Эхо забытых стен - Gerodot

Гарнизон или… в Разведкорпус. Эта тема всегда вызывала накал страстей. Жан, естественно, выступал за Полицию — «ближе к Королю, сытая жизнь». Эрен огрызался: «В такое время думать только о своей шкуре? Мы должны уничтожить Титанов! Я пойду в Разведку!» Его ярость и решимость в этом вопросе были непоколебимы.

Конни смеялся, Саша грызла припрятанную картофелину, Марко пытался сгладить углы. Райнер и Бертольд сидели неподалеку, слушая. Энни и Марсель держались особняком.

Алексей слушал. Он видел всех их — молодых, полных надежд, амбиций и страха. Видел их потенциал, их будущие роли. И видел, как мало времени осталось. Меньше года до выпуска. А после — первая настоящая битва. В Тросте.

Он посмотрел на Эрена, в его горящие глаза, в которых всё ещё горел огонь мести, подогретый живым, но страдающим образом матери. И вспомнил о Грише Йегере. В своих видениях он видел, как Гриша передаёт Эрену силу. Но в этой реальности Эрен, насколько знал Алексей, понятия не имел, что стало с отцом после прорыва. Он считал, что доктор Йегер, ушедший к пациентам, либо погиб под обломками, либо был съеден.

«Эрен, — тихо окликнул Алексей, подходя ближе. — Ты вот про будущее, про Разведку говоришь… Это правильно. Нужно смотреть вперед. Но иногда… иногда нужно и назад посмотреть».

Эрен повернулся к нему, вопросительно. Остальные замолчали. Голос Алексея, всегда спокойный, привлекал внимание.

«Ты про мать? Я… я помню…» — голос Эрена сорвался. Образ Карлы, живой, но искалеченной и, возможно, уже мёртвой, до сих пор был самой больной точкой.

«Не только, — мягко поправил Алексей. Он присел рядом, глядя в огонь. — Ты говорил, что отец… он был в тот день… на выезде? И связи с ним… с тех пор нет?»

Эрен кивнул, его лицо омрачилось. Он почти не говорил об отце. Словно его судьба была не так важна на фоне ужаса искалеченной матери (по крайней мере, он так думал о ней долгое время, пока Карла не «вернулась» в их жизнь в виде страдающей, зависимой тени) и её спасения Алексеем.

«И все считают, что он… погиб», — закончил Жан, его голос был чуть жёстче, чем обычно при упоминании смерти.

«Пропал без вести — хуже, чем смерть, знаешь? — задумчиво сказал Алексей, глядя в огонь. Он чувствовал взгляды всех на себе — и Эрена, и Микасы, и Армина, и даже тех, кто делал вид, что не слушает. — Нет ни могилы, ни определенности. Словно человек просто… растворился».

«Да, это… невыносимо», — тихо ответил Армин.

«Но… память остаётся, — продолжил Алексей, слова лились спокойно, но каждое из них было выверено, каждое имело скрытый смысл для того, кто должен был его услышать. — Важно не забывать. Думать о нём… Часто. Мало ли… что с ним произошло. Какие у него были… секреты. Какие дела он вёл. Иногда… люди оставляют что-то после себя. Что-то важное. Что-то, о чём никто не знает. Что-то, что может… помочь». Он сделал паузу. «Просто… думай о нем, Эрен. Вспоминай. Всё. Детали. Разговор. Какие-то его странности. Это… важно».

Эрен смотрел на огонь, его лицо было сосредоточенным. Микаса сидела напряженно. Армин выглядел встревоженным, но его ум явно начал искать логику в этих странных словах. Остальные… Жан с недоверием, но слушал. Конни с обычным недоумением. Саша… просто смотрела на огонь.

«Мало ли что», — повторил Алексей, поднимаясь. Он бросил взгляд на Райнера и Бертольда — те тоже слушали, их выражения лиц были нейтральными, но Алексей почувствовал в их позах какую-то скрытую, едва заметную напряженность. Энни была дальше. Слушали ли они? Знали ли они, что случилось с Гришей?

Алексей ушел в тень бараков, оставив их в тишине, наполненной лишь треском костра и тяжестью невысказанных мыслей. Он бросил зерно. Бросил туда, куда оно должно было упасть. В память Эрена о его отце. Намекнул, что Гриша мог не просто исчезнуть, но оставить после себя что-то важное. Это был рискованный шаг. Это могло спровоцировать Эрена на размышления, на поиски. А это могло привести его к подвалу раньше времени, или вызвать непредсказуемую реакцию шифтеров. Но это был и шаг, направленный на то, чтобы подготовить Эрена, хоть немного, к будущему. К своему наследию.

Теперь оставалось только ждать. Наблюдать за тем, как посеянное зерно начнёт прорастать в умах тех, кто был ключом к его плану. Тренировки продолжались. Время шло. И неотвратимая встреча с Титанами в Тросте становилась всё ближе. А вместе с ней — и проверка его плана на прочность.

Глава 8

Минуло три года. Три года беспрерывного давления, как камня на росток, пытающегося пробиться к свету. Изломленные горем и ужасом дети, выброшенные на берег новой жизни после падения Шиганшины, обрели в Горниле Тренировочного Корпуса стальные спины и зоркие, немигающие взгляды. Год 850-й подошёл к концу. Выпуск 104-го набора застыл на плацу в ожидании своего приговора — выбора пути.

Командир Кейт Шадис, воплощение самой дисциплины, стоял перед строем, его резкий взгляд обводил лица новобранцев. Под серым осенним небом, пронизанным холодным ветром со Стены Роза, звучали его слова — чёткие, отрывистые, не терпящие возражений. Слова, определяющие судьбу.

«Сегодня мы выделяем лучших!» — голос Шадиса гремел, прошивая насквозь усталость и страх. — «Десять новобранцев, чьи результаты в течение трёх лет были наиболее высоки. Тех, кому предоставляется привилегия выбора своего дальнейшего пути в жизни и службе!»

Напряжение достигло пика. Быть в десятке лучших — значит, вырваться из массы обречённых, получить шанс не быть брошенным на верную смерть на границе, а выбрать свой род войск — безопасную (по слухам) Полицию, надёжный (но скучный) Гарнизон или самоубийственный Разведкорпус.

Шадис начал оглашать список. «Десятое место… Армин Арлерт!»

По рядам прокатился лёгкий шепот. Армин? Тот, что физически был самым слабым? Но его ум, его тактический гений, его блестящие результаты на теории… Неужели этого оказалось достаточно, чтобы компенсировать недостатки? Армин, бледный, но с неожиданной решимостью на лице, вышел вперёд. В его взгляде больше не было той испуганной беспомощности, которую Алексей видел в Шиганшине.

— Я СОЛДАТ! — пронеслось над полем…

«Девятое место… Конни Спрингер!» Конни, известный своей порой нелепой, но стремительной скоростью и энтузиазмом, выпрямился с гордостью, смешанной с обычным для него ошарашенным видом.

«Восьмое место… Марко Ботт!» Спокойное лицо Марко появилось из строя. В его глазах светилась внутренняя порядочность, неизменная за эти три года.

«Седьмое место… Саша Браус!» Удивлённо-восторженный возглас.