Хелена - Мария Хлодвиг

Чтобы лучше срастить тело с обретённой душой, Белая погрузила сына в сон. Я сама видела хрустальный саркофаг: внутри, среди душистых лилий, лежал беловолосый юноша. Его лицо поражало совершенством черт и умиротворением. Оно казалось невинным, как у ребёнка. Но я знала — внешность обманчива. Далиан ненавидит меня. Его чувства исчезнут, только если Королевы полностью сотрёт личность Лерьэна.

— Как мне помочь Лионелю? — спросила я Миарка, хотя понимала — советчик из него никакой.

Юноша немного подумал, а затем сказал:

— Поговори с ним.

Скучный до сведения скул, простой и бесполезный предложение. Как словами унять человека, уже отказавшего себе в человечности?

"Во мне слишком мало света, чтобы оградить от тьмы нас обоих".

— Я не могу. Он не слышит меня.

— Если любишь — найдёшь нужные слова.

"Мудрецы древних времён говорили: истина рождается в диалоге. Но вряд ли они имели в виду моё положение. Однако…"

Миарк хотел мне помочь, и его искренность дала мне толику силы. Слабость не мешала моему другу делиться теплом с другими. В логове Белой, где каждый день тянулся вечность, и холод пронизывал до костей ночью, это качество было особенно ценным.

Я решилась на сложный разговор.

Лионель сидел в углу отведенной Королевой для нас троих пещеры. Со стороны казалось, что он дремал, но я знала — это не так. Меч из сокровищницы лежал у него на коленях.

Час за часом проклятый клинок убивал моего любимого. Говорят, люди лгут сами себе, утверждая, будто оружие обладает разумом. Но я ясно видела — меч Талиана Лерьэна жил своей тёмной жизнью.

"Сначала он побывал в руках демона, затем испил крови святого. Было бы странно, если бы он оставался просто обработанным куском железа".

Кожа Лионеля стала мертвенно-бледной; с завершения поединка он не проронил ни слова. Искра его жизни медленно и неотвратимо тухла, и её угасание причиняло мне чудовищную боль.

"Он уходит от меня в небытие. Кто знает, удастся ли мне призвать его вновь?"

Молчание Лионеля угнетало. В подобной мрачной отрешённостью пребывали, готовясь принять смерть, герой из старинных легенд. Но в отличие от них паладин знал — из-за связи с нарушительницей Первого Завета ни один бог не примет его в свои Чертоги.

За Гранью моего светлого принца ждёт пустота.

"Почему за мои ошибки должны расплачиваться другие?"

Я тихо опустилась рядом с юношей. Утром Слуги принесли мне новое платье, белое и строгое. Не о таком подвенечном наряде я мечтала в детстве. Светлые стены, бледный рыцарь, девушка в белоснежном наряде… Какой художник поскупился на яркие краски для этой картины? Какой бог отобрал у нас радость и наполнил души отчаяньем?

Одним прикосновением правительница Пустого мира исцелила мою рану. Поистине, сила её в пределах Ортано Косом почти безгранична, однако в теле её сына чужая душа. Возможно, это злая шутка Равновесия…

"А может, так она платит за свои грехи".

Так если даже сотворённая богиня страдает в месте сосредоточения своей силы, почему я должна корить судьбу?

— Лионель, — тихо позвала я любимого по имени. — Ты гневаешься на меня?

Он вздрогнул и странно посмотрел на меня. На его изнурённом лице — к великой радости! — я не увидела ненависти.

— Нет. Я не сержусь.

— Тогда почему ты избегаешь меня?

— Я противоестественное создание. Мертвецы не возвращаются к жизни, это противоречит Второму Завету, — бесстрастно произнёс паладин. — Однажды лишившись плоти, душа не облачается в неё вновь.

В последней его фразе я уловила нотку горечи. Лучик надежды робко прорезал плотную стену отчаянья.

Мне нужно было найти слова утешения для любимого. Его боль давно уже стала моей, но мы оставались бесконечно далеко друг от друга. Как ни грустно, в нём я нуждалась больше, нежели он — во мне, а значит, в любой момент Лионель мог покинуть меня. Но Печальный бог видит, с каждым мгновением он всё больше проникал в мою жизнь.

Я осторожно прикоснулась к руке возлюбленного. Как же мало в ней оставалось живого тепла! Проклятый меч-вампир выпивал те жалкие крохи, что я сумела вложить магией.

— Если намерен уйти — знай, я буду горевать. И вот ещё… Даже не думай надеяться на вечное забвение. Я не удержусь и обязательно позову тебя вновь. Может, по делу, а может, и просто потому, что окажусь не в силах терпеть одиночество.

Он промолчал.

— Ты мне нужен. Прошу, скажи что-нибудь!

— Я буду служить тебе как защитник, потому что чувствую — так надо. Но не проси от меня большего — то, что ты ждёшь, я не могу тебе дать.

Его прямой отказ тысячью острейших лезвий пронзил моё сердце.

"Нет!"

Я наклонилась и поцеловала Лионеля в губы.

У меня не слишком большой опыт в любовных делах. Этот поцелуй стал для меня вторым — первый пришлось подарить по ритуалу старшему брату Шэйна — милому полукровке, принёсшему себя в жертву ради моего бегства. Надеюсь, демоны не причинили ему вреда.

"Я стала чересчур дерзкой".

— Прошу, уйди, — тихо сказал мой принц. Он выглядел подавленным, но в тоже время… живым.

— Нет, — твёрдо сказала я. — Ни за что. Считай меня кем хочешь: наивной дурочкой, падшей женщиной… Я не оставлю тебя.

— Я умираю… снова, — признался юноша. В его глазах я наконец-то увидела и боль, и горечь, и отчаянье… целый букет тёмных, но живых чувств. — Этого не изменить.

— Мы что-нибудь придумаем, — пообещала я. — Мы что-нибудь обязательно придумаем. Вместе.

Всегда существует выход. Пусть сначала он и не заметен, но стоит немного поискать — и вот уже видна дверца. Нужен лишь ключ. Иногда он медный, иногда — золотой, а бывает — дверь вовсе и не заперта.

Всё течёт, всё меняется. Неизменно одно — хороших людей не оставляют в беде.

"Если не я, то Лионель точно достоин спасения".

— 7-

Две войны прошла я вместе с Вейларнией. Первая была совсем короткой, и потому о ней у меня сохранилось мало воспоминаний. Несколько размытых лиц, пара имён — вот и всё. Одно из её главных сражений происходило под моей малой родиной, местечком Тэйрес. К нам в дом даже принесли раненого офицера, которому требовался особый уход после ранения.

Мне тогда он показался глубоким стариком, хотя на самом деле был молодым мужчиной. Мы с братом часто тайком пробирались к нему в комнату и донимали расспросами о войне. Он отшучивался и просил нас самих его развлечь. Брат показывал приёмы, подсмотренные у тренирующихся солдат, я декламировала главы "Золотой легенды". В детстве меня почему-то сильнее самых причудливых сказок завораживали истории о святых. В сущности, для ребёнка в них было мало интересного — летописцы стремились передать все подробности не только жизни, но и смерти избранных богами людей. Любимцы Земши, например, часто погибали в сражениях с Заблудщими — людьми, не желавшими отвергнуть ложных богов и принять Пятерых.