Курская битва. Огненная дуга - Александр Михайлович Золототрубов

— Да, это я, — растерянно отозвалась она.

Врач сообщил, что сегодня утром Надежде Васильевне сделали операцию, но ей стало плохо, она теряла сознание.

— Просит вас и отца прийти к ней в палату. Сможете?..

— Сейчас? — уточнила Люся.

— Да, и как можно скорее...

В эту ночь мама умерла. Люся даже не успела проститься с ней и от этого мучилась, ругала себя за то, что перед операцией не навестила её. Хуже того, оказалось, что и отец не был у неё. Люся беззвучно плакала в палате, откуда увезли умершую, а медсестра, полная пожилая женщина, убирала койку, на которой лежала мать, и приговаривала:

— Поплачь, дочка, поплачь, и легче станет...

Люся подняла лицо, вытерла слёзы.

— Скажите, что сказала мама? — тихо спросила она медсестру.

— Очень ждала вас... Чувствовала, что умирает, просила передать, чтобы сразу же после похорон ты ехала к мужу в Самарканд, мол, муж и жена должны жить вместе и в согласии. — Медсестра передохнула. — И ещё сказала, чтобы вы похоронили её рядом с бабушкой...

Люся душила в себе боль, глухо, сквозь сдерживаемые рыдания говорила:

— И как же это я не пришла к маме...

— Погоди, я кое-что забыла... — Медсестра вышла из палаты и вернулась через несколько минут. — Вот велела тебе передать своё обручальное кольцо и золотые серёжки. Серёжки, сказывала, чтобы ты носила, как, значит, память о ней, а кольцо отдать отцу. А вот зачем, не молвила, а я и сама в толк не возьму...

«Видно, знала мама, что отец давно изменяет ей», — подумала Люся, ощущая тугие удары сердца.

Вышла она из больницы поздно ночью, уставшая и обессиленная. Холодный воздух пахнул в лицо и вмиг освежил её. Слёзы щипали глаза, горько пахло прелой травой. С речки подул ветер, где-то на воде закрякал селезень, и вновь стало тихо. С неба глядел белый глазок луны...

Наконец Люся добралась до дома. Дверь ей открыл отец.

— Где ты была, дочка? — сухо, с обидой в голосе спросил он. — У меня всякие чёрные мысли появились... раздевайся, а то уже поздно. Садись к столу, я принесу тебе чай с лимоном.

Она отдышалась, глухо выдавила:

— Я из больницы... Мама умерла... — И громко зарыдала.

После похорон матери Люся собрала чемодан и заявила отцу, что уезжает к мужу. Он был обижен тем, что она не посоветовалась с ним, о чём ей прямо и заявил:

— Ты мне дочь, и я очень волнуюсь, как там у тебя пойдёт жизнь...

Она жёстко прервала его:

— Обо мне теперь есть кому заботиться, так что подумай лучше о своей... Ане.

Отец отвёл глаза в сторону, едва слышно промолвил:

— Ты уезжаешь, а что я буду делать один в четырёх стенах? — И после недолгой, но томительной паузы продолжил: — Аня очень отзывчивая женщина, ты ей понравилась... Знаешь, когда нас постигло горе, она тоже плакала.

Люся зло усмехнулась.

— Это она для виду, а сама-то, видно, обрадовалась, что теперь ты свободен. — Она передохнула. — Ты предал маму. И меня тоже!

У отца почернело лицо, задёргались веки.

— Ты что такое говоришь? Да как ты смеешь?! — Голос его звучал как туго натянутая струна. — Ты... ты желаешь мне зла, а не добра, и я удивлён...

Он не договорил, увидев, как Люся подняла с пола чемодан и решительно шагнула к двери. Отец поспешил к ней, хотел было задержать её.

— Доченька, ты прости... Доченька, я тебя провожу, только оденусь...

Но Люся оттолкнула его и молча вышла во двор...

В Самарканде она мучилась, хотела написать отцу письмо, но всё откладывала — не могла простить ему тот памятный вечер, когда мать после тяжёлой операции ждала его, а он так и не пришёл. Когда однажды она обо всем рассказала Павлу, тот с усмешкой заметил:

— Зачем ты ему нужна? У него вторая молодость наступила.

Его слова задели Люсю за живое.

— Ты думаешь, что он сойдётся с Аней?

— Уверен в этом, иначе не стал бы приглашать её к себе домой.

После долгой паузы Люся обронила:

— Кажется, Паша, ты прав...

А через неделю после этого разговора она получила от отца короткое письмо: «Люсенька, милая, сообщаю, что Аня стала моей женой. Я не знаю, как ты это воспримешь, но другого выхода у меня не было. Я люблю Аню. Давно люблю её, просто боялся тебе в этом признаться. Аня давно хотела с тобой объясниться, но я решительно возражал: боялся, что ты обидишься. И не считай меня злодеем. Мы с мамой давно охладели друг к другу, она попросила меня не говорить тебе об этом... А Аня меня очень любит. Душа у неё мягкая и добрая. Она даже стала упрекать меня в том, что я тебе не пишу. «Люся, — говорит, — твоя дочь, и ты обязан думать о ней, заботиться, даже если она и вышла замуж». Если не возражаешь, я приеду к тебе с Аней: она в тебе души не чает...» Дальше Люся читать письмо не стала, разорвала его в клочки.

— Пока эта Аня с отцом, я знать его не желаю, — запальчиво заявила она.

— Не горячись, Люся. — Павел привлёк её к себе. — Он же твой отец, пусть приезжает, а?

— Нет и нет, — решительно отвергла она, и Павел увидел в её глазах недобрый огонёк.

Больше к этому разговору они не возвращались.

Люся стала привыкать к жизни в Самарканде. Война шла где-то далеко, но скоро состоится выпуск и Павел, наверное, уедет на фронт — где тогда будет она, Люся? «Вернусь в свой родной Саратов, — подумала как-то. — Там мне всё знакомо и дорого. Опять же подруги по школе... Там мне будет веселее...» Дом, в котором муж снял комнату, утопал в зелени. Павел часто увольнялся и приходил домой, а в выходные и праздничные дни был с Люсей, и она от радости не находила себе места. Вот и сегодня с утра муж обещал прийти, и Люся старалась скорее приготовить на обед что-нибудь вкусное...

Павел спешил домой. По пути он нарвал в огороде укропа, петрушки, зелёного лука для украинского