Генерал де Голль - Николай Молчанов

Судьба столкнула Де Голля почти лицом к лицу с генералом Гудерианом, считавшимся в Германии энтузиастом массового применения танков. Он написал книгу «Внимание, танки!», которая явилась как бы немецким вариантом, впрочем самостоятельным, книги де Голля «За профессиональную армию». А ведь между двумя поклонниками танков могла бы, произойти, своего рода личная дуэль! Увы, как ни мечтал де Голль, такого поединка не получилось. У него была слишком короткая шпага, чтобы помешать Гитлеру вонзить германский меч в самое сердце Франции.

Генерал Гудериан в своих «Мемуарах солдата» пишет: «Мы были информированы о присутствии 4-й бронетанковой дивизии генерала де Голля, который давал о себе знать с 16 мая… Де Голль не уклонялся от боев и с несколькими отдельными танками 19 мая прорвался на расстояние двух километров от моего командного пункта… Я пережил несколько часов неуверенности».

Немецкие танки, самоходные орудия и пехота при поддержке артиллерии и авиации перешли через реку Сер и начали наступать на дивизию де Голля. Во второй половине дня, когда 6-я армия уже успела развернуться, де Голль получил приказ об отступлении. С тяжелыми боями, неся большие потери, он отходит и располагает дивизию на ночь с 19-го на 20-е около Лаона. На другой день он движется дальше к югу, пробиваясь среди наступавших немецких частей.

Действия де Голля в боях под Лаоном не могли, естественно, оказать большого влияния на ход событий. Тем не менее можно констатировать, что в качестве командира дивизии полковник де Голль оказался на высоте положения. Большего достичь было просто невозможно. Очень любопытно свидетельство противника. Немецкий генерал Типпельскирх в своей фундаментальной «Истории второй мировой войны» пишет: «Активные действия войск генерала де Голля в районе Лаона представляли собой единственную попытку выступить с юга навстречу прорвавшимся немецким войскам».

Но после отступления дивизия 22 мая двинулась на запад и вела там новые бои. За пять суток она прошла 180 километров и заняла позиции к юго-востоку от города Абвиля, расположенного на реке Сомме, вблизи побережья Ла-Манша. Опираясь на Абвиль, немцы создавали плацдарм для дальнейшего наступления. Де Голль получил приказ ликвидировать укрепленный район Абвиля. В б часов вечера 27 мая дивизия в составе 20 тысяч человек, имея 140 танков и шесть пехотных батальонов, при поддержке шести артиллерийских дивизионов, пошла в атаку. С наступлением ночи был взят первый рубеж обороны противника. Немцы отступили, бросив большое количество техники и снаряжения. Вместе со своими офицерами генерал де Голль обедал в поспешно оставленном немцами замке Юпи. На столе вместо скатерти было расстелено германское знамя со свастикой. Но эта победоносная обстановка лишь сильнее подчеркивала трагизм ситуации. Все понимали, что достигнут мелкий успех местного значения, являющийся случайностью на мрачном фоне разгрома Франции.

На рассвете 28 мая, в день, когда де Голль был произведен в чин бригадного генерала, 4-я дивизия возобновляет наступление. С правого берега Соммы по войскам де Голля ведет ожесточенный огонь тяжелая артиллерия, их непрерывно бомбит немецкая авиация. Потеряно около сорока танков, много сотен людей. «И несмотря на все, — вспоминает де Голль, — над полем сражения витал дух победы. Каждый высоко держал голову. Даже раненые улыбались. Казалось, что и орудия стреляют весело. В результате упорного боя немцы не выдержали и отступили». Дивизия де Голля отбросила немцев на 5 километров и находилась теперь на расстоянии 7 километров от Абвиля.

29 мая в 4 часа утра генерал де Голль бросает дивизию на штурм высоты Мон-Кобер, господствовавшей над районом Абвиля. Удалось ценой больших потерь занять склоны высоты, но ее гребень по-прежнему оставался в руках немцев. Правда, две их контратаки были успешно отбиты. За три дня тяжелых боев дивизия оттеснила противника на 14 километров. От абвильского плацдарма у немцев осталась одна четверть его прежней площади. Но дивизия понесла страшные потери. В строю оставалось только 34 танка.

В ходе всех этих боев генерал де Голль держался в точном соответствии с теми нормами поведения военачальника, которые он изложил в книге «За профессиональную армию». Это значит, что он не сидел, укрывшись на командном пункте, а непрерывно находился в Центре боя. Не выпуская изо рта сигарету, не склоняясь под огнем, одетый в тужурку рядового танкиста без знаков отличия, он был виден отовсюду. С холодным спокойствием генерал руководил сражением, хорошо сознавая всю его бессмысленность. «Увы! — пишет де Голль в мемуарах. — Удастся ли в этой битве за Францию, думал я тогда, захватить еще что-нибудь, кроме этой полоски земли глубиною в 14 километров?»

1 июня 1940 года де Голль явился в замок Монтри к новому главнокомандующему генералу Вейгану, сменившему отстраненного 20 мая Гамелена. Энергичный маленький генерал с крепко сжатыми тонкими губами, которого де Голль знал еще со времен польской кампании 1920 года, выглядел озабоченным. Он поздравил де Голля с успехом абвильской операции и спросил его мнение по поводу использования еще оставшихся у французов 1200 современных танков. Де Голль предложил объединить их в две ударные группы, которые смогли бы наносить эффективные удары по наступавшим немцам. Но Вейган не выразил энтузиазма в отношении этого плана. Указав, что против французов действуют в два раза больше дивизий, он заявил, что считает положение безнадежным. Генерал перечислил затем ряд совершенно невыполнимых условий, при которых могли бы быть шансы на успех. «В противном случае!..» — добавил Вейган и замолчал, не желая произносить вслух слово «капитуляция». Но де Голлю и так все стало ясно. В подавленном состоянии он ушел от Вейгана, думая о том, что, назначив главнокомандующим этого человека, никогда не имевшего опыта командования, «пошли на самый отчаянный риск за всю нашу военную историю».

В своих мемуарах де Голль подробно размышляет о недостатках Вейгана как военачальника, об отсутствии у него решительности, самостоятельности, особой страстности и т. п. Ни слова не говорит он только об одном, что в сущности было самым главным: о лютой ненависти Вейгана к народу и его симпатиях к фашизму, о его патологическом страхе перед революцией. Поэтому Вейган предпочитал выдать Францию врагу, но не допустить перехода руководства в борьбе с фашизмом в руки демократических и революционных сил. А это могло быть весьма вероятным ходом событий. Вместе с Петэном, который 18 мая был введен в состав правительства Рейно, Вейган стремился предотвратить их, даже ценой позорной капитуляции и утраты независимости Франции.