Лунные бабочки - Александр Экштейн

Оказывается, когда-то, в своем невообразимо первичном существовании, человек, то есть все мы, возник при температурном режиме в 666 тысяч Кельвинов. Клетка запомнила это навсегда, и «Актуалий» бесстрастно зафиксировал вид этой памяти, напрягшей всю мировую науку настолько, что восемнадцать лауреатов Нобелевской премии, среди которых были биологи, химики и физики, отказались от служения науке, отреклись от своих имен и ушли в глубины своих вероисповеданий. Но это было еще не все. При таком температурном запечатлении памяти клетки человека уже не могли воспринимать земную информацию. Нельзя, побывав в центре Солнца, реагировать на пламя спички. Это говорило о том, что наша память о вчерашнем дне абсолютно недостоверна. Но самым необыкновенным и обескураживающим в открытии Клэр Гатсинг было то, что запечатленная (неподвижная) информация, считанная с человеческой клетки, напоминает фотографию Большого Красного Пятна на Юпитере. Более того, НАСА владеет информацией о том, что температура вблизи центра Юпитера достигает 666 тысяч Кельвинов, а в самом центре — 999 тысяч Кельвинов. Еще в 1979 году АМС «Вояджер-2» дал возможность ученым рассмотреть некоторые детали атмосферы Юпитера, но вещество, находящееся под облачным слоем планеты-гиганта, так и осталось недоступным наблюдению и пониманию. Тем не менее ученым доподлинно известно, что Юпитер излучает в два раза больше энергии, чем получает от Солнца, а это говорит о том, что планета обладает собственным источником энергии. Но даже не это толкнуло российскую и американскую космонавтику на подготовку полета к Юпитеру, а то, что человек тоже выделяет в два раза больше энергии, чем получает от Солнца, и, следовательно, в каждом человеке спит Юпитер — память о нем.

— Клэр, прости меня, конечно, но как можно проверить «Хазар» на совместимость с Юпитером без его встречи с ним?

— Никак, — удивленно посмотрела на Джона Клэр Гатсинг. — С чего ты взял, что это возможно? Мы, кажется, говорили о странной трансформации дня в ночь и об Арчибальде Соуксе, который ждет нас в альфа-ангаре, где сегодня принимают центральный отсек «Хазара».

— Ах да, ночь, — задумчиво проговорил Джон Карри. — Клэр, это очень серьезное явление, это невозможное явление.

— Конечно, — кивнула Клэр Гатсинг, — нас о чем-то предупреждает Провидение.

Она так произнесла «нас о чем-то предупреждает», что любому стало бы ясно, что она имеет в виду не человечество, а себя лично.

Арчибальда Соукса не было в альфа-ангаре. Его вообще не было в подземном научном городе. Он находился в шестидесяти километрах от охраняемой зоны «Янки» и в десяти от федерального шоссе Эйч-Ю и рассматривал звездное небо, несвоевременно раскинувшееся над удивленной пустыней штата Аризона. Здесь не успевшая приспособиться к внезапно нахлынувшей ночи пустыня была похожа на глухонемое вдохновение еще не родившегося музыканта. Она звенела от переполненности мелодиями небесных сфер, звуки которых мы называем тишиной. Арчибальд Соукс поднял к небу лицо и, став аолиэтным лаоэром, шагнул из аризонской пустыни в Ростовскую область, Неклиновский район, село Нахапетово. При этом он слегка потревожил нервную систему двойниковой параллельности, которая волнообразно, словно в ознобе, вздрогнула, и вместе с ней вздрогнули все эмпирически-вдохновенные женщины Земли, связанные звездной судьбой с Лисоокой Ундиной. Были сброшены с неба на землю два военных истребителя в Италии, один в Белгородской области России, пассажирский лайнер со ста двадцатью пассажирами в Индии, началось землетрясение в горах Афганистана, и вновь заработало сердце у московского пенсионера, отравившегося некачественным алкоголем, Зигфрида Булгаковича Травкина, и он пережил страшные мгновения вторичного умирания на глубине чуть более полутора метров в песчано-глиняной почве, так как несколько часов назад был оплакан и похоронен женой, сыном и двумя дочерьми. А также пришли в неописуемое волнение все астрономы мира, ведущие наблюдение за звездами из своих обсерваторий. Вселенная на мгновение приобрела другую форму, цвет и структурность, но мгновение было настолько мимолетным и не фиксируемым фотосистемами обсерваторий, что все ученые подавили в себе это волнение и постарались забыть, дабы не быть обвиненными в профессиональной некомпетентности. Лишь автоматика околоземного телескопа имени Хаббла выдала в Хьюстонский центр сигнал «Аномальный сбой», но тотчас пришла в норму и заработала в обычном режиме.

