Zealot. Иисус: биография фанатика - Реза Аслан

Повторим: эти истории задумывались не как рассказы об исторических событиях. Это тщательно продуманные опровержения для спора, который происходит за сценой. Но одно дело — спорить о том, воскрес ли Иисус. Это, в конце концов, вопрос веры. И совсем другое — говорить, что он сделал это согласно Писанию. У Луки Иисус сам поднимает этот вопрос, терпеливо объясняя ученикам, которые «надеялись было, что Он есть Тот, Который должен избавить Израиля» (Лк. 24. 21), каким образом его смерть и воскресение стали выполнением мессианских пророчеств, как все написанное о мессии «в законе Моисеевом и в пророках и псалмах» привело к кресту и пустой гробнице. «Так написано, и так надлежало пострадать Христу, и воскреснуть из мертвых в третий день» (Лк. 24. 44–46).

За исключением того, что нигде такое не написано: ни в Законе Моисея, ни у пророков, ни в псалмах. Во всей истории иудейской мысли не найдется ни одной записанной строки, которая бы говорила, что мессии надлежит пострадать, умереть и воскреснуть на третий день, и это, пожалуй, объясняет, почему Иисус не потрудился указать источник цитаты, чтобы подкрепить свои невероятные притязания.

Неудивительно, почему последователям Иисуса было так трудно убедить своих соотечественников-иудеев, чтобы те приняли их учение. Когда апостол Павел в своем Послании к коринфянам пишет, что распятие «для Иудеев соблазн», он прекрасно понимает дилемму, стоящую перед учениками (1 Кор. 1. 23). Для иудеев выражение «распятый мессия» содержало внутреннее противоречие. Сам факт распятия Иисуса отменял его мессианские притязания. Даже ученики понимали эту проблему. Именно поэтому они так отчаянно старались перевести свои разбитые надежды в другое русло, утверждая, что то Царство Божье, которое они надеялись установить, на самом деле было небесным, а не земным царством; что мессианские пророчества были неправильно истолкованы; что Писание, если его правильно интерпретировать, говорит совершенно не то, что привыкли думать люди; что глубоко внутри текстов спрятана тайная истина об умирающем и воскресающем мессии, раскрыть которую могли только они. Проблема заключалась в том, что в таком насквозь пропитанном священными текстами городе, как Иерусалим, подобные утверждения не могли быть услышаны, особенно когда они исходили от группы неграмотных крестьян из Галилеи, чей опыт общения с Писанием ограничивался тем немногим, что они услышали в местной синагоге. Как бы ни старались ученики Иисуса, они просто не могли убедить сколь либо значимое количество жителей Иерусалима признать Иисуса долгожданным освободителем Израиля.

Ученики могли оставить Иерусалим, разойтись по Галилее, вернуться в свои деревни и там проповедовать учение Иисуса друзьям и соседям. Но Иерусалим был местом его смерти и воскресения, местом, куда, как они верили, он вскоре вернется. Это был центр иудаизма, а, даже несмотря на свое очень своеобразное толкование Писания, ученики были в первую очередь иудеями. Их движение было иудейским, и нацелено оно было в те первые годы после распятия Иисуса исключительно на иудейскую аудиторию. У них не было никакого стремления оставить священный город или порвать с иудейским культом, несмотря на все гонения, которым они подвергались со стороны религиозных властей. Главные вожди движения — апостолы Петр и Иоанн и брат Иисуса Иаков — сохраняли верность иудейским обычаям и Закону Моисея до самого конца. Под их руководством иерусалимская церковь стала считаться «Матерью церквей». Неважно, насколько далеко и широко распространилось движение, сколько других церквей было основано в других городах, Филиппах, Коринфе и даже Риме, неважно, сколько новообращенных, иудеев и язычников, привлекло движение — каждая община, каждый новообращенный и каждый миссионер подпадал под авторитет «Матери церквей» в Иерусалиме до тех пор, пока она не сгорела дотла.

Было и другое, более практическое преимущество в том, чтобы оставить центр движения в Иерусалиме. Ежегодный цикл праздников обеспечивал приток туда паломников со всей империи. И в отличие от иудеев, живших в Иерусалиме, которые воспринимали последователей Иисуса в лучшем случае как несведущих людей, а в худшем — как еретиков, иудеи диаспоры, жившие вдали от священного города и за пределами досягаемости для Храма, оказались куда более восприимчивыми к новому учению.

