Великий Краббен - Виктор Дмитриевич Колупаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— «Маховичок»! — презрительно повторил Вильбау, вынул из саквояжа бронебойную гранату кумулятивного действия и быстро выдернул предохранительную чеку.
— Вот, дружочек, это тебе будет больше по вкусу…
Франсуа вытер руки о панамку, взял гранату и сунул ее в рот.
— Драпай! — взвизгнул Жерье.
— Заводи!.. — крикнул Вильбау, но Жерье уже улепетывал по мосту. Вильбау схватил кастрюльку и бросился следом.
Метров через сто Вильбау нагнал приятеля. Тяжело дыша, они остановились и посмотрели назад. Автомобиль на мосту странно осел и накренился, потом из него повалил дым. Внезапно дверца открылась, и они увидели оплывшего, раскаленного докрасна Франсуа. На голове у него догорала панамка, а на спине — остатки кожаного сиденья. Повертевшись на месте, робот с криком «Ух ты!» бросился через парапет в реку. Вода вскипела и пошла пузырями; всплыла дохлая собака. Но уже минуту спустя Франсуа выкарабкивался из воды на набережную. При этом он немодулированным голосом распевал куплеты, а с его круглой головы черными пластинками слетала окалина.
Грабители устремились в ближайший проходной двор и целых полчаса носились по тихим переулкам, заметая следы.
В предместье Жильмдбль, в одном из безлюдных маленьких парков, они сели на скамейку.
— Шеф, — сказал Жерье — мне кажется, пора делить добычу…
— Хочешь дать тягу?
— Как договорились: уходим по одному…
— Ха-ха-ха! — демонически рявкнул Вильбау и плотно обхватил руками кастрюльку. Жерье молча вцепился шефу в глотку длинными пальцами.
— Эй, ребята! — несколько полицейских умело скрутили грабителей и надели наручники.
Один из них выступил вперед:
— Я префект полиции Лакруа. Вы арестованы по обвинению в краже и нападении на робота-агента.
— Так я и знал, — прохрипел Вильбау. — Ваш проклятый Франсуа, стало быть, остался невредим?
— Рецидивист, — ответил префект, — такого парня, как Франсуа, голыми руками не возьмешь. Кстати, Буше, где он сейчас?
— Видите ли, месье, эти молодчики скормили ему противотанковую гранату, он сделался от нее вроде как пьяный, и его отправили на завод для замены кантровой гайки. Капитану Тропезу пришлось дать ему отгул на сегодня.
Префект кивнул и взял в руки кастрюльку, бормоча:
— В нее, пожалуй, войдет литра два… Считай, четверть миллиона франков, а?
Развязав шпагат, он открыл крышку и расхохотался.
— В чем дело? — спросил Вильбау, предчувствуя подвох.
— Какой идиот догадался хранить воду в негерметичной посуде? — ответил префект и показал кастрюлю грабителям: там на ржавом, давно высохшем дне сидел мрачный таракан.
Это случилось в те жуткие времена, когда чистая родниковая вода стала антикварной редкостью.
АНАТОЛИЙ ШАЛИН
МУЗЕЙНАЯ РЕДКОСТЬ
Огромное розовое здание с колоннами у входа. Построено, видимо, еще в начале XXI века, в так называемом псевдостаринном стиле. Сотня этажей вверх, километры в длину. Высокие зеркальные окна с ажурными рамами. Надпись с угла: «улица Героев Первой Звездной экспедиции, дом 7».
Кажется, здесь, — подумал Риль, подходя к почерневшей от времени двери и поворачивая ручку.
На мгновение внимание его привлекла небольшая медная табличка рядом с дверью: «Музей…»
Разбирать надпись дальше Риль не стал и очутился в сумрачном, устланном коврами вестибюле.
Вдоль стен стояли гигантские вазы из зеленого камня и мраморный бюст бородатого старца, высеченный из камня, очевидно, еще во времена Римской Империи.
Риль оставил свой плащ и шляпу в совершенно пустом гардеробе, по широким ступеням поднялся в коридор первого этажа и сразу понял, что попал в картинную галерею.
Прямо со стены смотрел на него злым презрительным взглядом бородатый испанец в латах. Риль оцепенел — по манере портрет был выполнен в стиле Эль Греко, и выполнен гениально. Поразило другое: Риль никогда и нигде не встречал упоминаний об этой работе старого мастера. Подделка? Подражание? Между тем надпись под рамкой убеждала: Эль Греко, Портрет дона Альвинелло, маршала, написан художником в 1607 году, уничтожен владельцем в припадке безумия в 1625 году.
Последние слова надписи были особенно непонятны. Пытаясь разгадать их смысл, Риль обратился к другим висевшим рядом картинам. Среди них были работы Веласкеса, Мурильо, Микеланджело, Леонардо да Винчи, Веронезе, Рафаэля, Перуджино и сотни полотен совершенно неизвестных Рилю имен испанских и итальянских живописцев. Ни одна из представленных картин не встречалась Рилю ранее. Правда, некоторые из них были набросками, черновиками, этюдами и более-менее неудачными решениями всемирно известных полотен. Однако Риль готов был поклясться, что ни один из этих набросков и этюдов не только не известен искусствоведам, но и не должен существовать в природе. И словно в подтверждение его мыслей под каждой работой красовались надписи: «Погибла во время пожара в 1565 году… Погибла во время землетрясения в Лиссабоне… Уничтожена солдатами… Разрушено… Погибло в результате кораблекрушения… Утеряно… Утрачено… Уничтожено мастером… Сожжено инквизицией…»
Перед Рилем начиналась какая-то немыслимая мистификация.
Он обошел множество комнат и залов первого и второго этажей. Средневековье, ренессанс, античность — Древняя Греция, Древний Рим, Древний Египет. Фрески на аккуратно вырезанных кусках стен, статуи, барельефы, надгробные плиты, обелиски, ювелирные украшения, кубки, бокалы, вазы…
Все, что он видел, было когда-то утрачено человечеством в бесконечном потоке времени — было сожжено, переплавлено, разбито. И тем не менее все эти чудеса человеческой мысли и рук, когда-то уничтоженные людьми и стихиями, теперь сияли перед ним в своем изначальном великолепии.
Перед каждым экспонатом музея была табличка с именем художника, датой изготовления и гибели предмета.
И что совсем уж было непонятно и что вступало в явное противоречие с надписями, это безусловная подлинность каждого полотна, каждой скульптуры, каждого изделия. Все содержимое загадочного музея буквально источало аромат старины и уносило воображение в давно прошедшие времена.
Позабыв о времени, завороженный, Риль бродил от картины к картине, из одного зала в другой.
Он восхищался, изумлялся, иногда поражался дерзости и мастерству старых живописцев и не понимал.
Во всем увиденном таилась какая-то загадка, непонятный фокус. Была и другая странность — Риль, видимо, сегодня был единственным посетителем музея. Во всем же громадном здании, казалось, не было ни души. Не было видно даже служителей музея.
Гулко отдавались в пустых переходах шаги Риля, недоумение которого с каждым новым залом, с каждой новой скульптурой все возрастало. Загадка мучила его, и он искал хоть кого-нибудь, кто объяснил бы ему увиденное.
И вот в очередном зале он встретил невысокого полноватого мужчину средних лет. Человек безмятежно сидел в старинном золоченом кресле и в задумчивости рассматривал какую-то огромную
