Гагарин: дорога на Марс - Анатолий Евгеньевич Матвиенко

душно. Рванул на горле и груди форменную генеральскую рубашку так, что пуговицы брызнули по бетону, и схватился за левую сторону груди. Боль её пронзила такая, будто туда попал осколок взорванной ракеты, а потом бетон бросился навстречу и ударил по лицу. Впрочем, удара Юрий Алексеевич уже не почувствовал…

… Алла Маратовна и Ксения дежурили у его палаты посменно несколько суток. Прорывались Андрей и Лариса. Больше никого, кроме сотрудников клиники, не пускали. По личному распоряжению Генерального секретаря вход в кардиотделение и в люкс охраняла милиция. Цветы, фрукты, подарки, письма медперсонал даже не приносил, а складировал, скоропорты Алла Маратовна велела медикам забирать себе или сдавать в столовую «кремлёвки», поскольку они прибывали в оптовых количествах.

Когда состояние стабилизировалось, Гагарин грустно подвёл итог, признавшись жене:

— Дорогая! Ты добилась чего хотела.

Она аж подскочила как ужаленная, очки на носу подпрыгнули:

— Чтоб мой муж лежал с инфарктом⁈

— Чтоб я больше не имел шанса подняться в космос. Лечащий врач убеждает: со временем поражённая область зарубцуется, вернусь к активному образу жизни. Но, увы, наземному. Максимум — пассажиром на Як-42.

— Лежи! Летун…

— А дай-ка мне телефон.

Аппарат стоял в номере, но ни разу не звонил.

— Я его выключила из розетки. Тебе нельзя волноваться.

Зная жену столько лет, он знал, как добиться задуманного.

— Сейчас я волнуюсь от того, что не знаю, почему рухнула ракета. Мучаюсь. Вот… Похоже, давление повышается. Значит, вернутся боли в груди.

— Ты меня шантажируешь! — Алла Маратовна переводила сердитый взгляд с его лица на молчаливый телефон.

— Да. Потому что Ксюша меня порой понимает лучше. Буду ждать её смены и нервничать. Вот, аппетит пропал… А думал кашки навернуть.

— Мне с тобой как с маленьким торговаться? Минуту телефона за ложку каши?

— Тарелка тянет на десять минут. Включи в розетку и набери Козлова. Пожалуйста! Я продиктую телефон.

По счастью, Дмитрий Ильич был на месте.

— Не представляешь, Дима, какую гадость я вынужден жрать, лишь только бы супруга позволила с тобой поговорить.

— Сочувствую и обещаю шашлык после поправки. Как здоровье?

— По еврейской присказке: не дождётесь. Но ещё не выписывают. Ладно… Отчего ракета упала?

— Заводской дефект блока управления топливным насосом. Причём подвела и дублирующая система. Головы летят, я за свою держусь единственной рукой — пока на месте.

— Ты же понимаешь. Пока хоть одна нормально не отработает, мы не вправе на неё грузить полезную нагрузку для Марса. То есть вся программа восемьдесят восьмого…

— Плавно перетекает на девяностый, а мы понятия не имеем о сроке хранения американских бустеров на околоземной орбите. Они, кстати, тоже. Предложить им чисто облётную программу? В Политбюро зреет именно такое решение.

— Ребята… Вы меня во второй инфаркт загоните. Дмитрий Ильич! Обещай разбиться в лепёшку, заложить почку, глаз, вторую руку, но чтоб к Новому году был третий комплект «Энергии-7». Иначе…

— Иначе очень многое из сделанного окажется зря. Понимаю тебя, Юрий Алексеевич. Твоё мнение важно. Пойду к Генеральному. Потом в Совмин. Если пуп рвануть, соберём третью. Надеюсь, она не подведёт.

— Что китайцы?

— Ревут белугой. Кричат: мы загадили гидразином десятки квадратных километров рисовых угодий.

— Не понял. Ракета керосиновая, не на гептиле.

— А ты это китайцам докажи. В общем, решение с Восточным было бы правильным. Полёт сорвался не из-за условий запуска. Но с Восточного сердцевина шлёпнулась бы в Тихий океан.

А бустеры переоборудуются для приводнения достаточно оперативно. Это на сушу их сажать — задача со звёздочкой. Оттого столько их потеряли.

— Юрий Алексеевич, слышишь меня?

— Да-да, задумался.

— Меньше думай, больше лечись. А я постараюсь держать в курсе основных дел.

Алла Маратовна за время их разговора метнулась и принесла кашу, обычную гречу с маслом, вполне приличного качества и вкуса, муж просто выделывался и капризничал.

— У меня осталось три минуты! Наберу Берегового!

— Сначала — каша!

Потом засмеялась и поцеловала в лоб. Если ершится, значит и правда худшее позади, поправится. Если вспомнить как его, едва стабилизированного, привезли с Казахстана… Нет, лучше не вспоминать.

— Сделай приятное. Скажи Андрею, чтоб Юрочку привёз. Как вспомню его, подходит на кривых ножках и говорит: «де-да, дай», сразу сердце здоровеет. Что, в больницу нельзя? Скажи заведующей отделением, что для меня запретов нет. Иначе позвоню Генеральному секретарю. Даже если ради этого придётся съесть ещё тарелку каши.

По мере того, как улучшалось самочувствие, жена и дочь отменили ночные дежурства и приходили днём. Они же выполняли роль «дистанционного управления» телевизором, переключая с первого на второй канал и регулируя громкость.

Впервые за четверть века Гагарин был отрезан от закрытых для посторонних источников информации и получал новости исключительно из газет и Центрального телевидения, оценив приукрашенность действительности, преподносимой рядовому обывателю.

В его прошлой жизни вторая половина восьмидесятых под маркой «перестройки» и «гласности» была характерна почти полным снятием цензурных барьеров. Если не в «Правде» и в программе «Время», то в СМИ второго разряда социалистический строй, мягко говоря, подвергался критике. Кто-то, наконец, прочитал от корки до корки ПСС, полное собрание сочинений В. И. Ленина, доступное в каждой библиотеке, но никогда не открываемое кроме избранных канонических текстов, раздёрганных на цитаты. В ПСС обнаружились удивительные вещи: «вождь мирового пролетариата» призывал брать заложников из числа крестьян в бунтующих поселениях России, а также в приграничной зоне отделённых государств Прибалтики и периодически их расстреливать. Этот террорист отличался поразительной, дремучей безграмотностью в естественнонаучных и философских материях, проспав опровержение теории мирового эфира и первое признание теории относительности. В «Материализме и эмпириокритицизме» он просто не понял аргументацию оппонентов и высмеивал их, придираясь к отдельным словам, в их лице макал в навоз любую философию, кроме марксистской.

Понимая, что поклонение Ульянову-Ленину уничтожать нельзя, Гагарин в бытность Генеральным секретарём поступил хитро: запретил выпуск четвёртого и самого полного издания ПСС, добившись постепенного изъятия из библиотек третьего. Вместо этого был напечатан пухлый том «избранное», в который не просочились позорные откровения лысого бонапарта. В таком виде мёртвый Ленин успешно служил идеологии, но в фокусе пропаганды всё больше появлялись деятели позднего времени — герои войны, послевоенных пятилеток, учёные, представители искусств, сам Юрий Алексеевич тоже, не до степени культа личности, но как образец служения Родине.

В итоге реалии СССР конца восьмидесятых и их отображение в телевизоре отличались не столь радикально, как в прежнем мире в эпоху брежневского застоя. Этот Советский Союз