Москва: мистика времени - Елена Коровина

P. S. Третьего дня дала почитать эту главу одному коллекционеру «на пробу». Так не знаю, понравился ли ему текст, только вот знаю, что шел он мимо гостиницы «Метрополь» и вспомнил про старика Чихирина. А у моего собирателя книг уже месяц как была мечта – увидел он на одном из сайтов, что продают томик стихов Ахматовой 20-х годов. Хочется купить – но дороговато. Нет сейчас таких денег. И вдруг… Вернулся вечером домой, а тут звонок. Продавец согласен сбросить цену. Вот свезло-то! Или, может, и правда старый букинист помог – поспособствовал?..

Часть четвертая

Странники во времени

Завсегдатай артистических кафе

Улица Неглинная, 6 и современные кафе в центре

Он никому не делал зла

И пил шампанское рекою.

Что похвала и что хула

Тому, кто спрятан под землею?

Д. Ленский. Эпитафия самому себе

Актеры, как известно, любят расслабиться – выпить и закусить, особенно при приятной компании. Впрочем, и иная творческая интеллигенция не чужда такому времяпрепровождению. Да и кто ж откажется?!

Начиная с XIX века, как возникли в Москве стационарные Императорские театры, образовались вокруг них, а то и на отдалении, так называемые артистические кафе. Самым известным в ХХ веке было кафе напротив МХАТа в одноименном проезде. Теперь этому проезду возвращено его исконное название – Камергерский переулок, возникшее от того, что тремя домами тут владели настоящие камергеры Императорского двора. Современный Камергерский переулок вообще весьма плотно «набит» кафе и ресторанами. Теперь они тут чуть не в каждом доме.

В одном из них (не будем давать название, чтобы нас не упрекнули в рекламных устремлениях) в доме № 5 по Камергерскому переулку отмечала какое-то свое событие одна из актерских компаний. В середине вечера, когда все присутствующие признали уже, что жизнь прекрасна и вообще удалась, к ним подошел с поздравлениями какой-то посетитель этого ресторана-кафе. Похвалил одного из присутствующих за новую роль, поцеловал ручку у молодой актрисы, высыпав груду комплиментов. После этого гостя, естественно, пригласили за стол. Через пару минут все уже были уверены, что знакомы давным-давно и вообще Димаша – славный парень. И только одна умная девушка поинтересовалась, на него глядя:

– А разве теперь модно носить банты?

Димаша смутился, погладил свой франтоватый бант, завязанный вместо галстука, но его выручил хозяин вечера:

– Ты, наверное, сразу после спектакля? Переодеться не успел? Островского, что ли, ставили?

Димаша улыбнулся:

– Лучше – водевиль! «Лев Гурыч Синичкин, или Провинциальная дебютантка» господина Ленского слышали?

Актеры зашумели – конечно же «Льва Гурыча» знали все. Играть в таком классическом водевиле большая честь. Мало кому удается. Скупы театры нынче на старинные водевили. Да и мастеров-актеров, способных на водевильную искрометность, давно нет. Были Андрей Миронов да Людмила Гурченко. А теперь что?!

Но вот, выходит, Димаша сподобился – сыграл в «Синичкине». Кого – спрашивать не стали. И так жаба за душу взяла – завидно стало.

Словом, все покряхтели немного, но решили «хорошо сидеть» и дальше. Потому «Льва Гурыча» из головы выкинули, а Димаше стали наливать побольше – может, упьется и оскандалится?.. Тогда и не будет завидно, что он в водевиле играл.

В общем, Димашу упоили аж через край. Даже в такси его засунули. Когда сами стали рассчитываться, оказалось, счет большеват. Хозяин вечера, молодой мхатовец Леонид, из кармана последнюю мелочь выгреб.

Официантка даже разжалобилась, глядя, как он мелочь считает.

– А вы этого прощелыгу зря поили! – сказала она. – Думаете, он весельчак Ленский? Нет! Его просто зовут как Ленского. А бант он специально напяливает и про «Льва Гу-рыча» заливает, чтобы его на халяву покормили.

– А при чем тут Ленский? – удивился Леонид.

– Вообще-то водевилист Ленский давно помер, еще в XIX веке! – встряла умная девушка.

– И что? – фыркнула официантка. – Мало, что помер. Разве не знаете, что он уж третий век по кафешкам-ресторанам бродит?

– Привидением, что ли?! – ахнула девица.

Официантка скривилась:

– А еще артисты! Простых театральных легенд не знаете! Весельчак Ленский – кафешный призрак. И к нам заглядывает. Он вообще любит именно артистические кафе. К кому в зале подсядет, тех успех, слава, богатство ожидают. Но только в том случае, если его хорошо встретят, накормят-напоят. А если ему что не понравится, так этот актер-призрак вмиг провал организует. Тогда прощайся с актерской карьерой. Все пойдет под откос. И ничего не поможет.