Эти люди, жившие маленькими группами в крупных многонациональных городах типа Антиохии и Александрии, подверглись глубокому влиянию римского общества и греческой мысли. Окруженные множеством разных народов и религий, они проще относились к пересмотру иудейских верований и обычаев, даже когда дело касалось таких основных установлений, как обрезание или пищевые ограничения. В отличие от своих братьев в Святой Земле, иудеи диаспоры говорили по-гречески, а не по-арамейски: греческий язык был языком их мысли и культа. Они осваивали Писание не по древнееврейским оригиналам, а по греческому переводу (Септуагинте), который предлагал новый и творческий способ для выражения их веры, позволяя им легче согласовывать традиционную библейскую космологию с греческой философией. Вспомним иудейские тексты, вышедшие из диаспоры. Сочинения типа «Книги Премудрости Соломона», в которой Мудрость предстает в антропоморфной форме, или «Книги Премудрости Иисуса, сына Сирахова» больше походят на греческий философский трактат, нежели на семитские тексты.

Поэтому неудивительно, что иудеи диаспоры были более восприимчивы к новой интерпретации Писания, которую предлагали ученики Иисуса. Не потребовалось много времени для того, чтобы эти грекоязычные иудеи превзошли по численности первоначальную общину его последователей в Иерусалиме, говоривших на арамейском языке. Согласно «Деяниям апостолов», община разделилась на два лагеря: «Евреев» под предводительством Иакова и апостолов, имевших своим центром Иерусалим, и «Еллинистов», то есть иудеев диаспоры, родным языком которых был греческий (Деян. 6. 1).

Но не только языковые различия отделяли «евреев» от «эллинистов». Первые были в основном земледельцами и рыбаками, переселившимися в Иерусалим из сельской Иудеи и Галилеи. «Эллинисты» были более образованными городскими людьми и, конечно же, более состоятельными, о чем говорит их способность преодолеть путь в тысячи километров, чтобы совершить паломничество в Храм. Однако именно разница языков в итоге сыграла решающую роль в разделении двух общин. У «эллинистов» в основу богослужения лег греческий язык, который давал совершенно иной набор символов и метафор, чем древнееврейский или арамейский. Разница в языке постепенно привела к различиям в вероучении, поскольку «эллинисты» объединяли свои взгляды на мир, вдохновленные греческой культурой, с характерной для «евреев» трактовкой Писания.

Когда между общинами возник конфликт о равном распределении общих ресурсов, апостолы назначили семь человек из числа «эллинистов», чтобы те заботились об их нуждах. Имена этих семерых лидеров перечислены в «Деяниях апостолов»: Филипп, Прохор, Никанор, Тимон, Пармен, Николай (обращенный язычник из Антиохии) и, конечно же, Стефан, чья смерть от рук разгневанной толпы навсегда разделит «евреев» и «эллинистов».

За смертью Стефана последовала волна гонений. Религиозные власти, которые до сей поры пусть неохотно, но терпели присутствие последователей Иисуса в Иерусалиме, пришли в негодование от еретических слов Стефана. Не очень хорошо называть распятого простолюдина мессией, но называть его Богом — это богохульство. В ответ власти начали систематично изгонять «эллинистов» из Иерусалима, а «евреи», похоже, не выражали особого протеста. Действительно, тот факт, что иерусалимская община продолжала процветать в тени Храма еще несколько десятилетий после смерти Стефана, говорит о том, что преследования «эллинистов» каким-то образом не затронули «евреев». Выглядит так, словно религиозные власти считали две группировки не связанными между собой.

Тем временем, изгнанные «эллинисты» вернулись обратно в диаспору. Вооруженные учением, которое они усвоили от «евреев» в Иерусалиме, они начали передавать его на греческом языке своим собратьям-иудеям, жившим в языческих Ашдоде и Кесарии, на побережье Сирии и Палестины, на Кипре, в Финикии и в Антиохии — городе, в котором их впервые назвали христианами (Деян. 11. 27). Мало-помалу, на протяжении следующего десятилетия иудейская секта, основанная сельскими жителями Галилеи, превратилась в религию горожан, говоривших по-гречески. Проповедники из числа «эллинистов», не связанные ограничениями Храма и иудейского культа, начали постепенно убирать из учения Иисуса националистические идеи, превращая его в универсальный призыв, понятный людям, жившим в греко-римской среде. Поступая так, они освобождались от ограничений иудейского Закона, пока он вообще не перестал иметь хоть какое-нибудь значение. Иисус пришел не для того, чтобы исполнить Закон, утверждали «эллинисты». Он пришел, чтобы отменить его. Иисус осуждал не служителей, осквернивших Храм своим богатством и лицемерием. Он осуждал сам Храм.