Загадки священного Грааля - Николай Павлович Дашкевич

де Борону; если же оно принадлежало Мапу, то последний назвал этот город местом рождения Эвалака, по мнению Хучера – из уважения к де Борону. Но не было ли то упоминание следствием уважения к самим Баррам и не было ли у Мапа каких-нибудь оставшихся нам неведомыми отношений к той местности? Известно, что Мап учился во Франции и потом не раз путешествовал по ней[273]. Город Мо был также славен вследствие приурочения к нему нескольких святых. Хучер указывает вслед за П. Парисом на слова: «Franche estoit plus de fière gent que les autres tires», но так мог сказать и англо-француз.

Хучер ссылается далее на известия в романах о Тристане и «Guiron le Courtois»[274], но там не говорится ничего о каких-нибудь связях между Робером де Бороном и Мапом[275].

Приводимое Хучером показание Ms. № 2455 nouv., 8188 anc. de la Bibl. Nat.: «Or dist li contes qui est estrais de toutes les ystoires, si counne Robers de Borons le translatait de latin en romans, à layde de maistre Gautier Map» не современно де Борону, а относится к позднейшей поре. Насколько можно доверять таким позднейшим вставкам, знает всякий, изучавший историю литературных памятников, подвергавшихся частой переписке. Несообразность свидетельства, на которое опирается Хучер, видна уже из того, что оно представляет Робера де Борона автором большого Грааля. Встречая в рукописях одного романа о Граале имя де Борона, а в манускриптах другого – имя Мапа, могли вообразить английского клерка сотрудником Робера де Борона, который прибрел[276] большую известность во Франции и считался автором не только «Грааля» и «Мерлина».

Таковы у Хучера доказательства положения, что Робер де Борон и Мап писали свои романы при взаимном содействии. Хучер обратился к помощи фантазии, заставляя Робера де Борона постоянно переноситься с места на место. Если верить Хучеру, де Борон подарил свои земли аббатству Барбё, познакомился с Мапос, когда тот был при дворе французского короля, переселился затем в Англию, трудился там с Готье над переводом латинской книги, доставившей ему материал для поэмы, самую поэму отправился писать в Монбельяр, где интерес к ней возбуждало, помимо других обстоятельств, почитание мощей Иосифа Аримафейского в Вогезах (sic), а потом опять отправился в Англию и помогал Мапу писать большой роман о Граале. Хучер не пришел, по-видимому, к прочным выводам, и не раз у него встречаются предположения, отличные от высказанных перед тем.

Де Борону не было надобности в содействии Мапа: поэма об Иосифе Аримафейском исполнена простоты и не лишена ошибок, указывающих на недостаточность образования автора, даже в пересказе событий священной истории. Не было необходимости де Борону знакомиться с Мапом и для написания «Мерлина».

Не нуждался в помощи де Борона и Мап, обладавший обширными знаниями и богатой фантазией. Не понимаем, что могло заставить его делиться с кем-нибудь своим поэтическим замыслом и материалами для выполнения его.

Сказание, легшее в основу поэтических созданий о Граале де Борона и Мапа, является в простейшем виде у первого; у Мапа же оно получило тенденциозный оттенок, которого не имело до той поры, и открыло собой длинный ряд измышлений.

С простотою содержания, благодаря которой поэма об Иосифе Аримафейском может быть названа наименее сложным из литературных произведений о Граале, она соединяет несомненное хронологическое первенство в ряду их.

Поэтому, кому бы ни приписывать – де Борону ли или Мапу – честь почина в перенесении легенды о Граале в область литературы в тесном смысле этого слова, занимающийся выводом этой легенды должен обратить преимущественное внимание на поэму де Борона, совсем оставив в стороне Гийо и немецкий перевод или переделку его романа (у Вольфрама фон Эшенбаха).

II. Решение вопроса

Поэма Робера де Борона составляет как бы переходное звено от легенды о Граале, какой она была до обработки ее в романах, в легенде романической. Она дает возможность подойти к источнику романической фабулы и наглядно показывает, в чем состояли прибавки к древнейшей канве и что было внесено в сагу после того, как она обратилась в достояние труверов.

Каким же является сказание о Граале в древнейшем литературном произведении об этой святыне?

В ответ на это предлагаем очерк содержания поэмы де Борона.

Она открывается рассказом об искуплении, которое автор рассматривает как освобождение от власти диавола. Затем роман повествует о предательстве Иуды и о Тайной Вечере.

Иисуса увели. В доме Симона, где Он в последний раз беседовал со своими учениками, остался сосуд, в котором Христос священнодействовал. Один из евреев унес сосуд и отдал потом Пилату.

Гластонбери. Священный источник

У правителя Иудеи состоял на службе шевалье по имени Иосиф. Он видел много раз Иисуса и полюбил Его. Присутствуя на совещании иудеев, замышлявших погубить Богочеловека, Иосиф[277] не осмелился противоречить им. Но, узнавши о смерти Иисуса, он решился, в глубокой скорби, спасти от поругания хотя бездыханное тело Его. Явившись к Пилату, Он напомнил о своей службе и попросил в награду тело распятого. Удивленный правитель тотчас же согласился удовлетворить его просьбе. Иудеи не дозволяли, однако, снять тело Иисусово и ушли от креста только после того, как Иосиф явился вторично – уже в сопровождении Никодима, посланного Пилатом.

Иосиф принял в свои руки святое тело и тихо положил его на землю. Омывая его, он заметил кровь, струившуюся из ран, и ужаснулся, вспомнив, что ею был рассечен камень, находившийся у подножия креста. Иосифу пришел на мысль сосуд Тайной Вечери, который перед тем был отдан ему Пилатом, и благочестивый муж нашел, что каплям божественной крови наиприличнее было поместиться в этом сосуде. Иосиф взял сосуд и собрал в него кровь из язв на ногах, руках и боку. После того, обвивши тело Иисуса богатой тканью, положил Его в приготовленную для себя гробницу.

Весть о воскресении Христовом смутила иудеев, и они решили предать смерти Иосифа и Никодима, которых считали виновниками потери Иисуса. Предупрежденный Никодим успел скрыться, Иосиф же был схвачен в постели, жестоко избит и потом ввергнут в принадлежавшую Каиафе темницу, которую так закрыли, что башня казалась