Пенальти - Альберт Кантоф

Лия снова передала ему трубку. На том конце провода был Вернер.

— Этот тип собирается отправиться скоростным поездом в Париж.

— Не отпускай его.

Авола был твердо убежден в преданности этого немца, выполнявшего обязанности шофера и телохранителя не потому, что они были связаны какими-то дружескими чувствами. А потому, что он располагал свидетельскими показаниями и отпечатками пальцев, которые изобличали этого образцового слугу как автора ряда вооруженных нападений и убийств в Берлине. Эти документы неминуемо попали бы в руки правосудия, если бы вдруг произошло несчастье с тем, кто хранил их в банковском сейфе: его вскроет следователь в случае смерти владельца. Кроме того, белокурый силач не относился к числу «людей чести». «Коза ностра» вербует в свои ряды исключительно уроженцев Сицилии, а «каморра» — неаполитанцев. А потому он был лишен той слепой преданности преступному клану, которая заставляет мафиози соглашаться с самым ужасным приговором — даже тем, который осуждает его на смерть. Чтобы не попасть на всю жизнь в беззвучную камеру образцовой германской тюрьмы, у этого уголовника не оставалось иного выхода, как стать между Карло и наемными убийцами, если бы обстоятельства изменились и «благородное общество» вынесло Аволе смертный приговор. А это всегда было возможно — из-за какой-нибудь случайной причины или войны кланов. В таком случае Авола мог надеяться получить передышку и заключить сделку с властями, выдав в обмен на их защиту своих прежних друзей.

Лучше было все предусмотреть заранее…

Позднее раздался еще один звонок. На этот раз вызывал Фабио.

— Девка только что оформила билет до Сиракузы через Рим. Она садится в самолет, который сейчас вылетает.

Импресарио размышлял недолго. Доверять мафиози с золотым кольцом в ухе так же, как берлинскому головорезу, он не мог. Мнимый продавец автомобилей был всего лишь бесчувственной машиной для убийств, послушным орудием в руках «крестного отца». Его обязательно нужно было заменить, пока тот не заподозрил, что случилась какая-то осечка. Авола прикинулся равнодушным.

— Оставь ее. — И добавил с ноткой вполне правдоподобного раздражения: — Я бы предпочел, чтобы эти фотографии появились позже. Но это не имеет большого значения. Возвращайся. Ты мне нужен.

Фабио не стал спорить.

— Чао. Я еду.

Карло повесил трубку, довольный тем, что нейтрализовал Фабио хотя бы на время. Но его охватила тревога, что этой потаскухе нужно в Сиракузе? Почему она отправилась не в Палермо, Катанию или Мессину, крупные города, где могла бы рассчитывать собрать кое-какие сведения о Карло Аволе? Почему именно Сиракуза? Холодный страх стал заползать ему в душу. Как далеко позволило зайти двум журналистам знание номера счета в «Чейз Манхэттен Бэнк»? Недооценив их, он допустил ошибку. Надо было действовать. И без промедления. Почему Сиракуза?

Он отпустил Лию и Пиа, сославшись на необходимость закончить свой туалет. Они ушли, две хрупкие и соблазнительные статуэтки на изящных каблучках. За их фривольной внешностью скрывалась потрясающая работоспособность. Впервые, с тех пор как он их нанял, Авола задумался над тем, что они представляют собой в действительности (поведение другой красивой женщины подтолкнуло его к этой мысли). У них не было никаких привязанностей, кроме как друг к другу. Всегда готовые к работе, строгие статуэтки в платьях от Диора или Кристиана Лакруа. Их внешность была обманчива. Они выдавали себя за уроженок Турина. Он не проверил, нанимая их на работу, действительно ли они из столицы Пьемонта. Авола знал, что мафия никогда не требовала клятвы от женщин, но теперь он вдруг проникся уверенностью, что его очаровательные секретарши ее принесли. Они, как отражение в зеркале, походили одна на другую. Настолько, что он различал их только по браслетам, которые им подарил. И теперь он подозревал, что зеркала отражают фальшивый образ.

