Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси - Глеб Сергеевич Лебедев

полный цикл сезонов в условиях жизни периода 500 г. до н. э. – 400 г.н. э. (Froncek, 1974: 21–33). Полуторатысячелетний разрыв между привычными жизненными условиями участников эксперимента и теми, в которых тысячу лет провели их далекие предки, оказался вполне преодолимым: экологический уклад, освоенный волонтерами, достаточно обеспечивал выживание человека современной «индустриальной эпохи».

Реальность раннего железного века не всегда была столь идилличной. П. Глоб установил, что земледельцы I тыс. до н. э. – IV в. н. э. в процессе длительной хозяйственной деятельности постоянной распашкой полей вызывали выщелачивание почвы, терявшей кобальт, а недостаток кобальта в растительной пище вел к эпизоотиям – массовому падежу скота (Glob, 1951: 136–144). Локальные эпизоотии могли быть внезапным и мощным толчком не только для относительно частой смены мест поселения в ближней округе, но и для дальних переселений тех же тевтонов и кимвров.

Болотные находки, наряду с могильниками и поселениями, как и в нордической культуре эпохи бронзы, остаются важной характеристикой стабильности германской культуры Севера. «Священные озера» (заболоченные в последующие времена), как иногда удается установить, обустроенные деревянными идолами и прочим антуражем языческих святилищ, сохранили на дне накопленные, иной раз за много столетий, жертвоприношения. Это прежде всего скопления металлических украшений, как в Saetrupp Moor (150 нитевидных бронзовых браслетов и гривен), Smederup (350 спиральных нитевидных браслетов, гривен, колец); «кольца» (baugar) и в быту служили меновой ценностью, как стандартная форма слитков металла (не только бронзы, но и золота и серебра).

Жертвенное место в Хьортшпринге (Hjortspring, прыжок лосося – имя ручья) сохранило в заболоченном озере сложный комплекс находок. Уникально количество оружия: 8 мечей, 138 копий, 150 щитов латенского типа (легкие, прямоугольные, с продольным ребром). Мечи однолезвийные рубящие, с длинной рукоятью (оружие, принципиально отличное от кельтского), копья разнообразной традиционной формы (иногда со втоками, для опоры в землю, т. е. оснащенные для отражения атак конницы). Это вооружение (военный трофей?) было принесено в жертву возле военного корабля, ладьи, установленной строго по странам света, с севера на юг; под нею найдены кости лошади, рядом – быка и свиньи, может быть, принесенных в жертву. Очевидно, отслужившее, выработавшее свой сравнительно недолгий навигационный ресурс, мореходное судно было принесено в дар богам вместе с доставленными мореходами из дальнего и успешного похода военными трофеями и, вероятно также, собственным вооружением наиболее удачливых воинов.

Рис. 11. Ладья из Хьортшпринга, IV–III вв. до н. э.

А – Наскальные рисунки бронзового века из Бохуслена, на которых видны суда аналогичного типа; В – реконструкция судна: а – крепление обшивки судна; б – остатки ахтерштевня

Ладья Хьортшпринга (рис. 11) – древнейшая в Скандинавии, длина судна 13,25 м (19 м со сдвоенными штевнями, словно подтверждающими иллюстрации петроглифов), ширина 2 м, обшивка была сделана из досок длиной до 5 м при ширине 0,5 м, вытесанных из липы, дуба, ясеня; 4 скамьи для гребцов, килевое бревно, шпангоуты, штевни судна, способного принять на борт до дюжины человек (начальная счетная единица воинских подразделений германцев, начиная со знаменитой «дюжины берсерков», одержимых «медвежьих воинов», служивших образцом воинской доблести и поведения для остальных), – все эти детали конструкции документируют развитие северного судостроения, непрерывное от «кораблей петроглифов» к «судам свионов» (описанным Тацитом в полном соответствии с характеристиками хьортшпрингской ладьи) и затем – кораблям викингов.

