Канашибари. Пока не погаснет последний фонарь. Том 2 - Вероника Шэн

из этой ловушки есть выход. Убеждаешься, что время идет и что-то все-таки меняется. Эти фонари, которые гаснут после каждой завершенной истории, показывают, что мы можем выжить.

Он вздохнул и покосился на меня со смущенной улыбкой.

– Только не думай, что я сошел с ума.

Я покачала головой, размышляя над словами Хасэгавы, которые странно отозвались внутри меня. Я поняла, что он имел в виду.

– Меня тревожат эти фонари, потому что мне они кажутся обратным отсчетом… – тихо произнесла я. Почувствовав, как во мне начала подниматься волна страха, я решила сменить тему. Я не была уверена, что из этого города есть выход. Какой-то, помимо… смерти. А потому не хотела вновь думать над этим, не хотела потерять надежду вырваться и вернуться к привычной жизни. – Вы поэтому были рядом с фонарями, когда мы… когда я впервые набрела на это поле?

Хасэгава кивнул:

– Я гулял рядом, размышлял… И услышал вас. Понял, что вы ничего не знаете, а незнание в этом месте почти равносильно смерти.

– Вы меня тогда напугали, – заметила я и с иронией продолжила: – Только не говорите, что я испугалась не вас, а того, что сама себе придумала. Вы появились поздно вечером словно из ниоткуда и еще улыбались…

Хасэгава попытался подавить смех:

– И что, что я улыбался?

– Знаете, такая атмосфера была… В фильмах ужасов обычно встречи с незнакомцами по вечерам хорошо не заканчиваются, – заметила я. – Особенно с улыбающимися.

– Мы не в фильме ужасов… – вздохнул Хасэгава. – Хотя я в них не разбираюсь, не люблю этот жанр.

Мы пошли в противоположную от поля с фонарями сторону. Солнце уже наполовину скрылось за горизонтом, а мы все еще не нашли укрытия на ночь.

– Я тоже не люблю фильмы ужасов, – согласилась я. Зато Минори любила… – Предпочитаю детективы или триллеры. А вы?

Хасэгава усмехнулся.

– Напряженного в моей жизни и так хватает, более чем… Так что в свободное время я выберу посмотреть документальный фильм или мелодраму.

Я весело фыркнула, и Хасэгава покосился на меня, приподняв бровь.

– Не верю, что вы смотрите мелодрамы, – сказала я.

Хасэгава невозмутимо пожал плечами, а я так и не поняла, пошутил он или был серьезен.

– Как думаете, сколько еще будут длиться все эти страшные истории? Каждую ночь проходит несколько, но в таком случае сотня кайданов должна завершиться довольно быстро. И все же синих фонарей на поле до сих пор довольно много, – заговорила я, когда эта внезапная мысль звоном тревоги отозвалась в голове.

Хасэгава, помедлив, ответил:

– За то время, что я пробыл в этом городе, я выяснил: каждую ночь проходит три кайдана. Но ты права, три фонаря точно гаснут не каждую ночь. Возможно, это означает, что, если в какой-то из страшных историй нет выживших, андон продолжает гореть. И ждать новых жертв.

Я задумалась над словами Хасэгавы. Мы не могли знать наверняка, были ли его предположения верными, но звучали они правдоподобно.

Спустя несколько минут мы наткнулись на небольшое кафе с мягкими диванами и круглыми столами. Витрина и неработающие холодильники были пусты, за барной стойкой стояли коробки с кофейными зернами и банки с сахаром. Расположившись на одном из диванчиков, я попыталась уснуть, но сон не шел. Несмотря на то что глаза слипались, в голове словно стоял шум.

И вызван он был страхом. Я не могла избавиться от этого мучительного чувства, не могла унять сердце, лихорадочно ускорявшееся каждый раз, как я вспоминала о друзьях. Знала бы я еще пару недель назад о том, что буду так переживать о людях, которых почти не знаю…

Не выдержав гула в голове, я вышла на улицу, надеясь, что прохладный ночной воздух поможет успокоиться и хоть немного привести мысли и чувства в порядок. Я помнила, чем закончилась прошлая ночная прогулка, а потому просто стояла в паре метров от дверей кафе.

Над головой распростерлось темное, беззвездное небо, казавшееся бесконечной черной дырой. У горизонта облака уже начали светлеть – медленно, но неотвратимо приближалось утро. Впереди, еще не приглушенное лучами солнца, горело синим зловещим огнем поле с андонами.

Они, словно гипнотизируя, притянули мой взгляд. Один из синих огней, дрогнув напоследок, погас.

Возможно, это значило, что кто-то этой ночью сумел прийти к счастливой концовке страшного рассказа. Я лишь понадеялась, что просто не успела заметить два других погасших андона, и этот единственный потухший фонарь не значил, что все герои двух других кайданов остались на их страницах навсегда…

Глава 11

高嶺の花

Цветок на вершине высокой горы

Мы подошли к минка, в котором должен был пройти очередной кайдан, заранее, поэтому внутри находился всего один человек. Он казался крайне нервным, но с нашим появлением немного успокоился.

Хасэгава, прислонившись плечом к стене, скрестил руки на груди. Несмотря на обстоятельства, на его худом лице играла веселая улыбка, а в глазах не было ни капли страха. Я не улыбалась, но и во мне страха не было – лишь тревога. Во рту появился легкий привкус крови, и я поняла, что слишком сильно прикусила губу. Я не знала, возможно ли привыкнуть к борьбе за жизнь, но, судя по всему, со временем острота чувств вполне могла притупиться.

Вчера мы с Хасэгавой почти весь день бродили по улицам и переулкам в поисках моих друзей. Я так хотела найти их, и Хасэгава предложил помочь мне, за что я была ему очень благодарна. Одна мысль о том, чтобы вновь оказаться на улицах этого жуткого города одной, вызывала у меня страх. Особенно после стычки с Ватару.

И все же Йоко, Араи, Эмири или Ивасаки мы не встретили. Никого из них.

В течение короткого времени в прихожую традиционного дома вошли еще пять человек, и каждый раз, когда отодвигались сёдзи, я вскидывала голову в ожидании, что увижу знакомое лицо. Но не видела. Даже Тора и участники его команды не появились. Я не знала, кто из них всех еще жив, а кто, может быть, уже погиб. И переживала за друзей. До боли в груди. Куда сильнее, чем могла бы предположить.

А что касалось Торы или Атамы… Не думаю, что я желала им смерти, ведь они не были виновны в том, что случилось с Кадзуо. Но я не огорчилась бы, узнай, что эти двое погибли. От воспоминаний о высокомерной усмешке Торы и холодном, снисходительном взгляде Атамы у меня закипала кровь. Но стоило вспомнить, как я ударила Тору