Игра на чужом поле (СИ) - Иванов Дмитрий

Я старательно показывал всё в деталях для Хокона, который, наконец, вернулся домой и был, так сказать, допущен Мартой к моему истерзанному после общения с её родителями телу.

— Я в поединке не могу просчитать то или иное действие, хотя вроде голова работает неплохо, — жалуется Хокон, пытаясь повторить боковой. Удар вышел немного размашистым, но хоть техника улучшилась.

— Это нормально. Всё приходит с практикой, — подбодрил я парня, подходя ближе. — Главное, не зацикливайся на движениях. Бокс — это как танец: когда ты перестаёшь думать и начинаешь чувствовать, всё получается само собой.

В комнате Хокона на видном месте висит боксерская груша с примятыми боками — показатель того, что её часто использовали.

— Вижу, ты всерьез увлекаешься боксом, — сказал я, постучав по мешку. — Нравится бокс?

— Очень, — блеснул глазами мальчишка и с воодушевлением добавил: — Правда, папа говорит, что это слишком опасно для принца. Но мне хочется быть сильным… ну, как ты.

— Ха! Я вообще работаю на ринге без включения головы! — усмехнулся я, глядя, как Хокон снова примеривается к удару. — Ну, вернее, моё подсознание само решает, что и как делать.

Парень удивлённо вскинул брови.

— То есть, ты не думаешь, когда дерёшься?

— Думаю, но не так, как на экзамене по математике, — пояснил я, усаживаясь на край дивана. — Раньше я тоже пытался всё просчитывать, каждый удар обдумывать… Но на ринге это губительно. Если рассчитывать каждое движение и заранее прокручивать варианты, то даже кандидатом в мастера спорта не станешь.

Хокон внимательно слушал, чуть подавшись вперёд.

— Так что? Только рефлексы?

— Рефлексы, интуиция и наработанные связки — это основа. На тренировках ты ставишь удары так, чтобы они стали твоей второй натурой. А во время боя у тебя появляется второй уровень мышления — инстинкты и опыт работают сами по себе. Это как у опытного водителя. Он ведь не думает, как включить поворотник или нажать тормоз. Всё происходит автоматически.

Наше плодотворное общение прерывает вошедшая в комнату Марта. Она грустно сообщает:

— Толя, тебе пора уезжать…

Ну а куда деваться? В комнате принцессы мы прощаемся по-настоящему — тепло и без лишних слов. Но у машины всё иначе. Под пристальными взглядами прислуги и родни мы становимся чопорными аристократами: лёгкий кивок, сдержанная улыбка и лёгкое пожатие рук.

На прощание мне вручили огромный пакет, якобы с подарками. Ну что ж, пришлось заглянуть внутрь и демонстративно радоваться.

А радоваться было чему!

На самом верху лежал уютный свитер с оленем — классика норвежского стиля. Развернул, полюбовался рисунком, стараясь выглядеть искренне довольным, и благодарно кивнул:

— О, шикарно, спасибо!

Но это была только верхушка «айсберга»!

Достаю дальше свёртки и коробочки. Местный коричневый сыр — Брюност! Нас тут таким кормили, по вкусу что-то среднее между варёной сгущёнкой и чем-то сливочным. Мы ели его с джемом — вкуснотища! К сыру прилагалась классическая сырорезка с тонким металлическим лезвием — видел такие здесь на каждом шагу. Говорят, чисто норвежская фишка.

И, конечно, местный шоколад «Фрейя». Я сам не пробовал, но Цзю нахваливал его и даже купил домой целую упаковку. Вот теперь и у меня есть запас.

Из необычного: разноцветная пряжа в аккуратных фирменных кузовках и солидный рыболовный набор с блеснами!

— Я не знала, что подарить твоей бабушке и отцу, — проговорилась Соня, чуть смущаясь, что раскрыла авторство идеи.

Что ж, отличный подарок — мои родичи будут довольны! Бабушка вязанием увлекается давно, а отец на рыбалку ездит, может, и не часто, но это дело любит.

— Соня, спасибо! В точку! — улыбнулся я, представив, как отец перебирает новые блёсны, прикидывая, на какую «придёт щука», а бабушка выискивает узор для нового шарфа или свитера.

Но больше всего мне приглянулся набор игрушечных троллей, вырезанных из кости и раскрашенных вручную. Каждая фигурка будто жила своей жизнью: у одного хитрая ухмылка, у другого — угрюмый взгляд. Настоящее произведение искусства!

— Это тролли-стражи, — пояснила Марта, видя моё восхищение. — Говорят, они приносят удачу тому, кто их бережёт.

«Да пусть что угодно приносят, главное, что они классные!» — подумалось мне.

Подарочный набор довершила литровая бутыль «Линье-Аквавит».

— Этому напитку больше четырёхсот лет, — с гордостью заметил Харальд, который, скорее всего, и подложил в пакет с подарками этот явно премиальный напиток. — Не этой бутылке, конечно, а марке. А вот этот конкретный экземпляр выдержан 12 лет и дважды пересёк экватор.

Я восхищённо покрутил бутылку в руках. Тяжёлая, с золотистой этикеткой и необычной гравировкой, она внушала уважение.

— А почему такое название? — удивился я, зная, что «линье» означает «экватор».

Харальд усмехнулся:

— Напиток делают из картофеля, тмина и других специй, и раньше его возили через океан на кораблях. Под действием качки, морского воздуха и изменения температуры он менял вкус. Поэтому его и сейчас отправляют в бочках в Австралию и обратно. То есть эта бутылка дважды пересекла экватор!

— Ничего себе! — протянул я, вертя бутыль в руках. — Алкоголь с морской закалкой!

Интересный маркетинговый ход. А подарок явно намекает на доверие — ведь «Линье-Аквавит» в Норвегии почти культовый напиток. Вот бы ещё решить, с кем и по какому поводу его выпить.

В гостинице меня встретил наш особист, нервно расхаживающий по вестибюлю.

— Слава богу, ты пришёл! — не совсем идейно обрадовался он мне.

— Что случилось? — нахмурился я.

— Цзю пришёл с фингалом, Шалва опять напился… — особист выдохнул и, понизив голос, добавил: — А ещё и лодка наша, оказывается, затонула! Мы и банкет по этому случаю отменили. И тут, и в Москве. Ещё и тебя нет!

— Слышал, что было заявление ЦК про подлодку и знаю, что есть погибшие. Королевская семья мне уже соболезнования выразила. А что с Костей? — заволновался я.

— А… пусть с ним офицеры в его части разбираются, — отмахнулся от меня дядька, заканчивая разговор.

— Та-а-ак! Подрался с пьяным? — я с наслаждением принимаюсь троллить соседа по комнате, освещающим свою койку аккуратно зреющим «фонарём».

— Да ничего особенного, — хмуро, но непонятно выразился Цзю. — А что у тебя за пакет такой здоровый? Слышал про «Комсомолец»?

— Трое, пятеро? Сколько их было? — припомнив Костины шутки по поводу моего недавнего похожего украшения, я и не думаю менять тему разговора.

— Шли мимо бара какого-то… Там дрались двое… Я подошёл разнять. Вот один локтём и зарядил, — мрачно пояснил Цзю.

— М-да… слышал, наверное: двое дерутся — третий не лезь? — задумчиво разглядываю фингал друга.

— Да если бы моя не попросила… — буркнул Костя, опустив голову.

— Так уж и «твоя»? — усмехаюсь я.

— Ну… Ай, чё говорить? Мне служить ещё долго… — обреченно махнул рукой Цзю и вытянулся на кровати.

Я уже открыл рот, чтобы обнадёжить друга и выдать пророчество о скорой демобилизации, но тут же прикусил язык. Вспомнил, что Костя вуз-то бросил перед армией! Стало маленько неудобно, ведь мог бы намекнуть другу заранее, а так парень уйдёт на дембель не в 89-м, а только в 90-м. Ну ничего, время сейчас такое, что в армии его переждать спокойнее будет.

— А про лодку в курсе, конечно. Давай парней помянем! — вздохнул я, доставая бутылку элитного пойла.

— А у меня пиво есть, — удивил Цзю, который в пристрастии к спиртному уличен никогда не был.

В аэропорту меня никто не провожает. Пришлось купить вторую сумку для подарков, потому что в первую всё просто не влезло. Сдаю багаж, ничего в ручной клади не оставляю — лишние проверки мне ни к чему. Но на таможне нас почти не проверяют — так, формальность.

Уже перед посадкой внезапно началась суета. Тренеры, особист и руководитель делегации заметно напряглись — около стойки появились двое в полицейской форме. Оказалось, норвежские правоохранители пришли за Цзю. То ли как свидетеля вызвать хотели, то ли предъявить что-то собирались. Но было поздно: Костя уже в самолёте, а это территория СССР. Был бы норвежским… А так — извините!