Завтрак с Сенекой. Как улучшить качество жизни с помощью учения стоиков - Дэвид Фиделер

душу так, словно мы дошли до конца, – писал он, – не будем ничего откладывать, чтобы всякий день быть в расчете с жизнью»[316]. Такая практика помогает не принимать ничего как должное, с благодарностью оглядываться на свою жизнь, напоминает о необходимости жить полной жизнью, согласно своим внутренним ценностям.

Сенека, который умел ложиться спать, испытывая благодарность и предполагая, что его жизнь действительно может закончиться, был образцом человека, живущего полной жизнью. Но если мы проснемся утром, нужно обрадоваться новому дню и с благодарностью принять его. «Счастливей всех тот, кто без тревоги ждет завтрашнего дня: он уверен, что принадлежит сам себе. Кто сказал “прожита жизнь”, тот каждое утро просыпается с прибылью»[317].

Глава 12. Время скорбеть

…Порой слезы льются, как их ни сдерживай, и, пролившись, облегчают душу.

Сенека. Нравственные письма к Луцилию. 99.15 [249]

Пусть слезы льются

Ранние стоики Греции придерживались необычно жесткой и странной теории: если у мудреца-стоика или мудрого человека умирает близкий друг, он не должен оплакивать его смерть, поскольку такие эмоции порождаются ложными представлениями. Сенека решительно отвергал эту точку зрения и считал слезы и скорбь абсолютно уместными. Он писал: «Хотя я знаю, что найдутся некоторые люди скорее с жестокими, нежели мужественными жизненными принципами, которые утверждают, что мудрый не скорбит», полагая, что это бесчеловечно[318]. А вот что он говорит в одном из писем к Луцилию: «Я не исключаю мудреца из числа людей, не утверждаю, что он чужд боли, словно бесчувственная скала»[319].

Для Сенеки слезы, которые мы проливаем, теряя любимого человека, не происходят из ложных суждений. Они результат естественных человеческих чувств на самом глубоком уровне нашей души. Другими словами, они инстинктивны. В одном из писем Сенека рассказывает, как оплакивал смерть близкого друга. Вполне логично предположить, что Сенека плакал, когда умер его единственный ребенок, младенец, – за двадцать дней до того, как император Клавдий сослал философа на остров Корсика. Он описывает ребенка, умирающего на руках бабушки – матери Сенеки, Гельвии, – а та покрывает его поцелуями. У Марка Аврелия умерли несколько детей, и нам известно, что он плакал на публике, скорбя о смерти друзей.

Сенека был убежден, что плач – это естественная, физиологическая реакция человека, естественное чувство (см. главу 4). Скорбь и слезы инстинктивны, и поэтому они порождаются ошибочными убеждениями или суждениями, как негативные эмоции. Сенека знал, что даже животные оплакивают смерть своего потомства. Птицы начинают волноваться, если, вернувшись в гнездо, обнаруживают пропажу яйца. Скорбь распространяется не только на представителей своего вида: собаки часто тоскуют по умершему хозяину, а люди, в свою очередь, оплакивают смерть любимого питомца.

Сенека серьезно относился к скорби. Он написал пять работ, утешая друзей или родственников, которые потеряли любимых людей[320]. В этих работах он предлагает ценные советы, как достойно скорбеть, как ослабить струну горя, прежде чем она успеет появиться, и как преобразовать скорбь в нечто позитивное – в счастливые воспоминания о тех, кого мы потеряли.

Суть отношения Сенеки к скорби – отдать ей должное. Другими словами, мы не должны сдерживать естественных слез, но и специально вызывать их не нужно; не следует также выставлять свое горе напоказ перед другими.

Сенека считал, что слезы бывают разные. Слезы скорби приходят к нам, когда мы узнаем об утрате любимого человека и видим на похоронах его безжизненное тело. Эти слезы мы не в силах сдержать, поскольку их исторгает природная необходимость; от боли и скорби мы задыхаемся и сотрясаемся всем телом. Эти слезы непроизвольны и неконтролируемы[321].

Но бывают и другие слезы – мы можем назвать их слезами радости, и они приходят тогда, когда мы возвращаемся памятью к тому, кого потеряли. Мы вспоминаем его милый голос, приятные беседы, которые вели с ним, его благородные поступки. В отличие от мучительных слез скорби, мы сами даем им выход; они не приходят к нам против воли, а вызываются приятными воспоминаниями о счастливых днях[322].

Иногда даже у мудреца-стоика слезы текут сами собой. И это не негативная эмоция, а просто признак человечности и достоинства. Можно, отмечает Сенека, повиноваться природе, не теряя спокойствия и душевного равновесия[323].

Найти золотую середину

Пусть при утрате друга глаза не будут сухими и не струят потоков: можно прослезиться – плакать нельзя.

Сенека. Нравственные письма к Луцилию. 63.1 [107]

…И в скорби можно явить скромность.

Сенека. Утешение к Марции[324]. 3.4 [72]

Сенека считал, что все люди тесно связаны с теми, кого они любят, и поэтому слезы и скорбь от утраты близкого человека совершенно естественны. Это катарсис. Такое горе невозможно удержать внутри; оно должно найти выход. Плач – сложное явление, не до конца изученное. Но мы знаем, что плач стимулирует выработку окситоцина и эндорфинов. Эти химические вещества помогают ослабить боль, улучшают настроение, успокаивают[325].

Сенека не порицал скорбь и слезы, когда они искренние или естественные. Но некоторые люди усиливают свое горе, переходя грань того, что требует природа. А некоторые доводят себя буквально до безумия. Примером тому может служить Марция, первый человек, которому Сенека пытался помочь справиться с горем. Мы мало знаем об этой женщине, но Сенека писал ей потому, что она все еще пребывала в глубоком отчаянии после потери сына, умершего три года назад. Философ отдавал должное мужеству и величию духа Марции, но считал, что она не давала угасать своему горю, превратив его в нечто вроде болезни. Марция крепко держала «в своих объятиях скорбь, которая заместила… сына»[326].

Сенека был убежден, что мы должны стремиться к умеренности в своем горе, а сильные страдания на протяжении долгого времени – это неестественно. Ему также претило, когда люди преувеличивают свою скорбь, демонстрируя ее на публике. Как он писал Луцилию, слезы «пусть льются столько, сколько требует чувство, а не подражанье. Не будем ничего прибавлять к нашей скорби и преувеличивать ее по чужому примеру. Горе напоказ требует больше, чем просто горе»[327].

Сенека отмечал, что на публике люди часто выражают свою скорбь громче, желая, чтобы их услышали. Но в отсутствие свидетелей их горе ослабевает, поскольку теперь его никто не видит. Сенека ценил естественность и поэтому был убежден, что печаль должна быть искренней, основанной на природных потребностях. Она не должна превращаться в спектакль, разыгрываемый перед публикой.

Исходя из этого, Сенека стремился к