– Ну, думаю, это сказки! – пробормотал Леонид, расплачиваясь.

– Вовсе нет! – отрезала официантка. – У него даже подражатели нашлись. Не один Димаша бант нацепляет и по артистическим кафе болтается. Плохо ли – на халяву поесть?! И ведь никто не гонит. Все боятся себе карьеру испортить. А ну как он – настоящий Ленский?

Дома любопытный Леонид прочитал все, что нашел про водевилиста и в книгах, и в Интернете. Оказалось, Дмитрий Тимофеевич Ленский (1805–1860) – прелюбопытнейший человек.

Никакой он не Ленский, а Воробьев, из зажиточных московских купцов. Такие на сцену в актеры на хаживали. Вот и Воробьев-старший определил сына по почтенной коммерческой части и даже пристроил клерком в отделение английского банка в Москве, но сын пошел поперек. Как потом часто говаривал: «Много горя я принес старику!»

Однако на своем Димаша (его и вправду так звали приятели) настоять сумел – пошел на сцену. В 1824 году дебютировал на сцене театра в доме Пашкова на Моховой. Нет-нет, не в легендарном доме, где сейчас Библиотека им. В.И. Ленина. Речь идет о другом доме, выстроенном наследником Пашкова рядышком с домом-легендой на пересечении Моховой и Большой Никитской (по Никитской улице – дом 1). Теперь в этом корпусе находится аудиторное здание МГУ, во второй половине ХХ века размещался и Студенческий театр. Ну а при возведении здания на рубеже XVIII–XIX веков его владелец, племянник Пашкова, предназначал дом не для частной жизни, а для общественной: городских балов, увеселений, театральных постановок.

Однако артистическая карьера Ленского не задалась, хотя он и сыграл Молчалина в «Горе от ума». Но у него обнаружился иной талант – он умел писать хлесткие тексты, смешные репризы и сочинять веселые стихи. Из всего этого и вышел водевиль – в то время жанр самый востребованный. Конечно, знатоки разругивали этот «легкий жанр» в пух и прах, зато публика валом валила. И на бенефис каждый актер стремился поставить именно водевиль. Ведь как написал Ленский:

Без водевильных вздоховИ бенефис нейдет.А бенефис – актеровЕдинственный доход.

Вот все московские и петербургские актеры и умоляли Ленского: «Напиши водевиль!» И весельчак строчил – легким пером, не особо утруждаясь. Создал больше ста водевилей. Не брезговал брать сюжеты из чужих книг, перелицовывать французские водевили на русский лад. Но среди многочисленных поделок встречались у него и настоящие жемчужины, вроде «Льва Гурыча Синичкина».

Улица Неглинная, дом 6/2

Однако, стряпая свои бесконечные водевили, Ленский ничуть не обогатился. Хуже – большой любитель компаний, он не вылезал из долгов. Чаще всего его видели в кофейне Баженова, тестя знаменитого трагика Мочалова, на Неглинной в доме № 6. С 1860-х годов там разместилось легендарное Театральное училище при Малом театре. А в 1840-х годах в этом, тогда двухэтажном, здании располагались под одной крышей артистическая кофейня Баженова и трактир Печкина. Вот там-то и отдыхали актеры Большого и Малого театров. Общались, читали газеты (редкость по тем временам), ели-закусывали и, ясное дело, «вспрыскивали». Конечно, «денежные» актеры платили сами. А вот «голытьба» частенько откушивала за счет гостеприимного, хлебосольного Ленского. Ну как тут не влезть в долги? «Тут поневоле будешь промышлять куплетцами!» – писал Ленский в Петербург другу – великому трагику Василию Каратыгину. Однако раскошеливаться за других острослов не переставал. А все потому, что был уверен: его товарищи талантливы, а у него самого таланта на копейку. Правда, друзья думали иначе. В Москве вообще считали его самым одаренным современным остряком. И надо сказать, что свои остроты он расточал не только в литературе, но и в обычной жизни. Причем если для сцены Ленский выбирал тон веселого смеха, то в жизни это часто оказывалась язвительнейшая сатира.

Вот несколько случаев, передающихся москвичами из уст в уста.

Однажды Ленский был вынужден прийти с прошеним к важному московскому чиновнику. Народу в приемной была тьма. Ждать пришлось так долго, что один старенький генерал уже совсем занемог. Уселся на стульчик и начал обмахиваться треуголкой. Да так ретиво, что из нее перья выпали. Ленский поднял одно да и заключил в сердцах: