Большая Красная Кнопка - Макс Острогин

За велосипедами обнаружился холл, квадратный и широкий, перевернутые диваны и снова трупы, все в белых халатах.

– Вода из аквариума исчезла, – прошептал рыжий. – Рыбки исчезли…

Белов подошел к стене.

– Правильно, – сказал рыжий. – Пожарный кран. Там топоры. И багор, мне нужен багор…

Белов открыл ящик, достал топор.

– Багра нет.

Рыжий поглядел на руку, зажал ее под мышкой, снял часы, спрятал в карман. После чего убрал руку в пожарный ящик и закрыл ее.

Я чуть не засмеялся. Я прекрасно понимал, что сейчас, вот прямо на моих глазах уничтожается история. У нашего мира была своя судьба. И вот эта судьба запнулась о кочку и скатилась в канаву. Самый важный момент во всей истории человечества. А какой-то человек был сильно озадачен тем, куда пристроить свою оторванную руку.

– Смотри… – прошептал рыжий. – Там, возле двери.

Белов посмотрел.

Из стены торчали ноги. Обычные человеческие ноги, в ботинках, на правом развязанные шнурки.

– Там их раньше не было, – сказал рыжий. – Ног.

Он опустился на пол и заплакал.

Белов вздохнул. Он направился к высокому железному ящику, осторожно перешагивая через мертвецов. В ящике хранились бутылки, только достать их у Белова не получилось, тогда он вдруг впал в ярость и разрубил ящик топором. На пол просыпались бутылки и жестяные банки, Белов поднял банку, вскрыл, но напиться не смог, отбросил в сторону. И его тут же стошнило.

– Я тоже… – прошептал рыжий. – Тоже хочу… Пить…

– Это не вода!

Белов открыл еще несколько бутылок и банок, и все были непригодны, Белов отбрасывал их с видимым отвращением.

– Эй, Белов, слушай…

Белов приблизился к рыжему.

– Есть система, – рыжий вытер нос. – Мы монтировали ее почти пять лет. Над нами почти километр технических сооружений. Три градирни – сам знаешь, сколько тепла выделяет Установка. Между теплообменниками баки… Это даже не баки, это почти водохранилища, в каждом может подводная лодка развернуться… И шесть газгольдеров. Система безопасности…

– Зачем?

– Затем. Затем! Они хотели все предусмотреть… Все были детьми…

Рыжий закашлялся.

– Все были детьми, все смотрели фильмы ужасов. Если что-то пойдет не так, сначала в тоннель пустят газ, затем пойдет вода. По спиральным трубам, смешиваясь с сухим раствором… Это старый фокус, Белов…

Фильмы ужасов?

Мы с Егором переглянулись. Фильмы ужасов. Зачем делать фильм, от которого страшно? Предкам не хватало ужаса в жизни, и они придумывали его специально. Хорошо жили, но хотели еще лучше жить, не надо стремиться к лучшему, надо сберегать хорошее.

– В случае, если что-то пойдет не так, они зальют Установку бетоном. Во всяком случае, детекторы и выходы.

– Что значит не так? – спросил Белов. – Они что, не были уверены в результате?!

– Зомби… – хихикнул рыжий. – Черная дыра, экспедиция в преисподнюю, Дум Два, кина, что ли, не видел? Там всегда опаздывают… Надо вакуумную бомбу кидать, а они мирных жителей жалеют. Спецназ высылать, резать инфицированных из огнеметов, а они о гуманизме… Вот и сейчас, кажется, опоздали…

– Почему?

– Потому что мы еще живы…

Рыжий посмотрел на потолок.

– Мы еще живы. А Установка работает. Контуры должны были разомкнуть, там пять кубов гель-взрывчатки.

– Что?! Там гель?!!

Рыжий кивнул. Белов потер виски, даже почесал.

Мне нравились эти люди, я успел это отметить. Они оказались в пугающей ситуации, вокруг трупы и вообще черт знает что, тьма и трепет, один даже руки лишился, а паниковали совсем недолго. Вот уже сидят, пытаются решить проблему.

– Они же смотрели фильмы ужасов, все, особенно… Гагарин, восьмая директива…

– Что?! – Белов вздрогнул.

– Гагарин распорядился, лично. Пить охота… Служба безопасности, Гейнц не в курсе. Ты же знаешь, все военные параноики, они протащили почти пять кубометров геля в армейских термосах. Я обсчитывал криоконтуры. В случае непредвиденной ситуации емкости с гелем отключаются от питания, и через полтора часа взрыв…

– Сколько прошло?! – насторожился Белов.

– Почти четыре. Ничего не получилось, Белов. Газ, бетон, гель-взрывчатка, ничего не сработало. Ученые не смогли остановить Поток, Гагарин не подорвал гель… Много случайностей…

– Слишком много, – сказал Белов. – Для обычного-то эксперимента… Почему остальные не знали? У нас под боком гелевая бомба, а мы… А если она сейчас взорвется? Полгорода рухнет в расплавленную яму…

– Бомба прервет Поток. Механически.

Рыжий сложил кольцо из двух пальцев, разомкнул его.

