Курская битва. Огненная дуга - Александр Михайлович Золототрубов

— Извини, Володя, но на такой приём я не рассчитывала. Я всё же пойду. Люся права, нечего тут заниматься заказами, это я сделаю завтра в цехе.

Ещё миг, и она бы ушла, но Люся опередила её.

— Простите, Аня, я погорячилась. Прошу вас, садитесь, не то папа будет на меня сердиться. — И она мило улыбнулась.

В кино на свой сеанс Люся опоздала и теперь задумчиво бродила в парке, время от времени посматривая на окна своей квартиры. Вечер был холодный и сырой, ветер гнал по земле листья, деревья в парке шумели грустно и равнодушно, от этого на душе у Люси было знобко. Ещё вчера она уважала своего отца, а сегодня презирала за то, что он так невнимателен к больной жене, мало того, привёл к себе домой Аню...

Шагая в темноте парка, Люся то и дело спотыкалась о камни, которыми были огорожены молодые деревья. Ей стало зябко, но идти домой она не хотела — пусть там обсуждают и уточняют заказы, что и когда надо делать в первую очередь, не то ещё отец обидится, что она помешала им.

Люся дошла до конца парка. На скамейке сидели парень и девушка. Он, тихо смеясь, говорил ей: «Понимаешь, Инга рыжая, она готова вешаться на шею, а я так не могу. Я гордый...» Люся ускорила шаги, ей не хотелось слушать чужие слова, тем более влюблённых. Посмотрела на часы — начало двенадцатого. Кажется, сеанс уже закончился. Она взглянула на дом — в окнах темно — и обрадовалась: наконец-то отец ушёл провожать свою гостью. Она поспешила домой. Мимо неё прошли какие-то молодые парни, один из них, что был ниже ростом, пел под гитару, а другой, высокий и лохматый, басил во весь голос: «Я не могу жить без тебя, Анюта, я весь потерян и смущён...» Люся подумала с неприязнью: «Постригся бы, весь зарос...»

А вот и подъезд. Люся вошла в дом, поднялась на третий этаж. Ключ упёрся во что-то внутри замка. «Так ведь там другой ключ, отцовский, — не сразу сообразила она. — Что он, дома? Тогда зачем гасили свет?..» У неё неприятно засосало под ложечкой. Она хотела было постучать в дверь, но услышала за дверью голос отца:

— Аня, не торопись, Люся ещё в кино... Одевайся теплее, на дворе ветер, и кажется, пошёл дождь. Завтра после работы я приду к тебе, так что никуда не уходи.

— А Люся у тебя с характером, — отозвалась гостья. — Остра на язык.

— Я ей прощаю, к тому же скоро она уедет к мужу...

У Люси забилось сердце. Про себя она шептала: «Она его любовница, она его любовница...» Ей стало жаль и себя и мать, и всё же она нашла в себе силы спуститься вниз и зайти за угол дома, чтобы они не увидели её.

Отец и Аня вышли из дома весёлые, он взял её под руку, и они направились в сторону Заречной улицы, что примыкала к парку. Видно, Аня жила где-то там, за парком.

Люся вошла в комнату, разделась, упала на свою кровать и заплакала. С тех пор, как муж уехал, ей было не по себе. Порой смутно чудилось, что вот-вот во дворе появится Павел, поднимется к ней в комнату и скажет: «Ну вот я, приехал за тобой!» Но она знала, что муж не приедет, потому что он там ждёт её. «Я тут долго не задержусь, — заверила она Павла, когда провожала его на вокзал. — Только бы мама скорее поправилась, и я сразу же соберу чемодан. Ты не сердись...» Мысль о том, что Павел живёт один, мучила её, а тут ещё отец... Люся давно заметила, что он охладел к ней, своей дочери, и за жену он не тревожился: когда её положили в больницу, пришёл к ней лишь на третий день, сославшись на работу в цехе, где выпускали продукцию для фронта. Теперь же, когда в их дом он привёл сборщицу Аню, Люся ещё больше укрепилась в мысли, что она тут лишняя. Отец жил сам по себе, она сама по себе. Вчера утром она стирала, а он куда-то собрался.

— Идёшь к себе на завод? — спросила Люся.

— А что?

— Занеси на почту телеграмму Павлу, — попросила она. — Что-то от него долго нет писем. Я волнуюсь...

Он посмотрел на неё из-под насупленных бровей.

— Ты всё же поедешь к нему? — И, увидев, как она плотно сжала губы, добавил: — Впрочем, это твоё дело, давай свою телеграмму.

Вернулся отец домой вечером, и, когда сели пить чай, он вдруг протянул ей письмо от Павла.

— Пришло на прошлой неделе, положил в портфель и совсем забыл о нём. Ты, дочка, не серчай, закрутился на заводе.

Лицо у Люси стало строгим и каким-то неприступным. В голове пронеслось: «Я уже чужая ему...» Холодно спросила:

— Как ты мог, папа? Я так ждала это письмо...

— Понимаешь, у нас план горит, вот я и кручусь. — И отец с металлическим оттенком в голосе осведомился: — Чем он тебе приглянулся, этот Павел? Таких, как он, пруд пруди. А есть и лучше его. И потом, если он любит тебя, почему не увёз с собой?

Люся едва не заплакала, её лицо потускнело, в груди стало горячо.

Весь день Люся просидела в своей комнате, а когда отец куда-то ушёл, ей вроде бы полегчало, и она, одевшись, решила сходить на почту, чтобы заказать переговоры с Павлом. Ох эти мучения! Скорее бы уехать из дома, она была уверена, что там, где учится её добрый, милый Павел, ей будет спокойнее. Ещё раз прочла письмо мужа, и его слова: «Мне тут без тебя до боли тяжко, быстрее приезжай, жду с нетерпением» — всколыхнули всё её существо. Она мысленно сказала отцу: «Я уеду к Павлу, меня здесь ты не увидишь, а если вдруг приеду, то на очень короткое время, да и то к маме. Лишь бы она поправилась».

Неожиданно зазвонил телефон. Люся так и застыла у двери. Неужели отец? А телефон тревожно гудел. Она перевела дыхание и взяла трубку.

— Вам звонит врач из больницы, — забасила трубка. — С кем я говорю, с