Zealot. Иисус: биография фанатика - Реза Аслан

Но все же на этом этапе «эллинисты» ограничивали свою аудиторию, «никому не проповедуя слово, кроме Иудеев» (Деян. 11. 19). Это все еще было преимущественно иудейское движение, преуспевавшее благодаря богословским новшествам, которые были характерны для диаспоры. Но некоторые из «эллинистов» уже начали делиться словом Иисуса с язычниками, так что «великое число [их], уверовав, обратилось к Господу». Проповедь язычникам еще не стала первостепенной задачей — пока не стала. Но чем дальше «эллинисты» уходили от Иерусалима и центра движения Иисуса, тем сильнее фокус их внимания смещался с иудейской аудитории на языческую. Чем больше внимания они уделяли язычникам, тем больше они позволяли проникать в их учение различным элементам, заимствованным из греческого гностицизма и римской религии. И чем большую роль в движении играли новообращенные-«язычники», тем быстрее оно отказывалось от своего иудейского прошлого в пользу греко-римского будущего.

Но до этого будущего еще было очень далеко. Только после разрушения Иерусалима в 70 г. н. э. проповедь иудеям будет прекращена, а христианство превратится в романизированную религию. Но даже на этом раннем этапе истории движения уже наметился путь в сторону преобладания в нем язычников, хотя переломный момент наступит только тогда, когда молодой фарисей из Тарса по имени Савл — тот самый Савл, который одобрил казнь Стефана, — повстречает воскресшего Иисуса на дороге в Дамаск и с тех пор будет известен под именем Павла.

Глава четырнадцатая

Не Апостол ли я?

Савл из Тарса, «дыша угрозами и убийством на учеников Господа», покинул Иерусалим, чтобы разыскать и наказать «эллинистов», бежавших в Дамаск после смерти Стефана. Первосвященник не просил его выслеживать этих последователей Иисуса, Савл отправился по своему собственному желанию. Образованный и говоривший по-гречески иудей из диаспоры, гражданин одного из богатейших портовых городов Римской империи, Савл был страстно предан Храму и Торе. «Обрезанный в восьмой день, из рода Израилева, колена Вениаминова, Еврей от Евреев, — пишет он о себе в Послании к филиппийцам, — по учению фарисей, по ревности — гонитель Церкви Божией, по правде законной — непорочный» (Флп. 3. 5–6).

На пути в Дамаск молодой фарисей получил мистический опыт, который изменил и всю его собственную жизнь, и ту веру, которую он впоследствии принял. Когда он вместе со спутниками подходил к городским воротам, все вокруг него внезапно озарилось ярким светом. Савл рухнул на землю. Затем он услышал голос: «Савл, Савл! что ты гонишь Меня?»

«Кто Ты, Господи?» — спросил Савл.

Среди белого слепящего света раздался ответ: «Я Иисус».

Ослепший после такого видения Савл продолжил свой путь в Дамаск. Там он встретил последователя Иисуса по имени Анания, который возложил на него руки и восстановил зрение. Что-то наподобие пленки сошло с глаз Савла, и он исполнился Святого Духа. Тогда же и там же он и крестился в новую веру. Изменив имя на «Павел», он начал проповедовать весть о воскресении Иисуса, но не своим собратьям-иудеям, а язычникам, на которых до сего момента не обращали особого внимания главные проповедники учения.

Драматическая история обращения Павла по пути в Дамаск отчасти является пропагандистской легендой, созданной евангелистом Лукой: сам Павел никогда не рассказывал о том, что ослеп при виде Иисуса. Если верить традиции, в юности Лука был преданным последователем Павла: он упоминается в двух посланиях, к Колоссянам и к Тимофею, которые традиционно приписываются Павлу, но на самом деле были написаны спустя значительное время после его смерти. Лука написал «Деяния апостолов» как своеобразный панегирик бывшему учителю примерно через тридцать-сорок лет после его смерти. По сути, эта книга представляет собой не столько повествование о делах апостолов, сколько биографию Павла, написанную с большим благоговением. Апостолы быстро исчезают с ее страниц, они служат не более чем мостом между фигурами Иисуса и Павла. В версии Луки именно Павел, а не Иаков, Петр или кто-то из Двенадцати, был настоящим преемником Иисуса. Деятельность апостолов в Иерусалиме была только прелюдией к проповеди Павла среди язычников.

