Повседневная жизнь языческой Руси - Людмила Алексеевна Черная

невеста и жених препоясывались сетью под одеждой с целью не дать нечистой силе сглазить их свадьбу и повлиять на будущую жизнь новой семьи, ведь колдун должен будет развязать каждый узелок в сети, а кто захочет возиться с сотней узелков! В Новгородской губернии в XIX веке весь свадебный поезд препоясывался рыбацкой сетью. Помимо простых сетей ловили также сетями «крюками» (несколькими ставными сетями, расположенными под углом друг к другу), сетями с «крыльями» (особыми добавлениями по бокам сети) и др. Поплавки на сетях делали из древесного корня и называли «кубасом».

Сетями, как правило, ловили мелкую рыбу. При этом широко использовались переметы, представлявшие собой веревку или жердь, межу — сеть с привязанными к ней крючками, опускавшимися на дно реки или озера. Переметами перегораживали узкие места, устья небольших рек. Основной добычей при подобной ловле были сельдь и всякая мелкая рыба.

Приспособлением для ловли крупной рыбы был так называемый «закол» — частокол, вбиваемый в дно поперек реки.

Семгу ловили и так называемыми рыболовными поездами, представлявшими собой две лодки, тянущие сеть. Также для ловли крупной рыбы устраивали ез (поез) — сооружение из камней и деревьев, перекрывавшее реку или часть озера. Ловля езом считалась весьма прибыльной, поэтому рыбаки выкупали друг у друга право ловить рыбу езом в течение нескольких ночей, одной ночи и даже полночи.

Вершами («мережами», «мердами», «мордами») конусообразной формы, сплетенными из ивовых прутьев, пользовались во время летней рыбалки. Осенью и весной предпочитали ловить неводами. Существовали самые замысловатые мережи (кереводные, мордяные, оханные, переметные, крылатые), приспособленные для ловли. Ловили погонной ловлей или ловлей острогой с подсветкой. Ранней зимой по тонкому льду устраивали ловлю в узких протоках глушением. Называлась такая ловля «потрескотечной».

В крайнем случае обходились «кармаками» — удочками. Существовали специальные ремесленники — кармачники, делавшие и продававшие рыболовные удочки.

Конечно, описанные виды рыбной ловли с использованием разных снастей и приспособлений встречаются в гораздо более поздних исторических источниках. Но ведь мы не знаем точно, когда именно они появились; скорее всего, эти виды рыбалки существовали и в самый что ни на есть языческий период. Важно другое: какой языческий посыл мог вкладываться во все действия и предметы, связанные с рыболовством, людьми языческих времен.

Лодки, используемые при рыбалке, оценивались в «Русской правде» по-разному: «Аще лодию украдет, то 60 кун продажи… а за заморьскую лодию 3 гривны, а за набойную (с набитыми для увеличения бортов досками. — Л. Ч.) — 2 гривны, а за струг гривна, а за челн 8 кун»[163]. Если в одной гривне было 50 кун, то получается, что дороже всего ценились заморские лодьи, а ниже всего — челны. Были еще «набойницы», сделанные из осиновой колоды и снабженные «набоями» — дополнительными боковыми досками. «Насады» также использовались в рыбной ловле, но более всего они служили для перевозки грузов, так как большой насад представлял собой плоскодонное судно, сходное с современными баржами. На таких насадах перевозили в основном соль и рыбу в больших количествах. Малые насады использовались не только при рыбной ловле, но и в бою, хотя вмещали они в себя всего несколько человек. Широко использовались для рыбалки и «каюки» — лодки из выдолбленного дерева.

Любимой рыбой для ухи и запекания в тесте был карп. Но употребляли в пищу всякую рыбу, в том числе мелкую, а также съедобные внутренности рыб. Рыбьи потроха готовили в основном из осетров, щук, белуг. Их не только пускали в уху, но и запекали. Автор «Домостроя» называл запеченные потроха «потешением стола», то есть особым удовольствием застолья.

На зиму солили и вялили как можно больше рыбы. Копчение или провяливание рыбы называлось «пар», а покупка рыбы для этих целей — «на пар». Обычно «на пар» более всего шли щуки, лещи и стерляди.

Для заготовки на зиму шла и так называемая «полотковая» рыба — распластанная под прессом тушка рыбы без внутренностей, вяленая или соленая.

Сама соль напрямую была связана с рыболовством: ее раскидывали по водной глади, чтобы приманить рыбу, а обилие крупиц соли должно было «гарантировать» обилие рыбы. Вяленую рыбу, как и соленую, употребляли в пищу в основном зимой.

Рыбьи пузыри использовались для приготовления клея — «карлука», которым склеивали деревянные изделия, ткани и многое другое.

В русском фольклоре рыба считалась женским существом, девушку на выданье часто сравнивали с рыбкой, пойманной женихом в свои сети. Существовали поверья о лечебных свойствах рыбы: так как рыбы хладнокровные, то ими «гасили» жар у больного человека, прикладывая к телу свежую холодную рыбью плоть.

Известно также об особом рыбьем «даре» — приносить во сне женщинам долгожданную беременность. Связь рыб с деторождением проистекала из того, что рыбы считались воплощениями умерших детей, находящихся на том свете[164].

Таким образом, и рыбы воспринимались далеко не просто и однозначно, и рыболовство было не таким уж простым и незатейливым делом.

Баня — мыльня — мовница

Баня известна с самых что ни на есть ранних языческих времен. Древнейшие русские летописи фиксируют славянский обычай совместного мытья в бане мужчин и женщин: «…дивно видех землю Словеньску. Идущю ми семо, видех бани древяны. И пережгуть я велми и совлекутся и будуть нази. И обольются мытелью (наваром из душистых трав. — Л. Ч.) и возмуть веникы и начнуть хвостати и того собе добьют, едва вылезуть ле живы, и обольются водою студеною и тако оживут»[165]. До 1089 года бани были только деревянными, если верить «Повести временных лет», и только в 1089 году появилась первая каменная баня («строенье баньное камено, сего же не бысть преж в Руси»)[166].

Баню часто называли мыльней. Например, это слово использовано в пословице XVII века: «Алчен в кухарне, жажден в пивоварне, а наг, бос в мыльне».

Упомянем здесь же, что в древние времена баней называли всякий теплый источник, минеральный горячий ключ. Об этом также свидетельствуют летописные тексты. В частности, в Ипатьевской летописи под 1237 годом рассказывается, как князь Ростислав пошел к Галичу, а затем бежал в Венгрию и «…прииде к бани рекомей Родна»[167].

Баня, в которой люди добивались телесной чистоты, считалась, однако, язычниками местом нечистым. Они твердо верили, что баня связана с «тем»