Счастливчик Лукас - Максим Сергеевич Евсеев

Максим Евсеев

Счастливчик Лукас

Глава первая

Когда-то очень-очень давно, в одной маленькой стране, в которой были и лес, и горы, и даже столица с замком и рыночной площадью жил да был маленький мальчик. Звали мальчика, скажем, Лукас. Лет ему от роду было десять, волосы у него были русые, а росту он был не высокого, но и не низкого, а такого, чтобы, не нагибаясь входить к себе в дом, да доставать до пола носками своих деревянных башмаков, сидя за обеденным столом. Был этот мальчик и беден, и богат одновременно: то есть денег в его семье не было, но были у него каждый день и кусок хлебы на завтрак, и небо над головой, и огромное счастье, положенное всякому ребенку. А еще у него были друзья: рыжий Каспар, толстый Михен, да красавица Эльза – все что нужно маленькому мальчику в десять лет.

И вот однажды…

Так ведь начинается самое интересное в сказке. Именно на этих словах, читатель начинает понимать, что это будет не просто рассказ про десятилетнего мальчика, а будет захватывающая история, наполненная приключениями и неожиданными сюжетными поворотами. Впрочем, я отвлекся и тороплюсь вернуться к моим героям.

– Ты слышал, Лукас, – спросил в один прекрасный день своего друга толстый Михен. – Что наш герцог, дай Бог ему крепкого здоровья, совсем плох и, скорее всего, не протянет и месяца?

– Нет, Михен, этого я не слышал. – ответил другу Лукас, глядя как друг достает из-за пазухи большой кусок румяного калача и явно не собирается делиться.

– А слышал ли ты Лукас, что перед тем как отдать Богу душу, наш славный герцог, даруй ему небо долгих лет жизни, решил объявить по всему герцогству, что наградит всякого кто поможет ему разыскать его, пропавшего много лет назад, наследника?

– Нет, – снова ответил Лукас, глядя, как его друг подтверждает его, Лукаса самые тревожные подозрения и уминает кусок калача в одиночку.

– Значит, дорогой друг Лукас, – продолжил Михен, заканчивая с калачом. – Ты не слышал, что награда эта весьма велика?

– Нет, – еще раз сокрушился Лукас, глядя, как исчезает во рту Михена последний кусочек калача. – И об этом я тоже ничего не слышал. Но даже если бы герцогские глашатаи прокричали бы об этом в окно нашего дома, то какое бы мне до этого дела? Когда пропал наследник, маленький Вильгельм, я был совсем крохой и слышал об этой истории только от родителей и от тебя, Михен. Так что никакой награды мне не получить, ибо я ровным счетом ничего об этом не знаю. То есть я не могу рассказать ничего, чего бы не знал самый последний болтун нашего герцогства.

При этом Лукас выразительно посмотрел на своего друга, как бы не подчеркивая, кого именно он считает самым наипоследнейшим болтуном герцогства. Михен этого не мог не заметить, но не придал этому ни малейшего значения, а напротив продолжил повествовать с самым наиважнейшим видом.

– Ничего интересного об этой давней истории никто и ничего нашему добрейшему герцогу сообщить не мог бы ни в каком случае, поскольку все, кто что-то могли бы рассказать о случившемся с наследником Вильгельмом давно мертвы и нашему справедливейшему герцогу это прекрасно известно, так как он и приказал с ними когда-то разделаться, дай Бог ему доброго настроение и всяческого благополучия. И хотя о случившемся до сих болтает вся столица, и все по большому секрету, но нашему герцогу нисколько не нужно, чтобы кто-то напоминал ему, как он разделался с собственным сыном только за то, что не был ему отцом. Зол-то он был скорее на герцогиню, а мальчик Вильгельм был лишь напоминанием о том, как непостоянны бывают женщины. Но упаси Бог, кого-нибудь начать подобный разговор со светлейшим нашим господином герцогом – он хоть и при смерти, но палачи Лютой башни вполне себе в здравии и на лету поймают любой его намек.

– Так зачем же герцог объявил награду?

– А затем, любезный мой Лукас, что наш мудрый властелин, храни его Святой Сильвестр, как бы тяжело он не хворал, он даже на смертном одре крепко держит бразды правления и взгляд его по-прежнему остр. И он не может не видеть, как курфюрст Ансельм, добрый наш сосед тянет руки к его герцогству, надеясь присоединить это герцогство к своим владениям после смерти их светлости, а может и не дожидаясь его смерти.

Лукас смотрел на толстого Михена со смесью зависти и недоверия. Он понимал, что его друг попросту повторяет болтовню своего отца, который будучи владельцем пивной узнавал самые любопытные сплетни одним из первых. Но все же не хотел вот так вот запросто верить всему, о чем говорил Михен. Тем более, что болтал он и теперь, и всегда, с таким важным видом, как будто был не сыном корчмаря, а первым министром государства.

– Может оно и могло бы быть так, как ты говоришь, Михен, но какое дело должно быть до этого мне?

– Ты, я заметил, Лукас, с интересом поглядывал на мой калач, – важно отвечал Михен и с каким-то сожалением охлопывал свою курточку, видимо сожалея, что там в ее складках нет еще одного румяного куска. – А между тем глашатаи их светлости Герцога обещали каждому кто придет сегодня ко дворцу доброе угощение.

– С чего же это наш Герцог так расщедрился? – недоверчиво покачал головой Лукас.

Он никогда не замечал, чтобы в их славном городе, кто-то раздавал угощение просто так, за здорово живешь. Даже от своего друга Михена он ни разу не получил ни кусочка еды, хотя сам Михен частенько прихватывал из дома или из таверны своего батюшки лакомые кусочки и поедал их на глазах своих друзей. Все к этому привыкли и не обижались на Михена ибо с детства привыкли, что в их городе не принято делиться едой – не было это заведено в их краях. Может где подобное и случалось, но не у них.

– Говорят. – на этих словах Михен перестал ковыряться в зубах указательным пальцем правой руки и поднял этот палец над головой. – Что наш господин Герцог так зол на курфюрста Ансельма, так сильно не хочет, чтобы после его смерти кузен Ансельм прибрал к рукам наше герцогство, что и впрямь уверил себя, будто его сын по-прежнему жив и надо лишь тщательнее поискать, и тогда покойник Вильгельм сразу же найдется.

– Но это же не так! –