Хранители Вечности - Егор Козлов

тридцати трёх. Тела шестерых горняков до сих пор не опознаны. На данный момент из-под обрушенных горных выработок извлекли большинство людей – оставшихся планируют поднять к утру следующего дня. Мэр Агелидинга Тим Бредбери публично заявил, что не допустит впредь безалаберности и халатности при ведении подземной добычи. По его словам, вся вина за случившееся должна лечь на руководителей угольной отрасли экономики и непосредственно на министра…»

Далее я не стала слушать: просто-напросто вырубила канал. Ёлки-палки… Умудрились пропихнуть политику даже сюда. «Наш мэр заботится о гражданах, сам лично будет со всем разбираться». Ага, как же… Выборы на носу у них! Вот и вся причина. Может, лучше выйти на тех, кто был ответственен непосредственно за порядок на производстве? Следил за соблюдением правил безопасности? Нет, куда там – надо наказать министра экономики! Давай уж сразу убирай Стоуна и становись на его место! Идиот…

Внезапно кто-то позвонил в дверь. И я вдруг почувствовала тревогу. Странное ощущение нахлынуло так незаметно, что я сначала не различила его в порыве гнева на нерадивых политиков. Однако вскоре злость прошла, и мне в самом деле стало не по себе. Такой страх – а это действительно был самый настоящий ужас с большой буквы – я не испытывала уже давно. И уж точно не сегодня. Крайне странно было это осознавать, учитывая, что я не представляла, кто стоял за дверью.

Звонок повторился. А с ним и испуг, перерастающий в самую настоящую панику. Я… понятия не имела, что со мной происходит. Понимала, что это глупо, странно, что надо просто взять себя в руки… И ведь взяла… Пересилив внезапный приступ беспочвенного страха, я поднялась с дивана и направилась к двери. «Наверное, я просто перенесла сегодня слишком много потрясений, вот и всё», – сказала я про себя, отпирая замок. Даже посмеялась над этим, когда открывала дверь.

Но тот, кто возник за ней, развеял все мои мысли. Словно адский смерч сухие осенние листья…

Прямо передо мной стоял старик. С иссохшим, лишённым жизни лицом. С глазами, сотканными из нитей моих самых худших кошмаров. Взирающими прямо на меня.

Нет… Нет… Я видела его раньше, сотни раз он мерещился мне во сне, но сейчас… Он стоял в каких-то нескольких шагах от моей квартиры, серый, нереальный, призрачный. Сковывал меня чёрными цепями своего взгляда, не давая двинуться. Взгляда, в котором я не увидела ничего человеческого. Я даже ощутила леденящий холод, идущий от него – в тот последний миг, когда он сделал шаг. Направившись прямо ко мне…

Я думала, это конец. Думала, что умру, так же, как другие. Но что-то во мне не позволило этому случиться. Может, моё внезапно вырвавшееся на волю сознание, или помощь чего-то мистического – не знаю. Не важно. Я дёрнулась в сторону, отвела взгляд от его страшных глаз и на полной скорости захлопнула дверь. Закрыла на все замки, какие только были на ней, завалила верхней одеждой, бросила стул… Мне было всё равно, как спасаться – лишь бы не дать ему войти в дом.

Я не думала, как он нашёл меня. И ещё больше плевала на то, почему именно меня. Всё, чего я больше всего хотела, – чтобы он ушёл. Исчез и никогда ко мне не являлся. Свет в квартире погас – может, я сама его погасила, может, нет. В эту минуту мне было не до размышлений. Я судорожно открыла дверь в свою уже бывшую комнату, в панике раскидала коробки, собранные у кровати, и села на пол за её спинкой. В темном углу, где в детстве я пряталась во время игр с подругой. Только теперь не ради забавы. Дрожа от ужаса. Надеясь, что этот кошмар пройдёт. Сейчас я не могла думать и мыслить рационально. Или позвать кого-нибудь на помощь. Они все бросили меня. В этом мире осталась лишь я – и тёмная комната, из которой я боялась больше никогда не выйти.

Старик не появился. Но каждую секунду я боялась взглянуть в коридор. Боялась услышать его шаги в своём доме, понять, что всё кончено. Шагов не было – лишь глухой стук часов, всё время усиливающийся и учащающийся. Становившийся частью меня самой. Словно так стучало моё собственное сердце.

Глава 5

Новое утро

Жестокость, присущая порой всем людям, не знает границ. Как не знает и человеческая глупость. Невежество, сомнения – источник наших страхов. А страхи, как известно, порождают гнев. В этом и глупость: вместо того, чтобы сплотиться и вместе выстоять в бурю, мы дерёмся под её холодными ветрами, разрывая друг друга в клочья. «Каждый за себя! Выживает сильнейший! Закон джунглей!» Глупость, от отчаянья принятая за мудрость, вот что это такое…

Мне снова снился сон о прошлом – давно они меня не посещали. С того самого момента, как я сама посетила весьма опасное и неприятное место. Шахта, отец, старик. Кажется, это было на позапрошлой неделе? Или в прошлом году? Во сне я забываю о своей реальной жизни. Думаю, к великому для меня счастью.

Грейси Эванс, бедная и покинутая, до сих пор не могла примириться с судьбой. Кайл Хиггс оставил её, в первую же неделю отправившись командовать на передовую, и вскоре брошенная невеста вернулась домой, в холодные стены родного дома. Войсдвиг переменился с тех пор, как я увидела его в прошлый раз. В худшую сторону, конечно. Мусор, бросавшийся раньше в глаза, уже не шёл ни в какое сравнение с сожжёнными плакатами, автомобилями, расколошмаченными вдребезги, и сотнями выбитых окон по обеим сторонам улиц. Ликование народа продлилось недолго – много человек ушло на войну, остальным пришлось потуже затянуть и так короткие пояса.

А у моей знакомой дела шли ещё хуже – за последние две недели она потеряла половину заработной платы, премию и, в конечном итоге, своё рабочее место. Как раз сейчас я стояла возле магазинной стойки, как всегда, незримая, и становилась невольной свидетельницей того, как в меру представительный начальник аннулирует её трудовой договор, выплачивая крохотную подачку. Для красоты обычно называемую «компенсацией».

– Ты ведь понимаешь, Грейс, что иначе я поступить не могу. Клиентов становится всё меньше и меньше, и я не в состоянии…

– Допустить, чтобы они ещё и меня избегали, – продолжила за него девушка. – Я понимаю, мистер Уотчел. По-другому никак.

– Я… – мужичок хотел было сказать что-то воодушевляющее напоследок, однако показная чёрствость, с которой он привык идти по жизни, и тут взяла верх. – Я собрал твои