Консул - Валерий Большаков

Под вечер вышли к Яркенду, который ханьцы называли Шачэ. Это было обычное для Азии скопище глинобитных домиков под плоскими крышами и узких, запутанных улиц, сжатых дувалами.

В Яркенде Гермай решил задержаться и распрощался с преторианцами, каждому отвалив по два кушанских динара. Эти здоровенные золотые монеты почти закрывали ладонь – в каждой драгметалла содержалось вдвое больше, чем в римском ауреусе.

– Это все, чем я могу вас отблагодарить, – сказал купец. – Всякого я навидался и каких только опасностей не изведал, но того, чему был свидетелем у Каменной башни, не ожидал! Вы уберегли и коней моих, и товар, и людей, не считая уж мою жизнь, с которой я едва не расстался. Будете в наших местах – заходите в гости!

– Непременно, – улыбнулся Сергий.

В принципе, благодарить надо было как раз Гермая, хотя бы за то, что у Чёрного «все было схвачено» и преторианцы, пока они шагали в составе каравана, беспроблемно пересекали границы, счастливо минуя и дорожную стражу, и жадную таможню. Но не говорить же всей правды?..

Рано-рано утром «великолепная восьмерка» тронулась в путь. Им предстояло пройти сотни миль по южному краю грозной пустыни, которую позже нарекут Такла-Макан. Окраины пустыни, отмеченные солончаками, постоянно маячили слева. Чаще всего веяные-перевеянные пески вытягивались сыпучими барханами, но иногда ветер сгребал их в гряды, похожие на китовые спины или громоздил песчаные пирамиды.

Реки и речушки, стекающие с гор Куньлуня, уносили воду в пределы пустыни, их течение отмечалось порослью тамариска и редким саксаульником, но недолго – драгоценная влага заглатывалась жадными песками, пропадая в бездонных недрах.

Жара и сушь выпивали жизненные соки, и отряд стал двигаться по ночам, пережидая день в тени, поближе к воде.

Однажды из пыльного марева, веками висящего над Такла-Маканом, показался Хотан, край Кушанского царства – Гуйшуана, как его называл Лю Ху, неодобрительно поджимавший губы при упоминании побед энергичного и удачливого царя Канишки.

И снова пыль, пыль, пыль из-под копыт…

А на третью неделю пути, оставив слева белое озеро, покрытое солью, отряд вышел к Шачжоу,[39] западным воротам Поднебесной.

Гигантские дюны подходили бы к самой окраине Шачжоу, но путь пескам – и путникам – преграждала величественная крепостная стена, завиток той знаменитой Вань Ли Чан Чэн,[40] что охраняла империю Хань с севера.

В толстой зубчатой стене был оставлен неширокий проход между двумя прямоугольными башнями. Перемычка над воротами сверкала цветной черепицей.

– Да будет милостиво к нам Вечно Синее Небо, мои драгоценные спутники! – воскликнул Лю Ху. – Мы дошли до пределов Поднебесной! Какое счастье…

Даос, не имевший родины, деловито вытащил из-за пазухи свернутую в трубочку подорожную грамоту из плотного листа желтой бумаги сюаньчжи, используемой лишь для важных документов. И Ван протянул ему баночку с тушью и подал кисточку. Го Шу тщательно разрисовал лист замысловатыми иероглифами, перечисляя всех, кто вернулся на родину из дальних странствий, и тех, кого они привели с собою.

Держа грамоту в руках, чтобы чернила высохли, даос направился к воротам. Ему навстречу вышли пехотинцы в длинных халатах и кольчугах, с квадратными щитами, покрытыми лаком, и с кривыми мечами дао. Их лица были расписаны тушью.

Следом выплыл грузный бу-цзян, командир отряда. Го Шу низко ему поклонился, командир небрежно ответил даосу. Глянул в грамоту, высмотрел императорскую печать – и живо прогнулся в почтительном поклоне.

– То-то! – важно сказал Эдик.

«Великолепная восьмерка» покинула Западный край[41] и проследовала на земли Поднебесной.

Ород Косой ехал, не торопясь, безвольно отпустив поводья и согнувшись в седле. Жизнь ему была не мила, но он продолжал ехать на восток. А куда еще податься?

Он не исполнил отданный ему приказ. Он потерял всех своих людей. И как ему с этим вернуться? В качестве кого? Неудачника, провалившего всё дело?

Ород скривил губы в горькой усмешке – даже кони, которых он украл у купца, оказались навьюченными не ценным товаром, а бурдюками с теплой водичкой. Пр-роклятые фромены…

Пожалуй, самым мучительным было признание превосходства всех этих сергиев, эдиков с гефестаями над ним, ацатаном Ородом. Ацатаном, который чуть не вышел в князья… Ну, вот как эту потерю потерь можно простить им?

Не доезжая до Хотана, Ород решил свернуть с тракта поближе к корявой рощице саксаулов. Кони устали, да и он сам еле держался в седле.

Неожиданно ацатан услышал крики и гогот, несшиеся из-за саксаульника, и направил коня в ту сторону.

В иное время Ород поостерегся бы ехать в одиночку, но сейчас ему было все равно. Хуже не будет.

За леском Косому открылась обычная картина ограбления – коробчатая повозка с кожаным тентом, запряженная мулами, стояла поперек дороги. Из распахнутых дверей вывалился некто в золоченом халате, утыканный стрелами, как дикобраз иглами. А вокруг, пешие и конные, кружились десятка два молодцев-лиходеев – кто в халатах и тюрбанах, кто в шлемах, кто в войлочных колпаках на манер тех, что в ходу у саков.

Приблизившись, Ород разглядел, что молодцы крутятся вокруг кучки перепуганных людишек в странных одеждах – словно обычные халаты – светло-бежевые на подкладке с голубыми отворотами – решили пошить с огромным запасом. Полы волочатся по земле, рукава спадают до колен, а воротник – до пояса. И надо было обе полы подхватить и сложить на спине двумя складками, заправить за пояс всю лишнюю материю, а рукава закатать или вовсе откинуть за спину.

В основном среди разбойного люда узнавались кушаны. Их язык Ород знал неплохо – соседи, как-никак. Прочистив горло, он спросил:

– Это что такое?

Молодцы, как один, обернулись на голос и очень удивились. Их вожак, кряжистый детина с бритой головой ухмыльнулся, кладя грязные ладони на рукояти двух мечей в золоченых ножнах, заткнутых за кушак.

– Сам бы хотел знать, что это такое к нам подъехало, – глумливо усмехаясь, сказал он, – да еще и говорит человеческим голосом!

Разбойники с готовностью захохотали, а Ород безразлично посмотрел на вожака. Обычно ацатан был очень осторожен и не лез в гущу драки, но сейчас всякие страхи покинули его – унижение, понесенное им от фроменов, словно растворило всякую боязнь.

– Когда я спрашиваю, надо отвечать, – сказал Косой негромко. – Понял, ты, харя немытая?

Это был уже вызов. Вожак побледнел и покинул седло. Молодцы оживились – сейчас что-то будет, сейчас им покажут зрелище, и кого-нибудь прикончат!