Военный поход мог быть отмечен не только подобными жертвоприношениями. Как военные трофеи рассматривают «болотные находки» ритуальных металлических котлов (Щукин, 1994: 149), например, в Бро (Вrå), где в яме, укрытой камнями, лежал котел, разломанный на части, и железный топор. Котел из бронзы и железа, полусферический, диаметром 1,2 м, высотой 0,7 м, безусловно, кельтской работы (три кольцевидные ручки украшены головами быков), датируется эпохой среднего латена (III–II вв. до н. э.). Еще более известен уникальный котел из Гундеструпа (Gundestrup) в Восточной Ютландии (Klindt-Jensen, 1961).

Найденный в 1891 г. серебряный котел кельтской работы, высотой 42 см, диаметром 69 см, весит 9 кг; с внешней и внутренней стороны был украшен позолоченными пластинами с изображениями богов и героев. Среди персонажей внешнего ряда крупных портретных изображений опознается бог с колесом (Таранис кельтов, приблизительно соотносимый с Громовержцем – Тором, Донаром германцев), Великая Мать (Magna Mater), Трехглавый бог, известный в мелкой пластике и петроглифах бронзового века. Пантеон Гундеструпа дополняет изображенный на одной из пластин внутренней стороны, в ритуальной сцене и позе, Цернуннос, увенчанный оленьими рогами верховный бог кельтов, со священным торквесом в руке, заклинающий змею (в акте Обретения Мудрости, подобно северному Одину?).

Сложные сцены внутренних пластин гундеструпского котла, в которых участвуют люди, животные, птицы, дельфины, слоны, могут рассматриваться как жертвоприношения или священные процессии конных и пеших воинов, со штандартами (или лурами), в шлемах, увенчанных изображениями кабана, с «кельтскими» щитами. Центр композиции – медальон на дне котла с изображением Священного Быка, попирающего «пресмыкающееся», и летящей над ним, в акробатическом прыжке, вооруженной жрицы с мечом. Этот бык ассоциируется обычно с митраистскими» культами Малой Азии, распространенными в Римской империи первых веков, но иконография «тавромахии» может быть связана и с более древними (критскими) культами Минотавра.

Гундеструпский котел остается одной из интереснейших загадок европейской археологии. Изделие, очевидно не местное, и по реалиям, и по технике исполнения «кельто-дунайского круга», не ясно как по своей собственной датировке, так и по времени своего появления в ютландском болоте. Его сопоставляют с сообщениями о «Священном котле» кимвров, посланном ими Августу в знак мира. С другой стороны, кельто-фракийская стилистика и техника изображений указывают и на более раннюю дату (III–II вв. до н. э.?) и на вероятное место изготовления в дунайско-среднеевропейском регионе военных странствований кимвров. Несомненно, гундеструпский котел рассматривался как высокая ценность: пластины были сняты и тщательно сложены внутрь сосуда, перед тем как он был скрыт в земле. Когда бы ни произошло это «депонирование», котел пользовался особым вниманием у его последних владельцев. Изображения, вероятно, были для них наполнены своим собственным смыслом, может быть и расходившимся с содержанием первоначальных, оригинальных мифов и обрядов, которые они иллюстрируют.

Во всяком случае, в самом общем виде мы имеем здесь те же композиционные основы, что и в одной из древнейших песен «Эдды» – «Прорицание вёльвы» (Völuspá). Преемница древнегерманских жриц излагает в нем языческую эсхатологию скандинавов, от Сотворения Мира и до его Конца (Ragnarök). Синклит богов Гундеструпа словно иллюстрирует вису «Эдды»:

Для суда сходились, садились владыки,сошлись для совета святые боги(Прорицание вёльвы, 6, 9, 23, 25).

От Сотворения Мира и первых людей, и всех существ (вереницами выстроенных на одной из пластин котла), Обретения Мудрости верховным богом – к бунту стихий всех четырех стран света, окружающих Мать-Кормилицу на ее колеснице, ополчению сил земных и небесных:

Валькирий видела в великой скачке,готовых лететь к готским людям(Прорицание вёльвы, 30).

Ряды этих бойцов, сопутствуемых птицами и идущих навстречу всадникам, сопровождают грозные звуки горнов-лур:

рок возвещает рог Гьяллархорн(Прорицание вёльвы, 46).

Мировой Зверь,