Хотя Павел не разглашает подробности своего обращения, он неоднократно и настойчиво утверждает, что видел воскресшего Иисуса собственными глазами, и что этот опыт наделяет его таким же апостольским авторитетом, который был у Двенадцати. «Не Апостол ли я? — пишет Павел в подтверждение своих полномочий, которые часто оспаривались представителями иерусалимской общины. — Не видел ли я Иисуса Христа, Господа нашего?» (1 Кор. 9. 1)

Павел, конечно, мог считать себя апостолом, но возникает впечатление, что мало кто из других вождей движения с этим соглашался. Даже Лука, тексты которого выдают намеренное желание повысить роль его учителя в создании церкви, пусть даже вопреки исторической правде, нигде не называет Павла апостолом. Для Луки существует только двенадцать апостолов, по одному для каждого колена Израиля, в точном соответствии с замыслом Иисуса. В рассказе о том, как одиннадцать апостолов после смерти Иисуса выбрали Матфия на место Иуды Искариота, Лука пишет о требованиях, которые предъявлялись к кандидатам: «Итак надобно, чтобы один из тех, которые находились с нами во все время, когда пребывал и обращался с нами Господь Иисус, начиная от крещения Иоаннова до того дня, в который Он вознесся от нас, был вместе с нами свидетелем воскресения Его» (Деян. 1. 21). Павел, примкнувший к движению около 37 г. н. э., почти через десять лет со дня смерти Иисуса, явно не подходил под такое определение. Однако это не смущало самого Павла, который не только требовал, чтобы его называли апостолом («Если для других я не Апостол, то для вас Апостол», — говорит он своей любимой общине коринфян (1 Кор. 9. 2)), но и настаивал на том, что он стоял много выше остальных апостолов.

«Они Евреи? — пишет Павел об апостолах. — И я. Израильтяне? И я. Семя Авраамово? И я. Христовы служители? (В безумии говорю:) я больше. Я гораздо более был в трудах, безмерно в ранах, более в темницах и многократно при смерти» (2 Кор. 11. 22–23). Особенно презрительно Павел относится к иерусалимскому триумвирату — Иакову, Петру и Иоанну. Он называет их «почитаемые столпами [церкви]» (Гал. 2. 9). «И в знаменитых чем-либо, какими бы ни были они когда-либо, для меня нет ничего особенного, — пишет Павел. — И знаменитые не возложили на меня ничего более» (Гал. 2. 6). Пусть апостолы ходили вместе с Иисусом («Иисусом во плоти», как уточняет сам Павел) и разговаривали с ним. Сам же Павел ходит и разговаривает с божественным Иисусом; в их беседах Иисус якобы передает ему тайные наставления, предназначенные только для его, Павла, ушей. Пусть апостолы были выбраны самим Иисусом, когда работали на своих полях или тянули свои сети из воды. Павла же Иисус выбрал еще до того, как тот родился: он пишет галатам, что был призван Иисусом на апостольское служение, еще будучи во чреве матери (Гал. 1. 15). Иными словами, Павел не считает себя тринадцатым апостолом. Он считает себя первым апостолом.

Статус апостола был чрезвычайно важен для Павла, это был единственный способ подтвердить его самовольно присвоенное право проповедовать язычникам, чего, судя по всему, первоначально не одобряли вожди движения в Иерусалиме. Хотя среди апостолов нередко шли споры о том, насколько строго новая община должна соблюдать закон Моисея — одни требовали безусловного соблюдения, другие держались более умеренной позиции, — о том, кому должна служить новая община, споров почти не было. Это было иудейское движение, предназначенное для иудеев. Даже «эллинисты» проповедовали в основном иудеям. Если горстка язычников решала принять Иисуса как мессию, пусть будет так, но только пока они соблюдают обряд обрезания и Закон.

Но для Павла обсуждение роли Закона Моисея в новой общине было вообще неуместно. Он не только прямо отвергает превосходство иудейского Закона, он называет его «служением смертоносным буквам, начертанным на камнях», на смену которому должно прийти «служение духа» (2 Кор. 3. 7–8). Он называет своих собратьев по вере, которые продолжают практиковать обрезание — важнейшую отличительную черту народа Израиля, — «псами» и «злыми делателями», которые «надеются на плоть» (Флп. 3. 2). Это удивительные слова для бывшего фарисея. Но для Павла они отражают ту истину об Иисусе, которую, как ему кажется, знает только он один: «Потому что конец закона — Христос» (Рим. 10. 4).

Такое легкомысленное отрицание самих основ иудаизма была шоком для иерусалимских предводителей движения, шокировало бы оно и самого Иисуса. В конце концов, Иисус утверждал, что он пришел исполнить Закон Моисея, а не нарушить его. Не пытаясь отрицать Закон, Иисус последовательно стремился к его расширению и упрочению. Там где Закон предписывает «не убивай», Иисус добавляет: «Всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит [такому же] суду» (Мф. 5. 22). Слова Закона «не прелюбодействуй», Иисус расширяет до «всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем» (Мф. 5. 28). Возможно, Иисус был не согласен с книжниками по поводу конкретных интерпретаций Закона, особенно когда речь заходила о таких вопросах, как запрет что-либо делать в субботу. Но он никогда не отрицал Закон целиком. Напротив, Иисус предупреждал, что «кто нарушит одну из заповедей сих малейших и научит так людей, тот малейшим наречется в Царстве Небесном; а кто сотворит и научит, тот великим наречется в Царстве Небесном» (Мф. 5. 19).