже втроем – но состав нашей троицы был иным.

Как ты можешь себе представить, Прозерпина, пока мы были под землей, те, кто остался на ее поверхности, сильно переживали, особенно Бальтазар и его охотники-пунийцы. Они думали, что наша вылазка будет длиться несколько часов, а то и меньше. Поскольку мы не возвращались, они пришли в отчаяние, рвали на себе волосы и спорили, как им следует поступить, но никак не могли решиться действовать. Из всех оставшихся в Подкове только у Куала не было никаких обязательств перед теми, кто отправился в недра земли, – ни с точки зрения морали, ни с точки зрения закона.

– Они не возвращаются, – говорил он Сервусу. – Давай убежим и отправимся в Утику.

Но Сервус не соглашался.

– Он твой доминус, – настаивал Куал. – Ты для него значишь меньше, чем дворовый пес. Скроемся сейчас, любимый, и нас никто никогда не найдет.

– Ха-ха! – засмеялся Сервус. – Когда ты понадобился Туллию Цицерону, он нашел тебя меньше чем за сутки, помнишь? Ты и вправду думаешь, что я остаюсь в этих пустынных местах из-за этого мальчишки-патриция? – Тут он перешел на крик: – Если это так, ты ровным счетом ничего не понял!

Все это я узнал спустя много месяцев, потому что в то время находился под землей. Но, как я тебе уже говорил, Прозерпина, на третий день мы вышли на поверхность земли. Мы вернулись к свету и к жизни по тому же пути, поднявшись из Логовища Мантикоры: я, Ситир и Голован, которого ахия тащила на спине. Он был связан, а в пасти у него был кляп. Мы действительно вернулись, но без Адада.

Охотники бросились к нам. Бальтазар схватил меня за плечи и тряс, добиваясь ответа:

– Где он? Где Адад?

Я посмотрел на Ситир, потом на Бальтазара, и произнес слова, которые были единственно возможным ответом на его вопрос:

– Адад не вернется.

Бальтазар обезумел от отчаяния, а охотники стали причитать на своем наречии. Казалось, никого не интересует наша невероятная добыча – Голован, которого несла на спине Ситир. Бальтазар в ярости требовал от меня объяснений.

– Мне очень жаль, – повторял я, – но твой брат не вернется.

– Я так и знал! Как он погиб? С достоинством или нет? Испытал ли он боль или не успел?

– Пожалуйста, умоляю тебя, – говорил я, понимая и разделяя его страдания, но твердо стоя на своем, – не настаивай. Этому нет объяснения.

Бальтазар в отчаянии то угрожал мне, то умолял меня говорить: он хотел знать подробности гибели брата, а я отказывался ему поведать. Наконец я снизошел к его мольбам и уступил, но все, что я мог, – пожать плечами и сказать:

– Ты не поймешь того, что случилось, потому что понять это невозможно. Другого ответа я дать тебе не могу.

Но его это не устраивало: Адад был ему братом – больше чем братом. От боли и ярости Бальтазар схватился за большой нож и стал размахивать им передо мной, рыдая и угрожая. Я поднял руку:

– Сейчас ты остался один во главе ваших людей! Веди же себя как должно!

Он не успокаивался. Не знаю, чем бы кончилась эта сцена, если бы поблизости не было Ситир. Ахия спокойно подошла к Бальтазару и без труда забрала нож у него из рук, словно обезоруживала пятилетнего мальчишку. Она бросила нож на землю, ласково провела пальцами по его затылку и сказала:

– Он не вернется.

Потом она отвела Палузи в сторону, где росли какие-то кусты, и мы увидели, что Ситир встала там на колени, а Бальтазар подчинился ей и тоже опустился на землю. Затем ахия нежно прижала его голову к своей груди, как раз там, где скрещивались перекладины креста. Он отчаянно зарыдал, словно вода хлынула из разбитого сосуда. Палузи обнимал Ситир и плакал навзрыд, содрогаясь всем телом. Сервус разумно предложил:

– Оставим их.

Между тем охотники связали Голована и поместили в остатки моего паланкина, который за время нашего отсутствия носильщики кое-как отремонтировали. Чудовище положили брюхом кверху и приковали его руки и ноги к земле при помощи колец, которые охотники возили с собой, чтобы усмирять диких зверей.

Вид Голована, Прозерпина, вызывал оторопь, хотя он и был пленен и крепко связан. Горячий ветер тех мест колыхал занавеси паланкина, и они дрожали, словно взгляд чудовища внушал им ужас. Представь себе круглые глаза цвета янтаря, удлиненный лысый череп… И его пасть: как только мы вытащили кляп, он тут же стал рычать и плеваться, как злобный лемур, показывая нам три ряда острых зубов. Мы не могли оторвать от него глаз и в то же время испытывали нарастающую тревогу. Если это и была победа, то какая-то странная.

Бальтазар неожиданно подбежал к нам, увидел эту орущую пасть и ударил в самую середину челюстей обухом своего топора. Мелкие белые осколки брызнули во все стороны.

– Да будет проклята флейта фавнов! – заорал я. – Если ты не умеешь держать себя в руках, выйди вон из моей палатки!

– Это ведь он убил Адада, правда? – кричал Бальтазар. – Кто же еще, если не он?

Четверо охотников схватили своего патрона за руки и постарались успокоить его. А я, со своей стороны, заставил замолчать Голована: мне понадобилась помощь всех носильщиков, чтобы обездвижить голову монстра, набить его пасть мелкими камнями и наложить сверху на морду, лишенную губ, плотную повязку.

Теперь, когда наш пленник смолк, мы немного успокоились. Больше всего внимания чудовищу уделял Куал, который ранее оказался первым свидетелем его появления на