Золотой век - Евгений Игоревич Токтаев

Однако, к великому удивлению, а именно это чувство Хастияра не оставляло всё время пребывания в Лавацантии, похмелье поутру его не посетило. Чем он тут же и поделился с приятелем.

— Вино у них не простое, выходит. Особенное вино, из храма. Надо домой такого привезти.

— Да, вот что меня удивило, — сказал Хаттусили, — если бы я, как и ты, стихи писал, то выбрал бы младшую из сестёр. Повезло мне, что ты с Пудухепой раньше не встретился.

— Меня всё устраивает, — ответил ему посланник, — ты не помнишь, что я говорил вчера?

— Да чушь какую-то нёс про сказки мицрим. Пророчества и предсказания.

— Не помню… Странно, а голова не болит совсем.

— Предостережение о женских чарах помнишь?

— О женских чарах?

Хастияр задумался, затем просветлел лицом.

— А, это, что ли? Это из «Поучений Птахотепа».

Он продекламировал с выражением:

— Если дружбой дорожишь

Ты в дому, куда вступаешь,

Как почтенный гость иль брат —

Обходи с опаской женщин!

Не к добру сближенье с ними.

Раскусить их мудрено.

Тьмы людей пренебрегли

Ради них своею пользой.

Женских тел фаянс прохладный ослепляет, обольщает,

Чтобы тотчас превратиться в пламенеющий сардоникс.

Обладанье — краткий сон.

Постигать их утомишься![69]

Хаттусили усмехнулся.

— Обходи с опаской женщин? Нет, брат… Ты видал, какая она?

Хастияр вдруг подумал, что не только с другом происходит нечто удивительное, но и с ним самим. Он совсем не чувствовал боли в спине, она вдруг отступила и полностью исчезла, впервые за много дней после сражения.

— А ведь это настоящее чудо, — сказал он, — именно за этим мы и ехали сюда, во всяком случае так объясняли великому царю наш отъезд. Ничем иным, как чудом Богини, я объяснить не могу.

— Да, это её знак, — рассеянно согласился Хаттусили.

Ночь заканчивалась, небо светлело на востоке. На небе зажглась звезда Иштар. Светлая Царица Неба приветствовала пробуждающийся мир. На грани перехода ночи в утро, между тьмой и светом, в лучах звезды Богини будто рядом с ними оказалась темноволосая девушка в белом платье, в венке из алых маков.

Прошло полмесяца. Хаттусили и Пудухепа виделись и говорили каждый день. После каждого свидания Хаттусили не ходил — летал.

Наконец, нагостившись, друзья собрались отбыть в Хаттусу. Накануне Хастияр раздобыл дощечку, покрытую сырой глиной и палочку для письма. Чего-то сочинял, бормотал себе под нос, временами мечтательно глядя в небо. За этим занятием его и застал Хаттусили, который пропадал где-то всё утро. Бесцеремонно заглянул через плечо и начал читать затейливую вязь клинописных знаков.

— Пока довольно о свиданье, что состоялось после… — это ты о чём?

— Не подглядывай! — возмутился Хастияр.

— Да ладно, тебе! Покажи!

— Не покажу. А то будет, как всегда.

— Это как?

— Вот так. Скажи ещё, ни разу над песнями моими не смеялся. Лучший друг, тоже мне.

Хаттусили вздохнул и сел рядом. Хастияр спросил его:

— Ну, что? Она согласилась?

— Да!

— А отец? — спросил Хастияр.

— Он тоже. Мы завтра уезжаем, в столице я всё к свадьбе подготовлю, а невеста приедет следом. Так мы сговорились.

— Так чего же ты такой мрачный?

— А всё из-за тебя! Отчего ты меня одного оставил? Мог бы со мной к отцу свататься пойти. У меня там колени тряслись. Почему-то. Сам не понимаю, почему.

— Да ладно? — удивился Хастяир, — при Киндзе не тряслись, а тут…

— Да, вот так! — резко ответил Хаттусили, — а при Киндзе не тряслись и вообще никогда не тряслись!

— Нет, я не мог с тобой пойти. Во-первых, ты без меня прекрасно справился. Видишь, даже волнение поборол.

Он хотел сказать «страх», но передумал.

— Во-вторых, я твой друг, но и невесте родственник! Я не могу беспристрастно судить!

— Чего судить-то?

— Ну как? Достоин ли ты её.

Хаттусили посмотрел на него исподлобья:

— А что, сомнения есть?

— Нет сомнений, не переживай. Я сказал неудачно. Просто ты сам должен был это сделать. А что сомнений нет, я тебе докажу. Смотри вот, сочинилось у меня. Ещё ведь не знал, что они оба дадут согласие!

Хастияр начал читать:

— «И ты, о дева, что зовётся Любимицей Богини,

С печальной думою в очах, с аккадской книжкою в руках,

Являлась нам в тени кедровых рощ,

Навек похитив сердце друга!

Ну а пока довольно о свиданье,

Что состоялось после грандиозной битвы.

Не будем ныне выдумки плодить, дабы развлечь зевак досужих.

Не станем мы придумывать препятствий,

Ни гордости иль предубежденья, что счастью двух мешают.

Избегнем глупой ссоры с лучшим другом,

Что кончится способна поединком.

Ведь те, кто истинно разумен,

И кто не мнит себя никчёмным или лишним,

Вполне способен распознать любовь!»

Конец лета. Троя

В стране Вилуса, близ города Троя, есть подземный источник. Троянцы его весьма почитают, зовут священным и приносят жертвы, как божеству. Из-под земли он бьёт, разливаясь искристыми струями, звенит, как струны лиры.

Троянцы говорят, что обладает он особенным даром, ведь его вода делает голоса здешних певцов замечательными, наилучшими во всей округе. Потому и славятся музыканты из Трои, зовут их петь и на деревенские праздники, и во дворцы царей соседних держав.

Чужеземцы, которых в Трою приезжало немало, тоже пробовали воду священного источника. Хотели получить такой же звонкий голос. Но почему-то ничего у них не выходило.

И в холода, которые время от времени случаются на земле Вилусы, он не замерзает. И в жару, которая стоит сейчас, в конце лета, даёт прохладу. Если кто-то из троянцев долго отсутствовал дома, то первое, что он сделает, вернувшись на родину — принесёт дары источнику и выпьет благословлённой богом чистейшей воды.

Хеттору поступил, как заведено. По возвращению из похода он пришёл к источнику и из него напился. Поблагодарил богов за удачу на войне и за то, что помогли благополучно вернуться на родину.

На обратной дороге он только и думал, что вот теперь прославится на весь город. Многим ли посчастливилось победить такого знатного воина, как тот вельможа мицрим? Ведь пока воины Вилусы стояли после сражения в хеттском лагере, только и разговоров было, что какой-то молодой троянец убил некоего знатного воина, не иначе, как приближённого самого фараона.

Но слава прошла мимо. Только троянцы въехали в ворота родного города, честолюбивые мечты Хеттору развеялись, как утренний туман. Нет, конечно, и ему были рады. И схватку с тем вельможей обсуждали.