– А Гейнц ошибся, – рыжий плюнул черным. – Ошибся, все развернулось просто ужасно, он гений, а облажался… Так обгадился…

Они уставились друг на друга.

Рыжий расхохотался. С безумием, видимо, все-таки заражение. Я видел такое – утром человек царапается о старую кость, или на гвоздь наступает, или заноза, а вечером столбняк, а к утру все, уже пятна по шее.

– Насколько я знаю, Гейнц не ошибается, – негромко сказал Белов. – Во всяком случае, он ни разу не ошибался за тридцать с лишним лет, никогда. Все ошибались, только не он.

Оба замолчали, и молчали долго.

– Ты хочешь сказать, – начал хрипло рыжий, – ты хочешь сказать, что Гейнц это предвидел?

– Ты сам говорил, что он какой-то сектант.

– Сайентолог, – поправил рыжий. – Сайентолог… Ты хочешь сказать, что он это специально?

Хорошая все-таки техника – слышно каждое слово, сто лет прошло, а все равно каждое слово, точно эти люди стоят вот тут, рядом, руку протянуть.

– Легко, – сказал Белов. – Частица Бога… А что, если ему плевать было на бозон? Плевать на струны? На этот твой гамма-всплеск плевать?! Если он хотел как раз все это устроить? Из любопытства? Помнишь его зеркала? Придумал жидкие зеркала и чуть не обвалил мировую экономику! А потом выяснилось, что он всего лишь хотел сделать каток для своей дочки! Каток из бутылки – и летом и зимой, при любой температуре – свинтил пробку, разлил – и катайся. Только перестарался, эти катки были настолько скользкие, что на них не могли даже хоккеисты удержаться… Так что с Гейнца могло статься. Мы все думали, что он готовит прорыв в науке, а он на самом деле… Собирался построить гигантский миксер…

– И взбить яйца. Это у него получилось. Таким, как Гейнц, на все плевать. Ты видел, чем он занимался, когда все это началось?

– Блокнот листал.

– Он рисовал чебурашек, – прошептал рыжий. – Он в свои блокноты никогда ничего не записывает, он в них чебурашек рисует. Тощих, толстых, косоглазых. У него почти две тысячи блокнотов с чебурашками. Дело, на которое многие потратили полжизни, летело к черту под откос, а Гейнц рисовал чебурашек!

Рыжий прижал к себе руку.

– Он рисовал чебурашек…Что-то я устал, Белов, а?

– Пойдем.

Белов попытался поднять рыжего, но тот осел тяжелым мешком. К стене. Глаза его собрались к переносице, остекленевшие, с расплывшимися зрачками. Он умирал, это было сразу видно. Потеря крови. Страх. Страх вернее, видно, когда человек умирает от страха.

– Пойдем, – сказал Белов. – Надо выбраться на поверхность.

– Я останусь. Останусь…

– Я тебя вытащу.

– Идиот! – скрипнул зубами рыжий. – Не это важно…

– А что? – спросил Белов.

– Надо разомкнуть… прервать Поток…

– Надо выбраться…

Рыжий застонал.

– Выбраться потом, ты успеешь выбраться, там есть боковая шахта!

Это он почти крикнул.

– Главная градирня, – сказал рыжий уже тише. – Бомба под ней. Двадцать баллонов. Система охлаждения дублирована, замкнутый цикл, может пятьсот лет работать. Надо просто все сломать. Топором или кувалдой. Затем к лифту.

– Лифты вряд ли работают, все вспомогательные системы отключены.

Рыжий застонал.

– Это уж точно, лифты сдохли. Там есть зеленая лестница, по ней не ходи, Гагарин шизофреник, кто его знает, мог и заминировать… Справа зеленая лестница, по ней не ходи. Уйдешь через грузовой лифт, там внутри есть лесенка. Это тяжело, но ты вылезешь.

Белов постарался поднять рыжего еще раз, но тот рыкнул и отполз в сторону.

– Прекрати, – попросил Белов. – Это же пошло. Ты сам говорил про кино, а мы не в кино. Брось, пойдем, надо спасаться.

– Я не влезу.

– Посмотрим. Нельзя так.

– Ладно. – Рыжий кивнул.

Глаза у него блестели, даже сквозь бурую полумглу это вполне различалось. Заражение. Если руку ему на самом деле отхватила тварь, то в рану могла попасть слюна или яд, такое бывает от укуса кенги. И руки они любят откусывать, вообще всякие конечности.

– Ладно, – повторил рыжий. – Ладно, попробуем.

Белов вытащил рыжего с пола, и они двинулись дальше.

Коридоры. Широкие, и узкие, и поломанные. Неяркий свет, мельтешение под потолком. Трупы. Много, и не все целые, некоторые по частям. Живых не было почти, встретили одну женщину, она, кажется, сошла с ума. Бросилась на Белова со стулом. Сначала он пытался ее образумить, старался поймать за руки, но женщина вырывалась, царапалась и визжала, тогда Белов выхватил у нее стул и ударил им. Кажется, голову проломил. Во всяком случае, женщина больше не поднялась.