Следующая станция - Петр Добрянский

офицеры были убиты. Я не знал, что мне делать. Офицерский состав был в меньшинстве, но поддерживать бунтарей я тоже не собирался. В итоге я просто выпрыгнул за борт.

Мы тогда совсем не далеко ушли от берега. Схватившись за пустую бочку, я качался до самого утра, пока одно торговое судно меня не подобрало.

Подняв меня на палубу, они привили меня в чувство и дали немного виски. Я огляделся и понял, кто меня окружает. Это конечно не пираты, но тоже своеобразные личности, то оказались контрабандисты. Все знали кто они такие, но столкнувшись с ними на суше, ты и не поймешь кто перед тобой обычный моряк или «полу пират».

Они стали расспрашивать меня, каким образом я очутился в море. Рассказ мой ничем не отличался от того, что я сказал ранее, кроме, конечно, концовки. Я сказал, что между мной и одним из матросов завязалась драка, но тут корабль качнуло и меня выбросило за борт.

Контрабандисты не очень мне поверили, но допрашивать больше не стали. Затем капитан сообщил мне, что зайцев они не возят, а значит, я должен отработать дорогу. С тяжестью на сердце я согласился, но кто их знает, что бы они со мной сделали в случае отказа.

Мы добрались до ближайшего порта, и капитан отвел меня поболтать на баке. Он сказал, что в мою историю с бунтом не верит и сказал, что не он один разделяет такое мнение, но все же работаю я хорошо и он готов меня оставить на своем судне.

Я стал быстро прокручивать в своей голове возможные последствия. Как я прихожу в торговую организацию, на которую я работал и рассказываю сказку, что сам выдумал. Конечно, можно было бы поработать над деталями, но исход один. В худшем случае я отправлюсь на эшафот, в лучшем мне сорвут рукава как трусу и не на одно судно меня больше не возьмут.

Я полюбил море, полюбил больше чем сушу. Прохладный ветер, колыхающий волосы, соленые брызги моря, что падают тебе на лицо, громовое черное небо перед штормом, я бы никогда в жизни не поменял все это на пыль траву и жизнь в деревне или в городе. Пожав руки, я принялся за разгрузку корабля.

Я много где побывал. У берегов Африки, обоих Америк, а один раз мы причалили к одному из портов Японии. Моя жизнь была удивительной и в то же время опасной. Контрабанда опасное дело, но очень прибыльное. На торговом судне я бы и в жизни столько не заработал, как на этом корабле.

Спустя два года я добился доверия капитана, и он назначил меня боцманом вместо предыдущего человека, что был убит при передаче груза. Нас выследили сотрудники таможни, мы еще не успели его передать, как те стали палить в разные стороны. Помню, мы еле тогда удрали. Потеряли груз и стоянку, а еще и репутацию. Больше с нами в тех краях не хотели вести дел, и нам пришлось искать новое пристанище.

Прогресс шел в гору, в морях появлялись все более быстрые и мощные корабли и в итоге окончательно вытеснили парусники. Лишь самые нищие торговые организации пользовались парусными кораблями. Но с годами все больше и больше загибались и, в конце концов, банкротились.

Наше судно было парусным, и капитан понимал, что его срок подходит к концу. Капитан ослаб духом и стал много пить, работы толком не было, а если и попадалась, то был большой риск быть убитым при выполнении той или иной задачи. Команда перестала доверять капитану, и все произошло по тому же сценарию.

Ночью произошел бунт. Меня вновь не тронули, потому, как я был один из организаторов этого бунта. Некоторые офицеры и часть команды были убиты. Капитан же не противился своей участи. Приставив к виску дуло пистолета, он всех нас проклял. Спустил курок и вывалился за борт, а после началось самое страшное.

Налетел страшнейший шторм. Таких я не видел еще в своей жизни. Ветер злобно завыл и стал поднимать волны все выше и выше. Судно стало раскачиваться, произнося жалобные стоны. У нас не было времени предпринять все необходимые меры, а даже если бы и было, то никто этого не стал бы делать. Сердца наши пылали после битвы, лица были в брызгах крови наших врагов и все было нам ни по чем.

Корабль стоял на якоре никто не стал его поднимать. Все рванули в трюм, потому как грот мачта переломилась у основания и полетела на наши бедные головы. Как только последний из нас спустился в трюм, мачта с треском упала и прижала выход из трюма. Мы оказались в ловушке.

Ветер все еще бушевал, но потом небо полыхнуло, и грянул гром, за ним тут же полил сильный дождь. Капли собирались в половицах палубы и, просачиваясь, стали капать в трюм. Мы подставили под капли ведра и тазы, чтобы выливать собранную воду за борт, но это не понадобилось, через время шторм утих и ушел на запад. Мы попытались вылезти из трюма, но грот было невозможно сдвинуть с места. Пару матросов вытащили абордажные топоры и принялись буквально прорубать себе путь. Через час мы все вылезли на палубу. Разруха была неимоверная. Остальные мачты были переломаны. Цепь, на которой держался якорь, лопнула, и теперь мы находились в дрейфе.

Проверив досконально корабль, мы поняли, что других повреждений не получили, но была одна небольшая странность – было невозможно определить наше место нахождения. Компас раскручивался в разные стороны, звезд на небе не было, единственное, что мы знали точно, так это где восток и запад, которые можно было определить по солнцу и больше ничего.

Шли мы почти неделю после этого злосчастного шторма. Никто не знал, куда нас приведет морская гладь, но все знали, что запасы провианта заканчиваются, и если мы в скором времени не ступим на сушу, то начнем тянуть жребий.

Как-то один морской волк рассказывал мне про жребий. Их судно побывало в похожей ситуации и спустя десять дней они стали тянуть спички. Способов существует множество, но общепринятый со спичками. Достается количество спичек равное количеству людей. Одна из спичек надламывается и прячется среди остальных. Затем все по очереди тянут спичку и тот, у кого короткая, будет съеден. Тот матрос сказал, что они успели сожрать двух людей перед тем как их спасли и каждый раз он не испытывал более сильного ужаса, чем во время жеребьевки.

На девятый день измученные палящим