До Великой Катастрофы на месте нынешнего пояса астероидов в Солнечной системе существовала еще одна планета. Располагалась она между Марсом и Юпитером и называлась Янус, а около Земли еще не было Луны. И вообще все было несколько иначе. Периоды вращения Земли, Марса, Януса и Юпитера вокруг своей оси совпадали с их обращением вокруг Солнца. Янус был всегда обращен к Земле и Марсу одной стороной, а к Юпитеру другой и был схематически-парадоксальной планетой, которую можно было отнести к планетам земной группы (Меркурий, Венера, Земля, Марс) и к планетам неземной группы (Юпитер, Сатурн, Уран, Нептун и планетарный астероид Плутон). Это было хорошее время для Земли и всей Солнечной системы. Не было цикличности, не слышалось неотвратимого «тик-так, тиктак», все было светлым и радостным, все было безначально-первородным и улыбчиво-свежим. Никто не знал о существовании зла по имени «Начало» и беспросветной неизвестности по имени «Конец». Всем этим нас заразило чужеродное безначалие. Мы пересеклись с орбитой чужого творца бесконечности. Мы уже забыли, как выглядит лазоревая гавань, из которой выплыла наша звездная бригантина «Солнечная система», но если бы вы знали — люди! — какими мы были лучезарными в первоисточнике…

— Ничего себе, современная цивилизация! — возмутился Чигиринский, рассматривая Нью-Йорк с восемьдесят восьмого этажа небоскреба «Пауэл-Твикс» компании «Спейс компакт», выпускающей продукты питания для астронавтов НАСА и кухни президента США. — Даже кофе, — он с отвращением посмотрел на пластиковый стакан с кофе в руке, — и то приготовить не могут.

— Ладно тебе, Фима, — шевельнулся в кресле худощавый человек хасидской внешности. — Демонизирование жизни и разума не оригинально. Этим начали заниматься еще во времена эллинов.

— Эллинов? — скептически переспросил Ефим Яковлевич. — Надо же, а я думал, что это прерогатива имов, то бишь фараонов.

— Там владели первоисточником на элитарном уровне, а греки осознали это на уровне демоса. Такое знание делает демона даже из ангела.

— Забавно, — хмыкнул Ефим Яковлевич, — демоны Эллады переориентировали ангелов Европы, начав с Рима, дабы римский бык таранил им дорогу к христианству, основному элементу глобализации…

Чигиринский бросил взгляд в сторону «Нонкома», два года назад ставшего культовым небоскребом Америки и всего мира. Триста пятьдесят метров сплавно-структурного бетона, стекла и обсидиановой стали, взметнувшихся ввысь. Со свойственной США манией и эпатажной безоглядностью, периодически сменяющейся строгой предусмотрительностью, одну сторону «Нонкома», повернутую к «Пауэл-Твикс», отдали распятию. Иезуит-дизайнер, получив благословение нынешнего папы римского, объемно, по-голливудски броско и красочно «распял» изображение Иисуса Христа на всех трехстах пятидесяти метрах небоскребной высоты, и возведенный в ранг человекоподобной божественности образ Закона Взаимосвязи с мучительно-печальной насмешливостью взирал на самоуверенную обреченность Нью-Йорка.

И ты и я знаем, что не все так однозначно. — Человек в кресле шевельнулся и совершенно необъяснимо перестал быть похожим на хасида. — Как хорошо и трогательно было бы делить все сущее лишь на добро и зло — курорт был бы, а не жизнь.

— Конти, — Чигиринский отошел от окна и насмешливо посмотрел на своего собеседника, — ты еще расскажи мне об угрозе Западу со стороны России и геополитических интересах США. Тебя сделали главой ЦРУ не для добра и зла, а для того, чтобы ты следил за процессом на подведомственной тебе территории Северной Америки. Ты же не ловишь мышей. Куда исчез Арчибальд Соукс, сенатор США, между прочим, прямо из суперохраняемого полигонно-промышленного космодрома «Янки»?

— Фима. — Собеседник Чигиринского, оказавшийся директором ЦРУ с тайным именем Конти, поднял руки. — Я, кажется, сошел с ума. Во всем виновата перетасовка дня и ночи. Соукс поднялся на поверхность и куда-то пропал. Да так пропал, что даже не хочется распространяться на эту тему.

— Говори, говори. — Чигиринский с недоумением посмотрел на директора ЦРУ. — Что значит «куда-то пропал»? Разве имеющие допуск в «Янки» не облучены для глобального контроля?

— В том то и дело, что облучены. — Конти так разволновался, что продолжал держать руки поднятыми вверх. — Когда