Расколотый берег - Питер Темпл

— Часы.

— Что — часы? Если вы стоите рядом с человеком, который пытается продать часы, то что это доказывает? Ничего! Даже обладание этими часами еще ничего не значит.

— Давайте о заборе, — сказал Кэшин.

— Вы отрезали больше метра от моего участка, — заявила она. — Позовите своих землемеров, если не доверяете моим.

— Вас ведь не это волнует. Вы думали, что участок идет до ручья.

— Да, это совсем другое дело. Детектив Кэшин, я хочу, чтобы забор, который вы так поспешно…

— Ладно, я продам вам полосу вдоль ручья.

Это как-то само собой сорвалось у него с языка.

Хелен даже отпрянула:

— Так вот оно что! Вы с агентом — друзья?

Кэшин почувствовал, что краснеет.

— Забудьте, — ответил он. — До свидания.

Он уже дошел до двери, когда она сказала:

— Подождите, Джо! Не уходите, пожалуйста.

Он отвернулся, страшно стесняясь своих алых щек, боясь встречаться с ней глазами.

Она подняла руку:

— Простите… Беру свои слова обратно. И за то, что тогда, вечером, наговорила всякого, тоже извините. Это было неправильно…

Сначала обдала презрением, а теперь чуть ли не сдается… Он совсем растерялся.

— Ну что, мир? — спросила она.

— Мир. Да.

— Вот и хорошо. Садись, Джо. Мы ведь некоторым образом знакомы, так? Давай начнем сначала.

Кэшин сел.

— Хочу кое-что спросить о Донни.

— Что?

— Так, одну вещь… Это лишь недавно выяснилось и теперь не дает мне покоя.

— Что такое?

— Вот эта погоня, преследование… не знаю, как правильно. Это из-за часов, которые пробовали продать в Сиднее, верно?

Кэшин чуть не сказал «да», но тут ему вспомнился Бобби Уолш. В ее словах ему послышалась политика, россказни про трех казненных черных ребятишек. Бобби Уолш не собирался оставлять просто так этот огромный политический капитал. Она пыталась его использовать.

— Это надо спросить следователя, — сказал он. — Как там Бобби Уолш?

Хелен Каслман закусила губу, отвернулась. Он залюбовался ее четким профилем.

— Дело не в политике, Джо, — произнесла она. — Дело в мальчиках, в их семьях… В Даунте. В справедливости, наконец.

Он молчал, будучи не в состоянии разобраться, во что ему верить.

— Джо, а полицейские вообще думают о таких вещах, как справедливость? — продолжала она. — Или правда? А может, у вас как в футболе — все, что ведет к победе, — правильно?

— Полицейские думают примерно так же, как адвокаты, — ответил Кэшин. — Только почему-то не богатеют, да убивают их чаще. Почему так?

— Мать Донни говорит, что сестра Кори Паскоу рассказывала своей матери, будто у Кори были часы, дорогие…

— Когда?

— Где-то год назад.

— Ну, кто же знает, что там было у Кори? — Кэшин услышал в своем голосе жесткие нотки. — Часы или что-то еще…

— Так ты будешь что-нибудь делать?

— Это не в моей власти.

Она замолчала, смотрела пристально, не мигая. Ему хотелось отвести взгляд, но он не мог.

— Тебе что, совсем неинтересно?

Кэшин уже хотел было повториться, но вспомнил про Хопгуда.

— Если тебе так будет легче, я поговорю с сестрой Кори, — сказал он.

— Я попрошу ее прийти сюда. У нас тут рядом свободный офис.

— Нет, не сюда.

И правда, это было не самое подходящее место.

— Она боится полицейских. Почему, интересно?

В начальной школе с ним вместе учился мальчишка из семьи Паскоу.

— Спроси, знают ли они Берна Дугью, — сказал Кэшин. — Скажи им, что полицейский — двоюродный брат Берна.

В газетном киоске он купил номер «Вестника» и открыл его, когда остановился у светофора.

Он читал на ходу. Подтянутый, загорелый Адриан Файф собирался развернуть строительство, если получит разрешение экологической комиссии. Ни о подъездных путях, ни о покупке лагеря «Товарищей» у семейства Бургойнов не было сказано ни слова.

Кэшин увидел их сразу, как только обогнул старый склад, где раньше хранили шерсть, — двое рослых мужчин и женщина стояли у края мола. Он остановил машину, вышел, засунул руки в карманы куртки и зашагал навстречу ветру, пахнувшему солью, рыбой и дизельным топливом.

Доски на молу были старые, покрытые сеткой глубоких трещин, а в расщелины между ними можно было спокойно уронить охотничий нож и даже увидеть, как он, падая, сверкает в воде. Кроме них тут было еще трое: мужчина с маленьким мальчиком рыбачили, сидя бок о бок, касаясь друг друга руками, да старик, закутанный, как кочан капусты, оперся локтями о парапет и тоже держал удочку. Спасаясь от холода, он натянул вязаную шапочку по самые брови; из серой щетины торчал острый красный нос.

Мужчины смотрели, как он подходит, женщина, стоявшая между ними, не поднимала глаз. Подойдя ближе, Кэшин увидел, что это девчонка — высокая, лет пятнадцати-шестнадцати, курносая, в прыщах.

— Джо Кэшин, — представился он, подойдя, но руку протягивать не стал.

— Крис Паскоу, — сказал тот, что стоял рядом. Нос у него был сломан, а ростом он был повыше второго. — Это Сьюзи. Что-то я вас по школе не помню.

— Ну если помнишь Берна Дугью, то я с ним учился.

— Да уж, Берн был кремень, и не смотри, что мелкий. Дугью вообще-то все такие. Я его недавно видел, не такой уж он теперь мелкий, так он меня не узнал. Почти как белый стал, фу-ты ну-ты!

Другой стоял молча, смотрел вдаль, выдвинув подбородок, словно фигура на носу корабля. Длинные дреды откинулись назад, борода тщательно пострижена, в ухе поблескивает золотая серьга.

— Адвокат сказала, вы должны мне что-то сообщить, — начал Кэшин.

— Давай, Сью, — обратился Паскоу к девушке.

Сьюзи захлопала глазами, все так же не глядя на Кэшина.

— У Кори были часы, — заговорила она наконец. — Еще до того, как он уехал в Сидней.

— Что за часы?

— На кожаном ремешке, с кучей прибамбасов. — Она провела пальцем по запястью. — Дорогие!

— А он говорил, откуда у него эти часы?

— Он вообще не знал, что я их видела. Я нашла, когда свои диски искала, — он их вечно тырил.

— Почему ты его не спросила?

Она посмотрела на него большими карими глазами, удивленно подняв брови:

— Чтобы он узнал, что я шарила в его комнате? Вот уж хрен, я еще жить хочу!

— Не выражайся! — одернул ее отец.

— Ты узнаешь часы, если я покажу тебе фотографию? — спросил Кэшин.

Сьюзи пожала плечами, но куртка на ней была такая тяжелая, что еле пошевелилась.

— Не знаю я.

— Ты хорошо их запомнила?

— Ну да.

Кэшину вспомнилась белая полоска незагорелой кожи на запястье Бургойна.

— Как же так — видела, а узнать не сможешь?

— Не знаю, может, и смогу.

— А марку часов заметила? — продолжил он.

— Заметила.

Кэшин посмотрел на мужчин. Тот, что был с дредами, сворачивал самокрутку.

— Ну и что за марка?

— «Бретлинг». Что-то вроде этого.

— Повтори по буквам, пожалуйста.

— Это зачем еще? — вмешался Крис Паскоу. — Она же видела!

— Повтори по буквам.

Она призадумалась.

— «Б-р-е-т-л-и-н-г». По-моему, так.

Если бы ее подучили, оНа бы не ошиблась. Разве что ее подучили ошибиться…

— Это когда было? — спросил Кэшин.

— Давно уже. С год, наверное…

— Скажи, пожалуйста, — осторожно произнес Кэшин, — а почему ты рассказала об этих часах только сейчас?

— Я маме сказала на следующий день.

— После чего?

— Как вы застрелили Кори и Люка.

Он молча проглотил это и продолжил:

— И что она тебе сказала?

Девочка бросила взгляд, но не на отца, а на другого, с дредами. Он открыл рот, и ветер унес дымок от его сигареты. Кэшин ничего не прочитал в его глазах.

— Она велела мне помалкивать.

— Почему?

— Не знаю. Так она сказала.

— Идти пора, — произнес Крис Паскоу. — Ну вот, она вам все теперь сказала, так? Теперь вы не скажете, что ничего не знали, правильно?

— Правильно, — ответил Кэшин. — Теперь не скажу. А кстати, как зовут вашего друга?

— Стиво, — сказал Паскоу. — Стиво его зовут. Верно, Стиво?

Стиво сосредоточенно пыхтел сигаретой, втянув щеки. Докурив, он кинул окурок, и ветер погнал его вдаль по молу. Порхнула чайка, подхватила его. Только тут Стиво оживился:

— Видал? И птицы курят.

— Спасибо, что пришли, — поблагодарил Кэшин. — Можно ваш номер, вдруг мне потребуется позвонить?

Мужчины переглянулись, Стиво пожал плечами.

— Мобильник дам, — сказал Паскоу.

Он нашел в кармане мобильник и продиктовал Кэшину номер. Кэшин черкнул его в записную книжку.

— Я сам вам позвоню или адвокат, — сказал он. — Спасибо, Сьюзи.

— Кори был неплохой парнишка, — вздохнул Паскоу. — Мог бы и в футбольной лиге играть. Но дурак — думал, что на травке поднимется. А вы приятель Хопгуда и его шайки-лейки?