Золотой век - Евгений Игоревич Токтаев

не проходила. А тут и вовсе не очень-то походишь. Угнетала мысль о том, что так и останется, что быть теперь ему увечным всю жизнь.

— Месть, это не выход, не средство, чтобы достичь цели. Тех, кто погиб, месть не вернёт, — вдруг сказал Хаттусили в полный голос.

Он выпрямился и обвёл взглядом присутствующих.

— Мстят только слабые, тот же, кто по-настоящему силён и уверен в себе, до мести не опустится.

Муваталли поморщился и посмотрел на Тур-Тешшуба с такой гримасой, будто хотел сказать: «Ну вот смотри, он не меня стыдит, он трон шатает».

Первый Страж кивнул, будто соглашаясь с царём, однако соглашался он с его братом.

Пожалуй, так было всегда, такого мнения испокон веков придерживались в стране хеттов. Да, не всегда, не каждый способен был отказаться от мести побеждённому противнику. Но одно дело понять и принять того, кто не в силах отринуть месть, и совсем другое — одобрить. Марать руки, добивая поверженного врага, считалось недостойным.

— Ладно, будь по-твоему! — Муваталли вновь изо всех сил стукнул по подлокотнику, — забирай себе этого презренного негодяя, коли он тебе так люб! Теперь ты отвечаешь за его жалкую жизнь. Пусть посидит под охраной твоих каскейцев. Может, жалеть будет, что я его на воротах не повесил.

Если бы здесь случился Хамс-Хартагга, переживший битву, но на приём не приглашённый, он бы, наверное, усмехнулся и заявил, что царь Солнце делит шкуру неубитого медведя. Ибо изменника Бентешину ещё надлежало изловить. Находился он не в Кадеше, а в Цумуре, на побережье. Муваталли сие обстоятельство не смущало. После ухода войска Рамсеса и собственного торжественного вступления в город, ставший свидетелем невиданной бойни, он уже в полной мере ощущал себя хозяином этих земель. Всей Долины Кедра и даже дальше, куда воины Бога Грозы ещё не вступали.

Великий царь оглядел собравшихся. Самый большой зал дворца Никмандду, властителя Киндзы,[67] где царь царей вершил судьбу страны Амурру, не вместил бы всех призванных лабарной, Солнцем. Их набралось больше ста человек, потому Муваталли приём устроил во дворе, под пристальным взглядом Вурусемы.

Места перед троном заняли военачальники и важные царедворцы. По бокам, среди колонн выстроились воины мешеди. Сам царь Никмандду смиренно стоял среди «лучших людей» своего города, далеко не в первом ряду. Ни жив, ни мёртв, он прикидывал, не вздумает ли Муваталли обвинить и его в сговоре с Крокодилом. Оснований тому было предостаточно, люди Анхореотефа были вхожи во все дворцы к северу от Долины Кедра до самой Киццувадны.

Царедворцы изо всех сил пытались скрыть чувства, делали вид, что размолвка между братьями их вовсе не касается. Хаттусили, напротив, своим видом выражал торжество из-за выигранного спора. Царю это не понравилось вовсе. Чтобы скрыть раздражение, Муваталли сказал брату, указывая на Хастияра:

— Ты лучше на своего друга погляди! Пока ты со мной из-за этой мелкой твари препираешься, ему же совсем худо!

Лабарна, великий царь хеттов, назывался Солнцем, но власть его не была подобием божественной, которой наделял своих правителей народ Чёрной Земли. Нет, царь хеттов вынужден был считаться с мнением представителей царского рода и главных чиновников. Но и ответственность за решения, подчас ошибочные, делилась между царём и власть имущими. Потому и разногласий в царском роде хватало, как и способов погасить едва начавшуюся ссору.

— Хастияр! Ты свободен! Иди, отдыхай!

Царь обернулся к своему сыну и сказал ему, указывая на молодого посланника:

— Вот! Гляди на него, учись! Недужен, а стоит здесь, не жалуется!

Урхи-Тешшуб скривил губы.

Царь махнул рукой, разрешая посланнику уйти. Хастияр медленно побрёл к выходу. Он успел лишь заметить обеспокоенный взгляд отца. А до остальных ему дела уже не было, не до того.

Покидая двор, Хастияр услышал слова царя, обращённые к брату:

— Угаритянина ты бы тоже трогать не стал? Совсем ведь он невиноватый?

— Нет, вот с ним бы я с удовольствием побеседовал, — ответил Хаттусили.

— Я уже отправил надёжных людей в Угарит, — доложил Тур-Тешшуб.

Хастияр вышел наружу из дворца. Сел прямо на ступеньки, прислонившись спиной к колонне. Камень, нагретый за целый день солнцем, медленно отдавал тепло. Стало легче, боль отпустила, но Хастияр уже понимал, что продлится это недолго.

Так прошло совсем немного времени. Наверное, немного. Но прийти в себя прямо здесь, прямо на ступенях он не смог. Прямо перед ним появился Гасс.

— Хорошо, что я тебя встретил, — сказал Гасс, — все у лабарны сейчас, а мне помощь нужна.

Он указал Хастияру на дворцовые ворота, возле которых стояли два десятка мужчин.

— Это здешние жители, к царю пришли. Хотят что-то, а что, я плохо на их языке понимаю. Я же не могу их к лабарне просто так пропустить, не зная, в чём дело.

— Пусть сюда идут, — сказал ему Хастияр.

Сейчас он понял, что встать и разговаривать с людьми Амурру, так как это должно царскому посланнику, он сейчас не сможет.

Жители Амурру подошли к ступеням дворца. Хастияр оглядел их. Два десятка мужчин, всё больше немолодых, многие вовсе седобородые старики. Одеты в плащи из тёмной шерсти, по виду простые крестьяне. Но впечатление это обманчивое. У одного на руке золотой перстень с бирюзой, у другого толстая серебряная цепь, скрытая под плащом из грубой ткани. Ну, и сандалии на ногах, из хорошо выделанной кожи, дорогие такие, почти у всех.

— Зачем вы пришли к лабарне Солнцу? — спросил их Хастияр без всяких церемоний.

Амореи переглянулись. Тогда вперёд вышел один из них, внимательно оглядел в свою очередь Хастияра. Молодой человек, который сидел на ступеньках дворца, особого раболепия амореям не внушил.

— Вы, значит, сейчас победили? — спросил у Хастияра местный житель.

— Победили! — разом ответили оба хетта.

Да, именно этот вопрос более всего занимал хеттов — кто же победил в сражении? Вслух, конечно, говорили — да, победили мы, ведь Амурру снова наша. А что каждый думал на самом деле, о том было посторонним неизвестно.

— Прошение у нас к великому царю! — люди Амурру подошли поближе, намереваясь пройти внутрь дворца.

Хастияр понял, что надо брать инициативу в свои руки. И сказал, указывая на одного из амореев, который единственный из всех пришёл босым:

— Ты говори! Слова твои я передам лабарне Солнцу, если они покажутся мне важными!

— Помоги нам, господин! — аморей начал низко кланяться посланнику, — нет жизни никакой! Работаешь, работаешь от зари до зари! А тут война! Сначала воины мицрим пришли — грабят! Потом воины хеттов пришли — грабят! Куда нам, сирым, деваться!

— Изложите дело спокойно! — сказал им Хастияр, подражая тону судей, — сложное дело не