Лия и Пиа могли быть Парками, приставленными Организацией к его судьбе, готовыми в любой момент перерезать ее нить, если получат приказ. И, словно Икар, чьи восковые крылья растопились, когда он слишком приблизился к солнцу, Карло, поднявшийся из жалких закоулков Сицилии, допустил ошибку, стремясь к очень яркому свету. Он вызывал зависть, злобу и ненависть людей, которые только и ждали от него какой-нибудь ошибки, чтобы сбросить в небытие. Обычная судьба в том мире, где жены и матери, несмотря на жаркое солнце, чаще всего носят темные траурные одежды, словно стремясь обмануть злую судьбу, заранее внушив ей, что они уже вдовы или страдают душой и телом.

Он сделал огромное усилие, чтобы прогнать охвативший его страх перед неизбежным роком, словно в какой-то трагедии из жизни мафии. Сицилия, этот огромный итальянский остров, расположена всего в нескольких часах плавания от Греции. А там античных героев, несмотря на их доблесть, всегда ждала мрачная участь, ибо они были обречены на нее богами или принесены им в жертву.

Обведя взглядом вокруг и увидев обстановку своего роскошного номера, он пришел в себя. «Я Карло Авола. Друг самых знаменитых в мире звезд. И тот, кто их создает… Какие-то мелкие писаки из глубин французской провинции не смогут стать мне поперек дороги». Вынужденный хитрить с «коза нострой», он решил действовать по законам Сицилии. Доверившись людям своей крови. Тем, кто обязан ему своими красивыми домами в деревнях, где с утра до вечера мужчины всех возрастов стоят у стен на площади, дожидаясь неизвестно чего. Он набрал номер Сиракузы и дал поручение собеседнику, который отзывался на имя Дино.

После Лиона скоростной поезд еще более ускорил ход. Пейзаж за окном стал размытым и неуловимым. Станций не было видно. Поезд скользил в огромной прямолинейной выемке.

Сидя во втором классе, Франсуа, весь поглощенный своими мыслями и чтением газет, едва обратил внимание на пассажира, поднявшегося в вагон вслед за ним в Вильгранде. Похожий на немца человек лет сорока с короткими светлыми волосами, подтянутый, в строгом темно-сером костюме, чуть похожим на униформу, устроился в соседнем купе и сделал вид, что интересуется только расплывчатым пейзажем за окном.

Выйдя из здания аэровокзала в Сиракузе, где температура оставалась приятной благодаря кондиционерам, Доминик сразу же почувствовала тяжелую влажность воздуха, насыщенного запахами близкой Африки.

Была половина четвертого. Самое жаркое время.

В этот час большинство итальянцев, живущих южнее Рима, еще предаются послеобеденному отдыху. Журналистка направилась к веренице такси, стоявших в прозрачной тени пальм. Водители, прикрыв лицо шляпой, надвинутой на нос, или раскрытой газетой, дремали за рулем, откинувшись на спинку кресла.

— В редакцию газеты «Коррьере», пожалуйста.

Когда она пересаживалась в Риме, то позвонила по телефону бывшему сокурснику по школе журналистики. Тот ей сообщил, что договорился для нее о встрече в редакции газеты восточного побережья. Она села на заднее сиденье машины, протертое почти до дыр. Бесцеремонно разглядывая красивую пассажирку в зеркало, шофер включил зажигание и покатил по дороге, ведущей в древний город, соперничавший в античные времена с Афинами и Карфагеном.

Вслед за такси тронулся с места стоявший неподалеку «фиат».

Его водитель, невысокий сухой человечек с тонкими черными усиками на чисто выбритом бритвой парикмахера лице, стоял за минуту до этого у выхода для пассажиров, прибывающих из столицы. He было ничего проще, чем узнать молодую женщину, которую ему описал родственник, знаменитый импресарио Карло Авола. Ему он был обязан тем, что получил договор на поддержание порядка и продажу напитков во время музыкального фестиваля, который каждую весну проводится на сцене античного греческого театра, превращенного когда-то римлянами в арену цирковых игр. Они проделали здесь два тоннеля: один для гладиаторов или христианских мучеников, другой — для хищных зверей из Африки.

Франсуа вышел из здания Лионского вокзала.

Не обращая внимания на вереницу такси, которые выстраиваются каждый раз к прибытию скоростного поезда, он спустился в метро. Рошан пользовался им во время кратких посещений берегов Сены. Ему нравился этот «котел», где перемешиваются представители всех социальных классов и наций, с мельканием станций, музыкантов, мнимых инвалидов и мелких торговцев в подземных переходах.

Стоя на платформе в сторону Нейи, он заметил, не придав сначала, как и в скоростном поезде, этому значения, атлетически сложенного немца, прибывшего также из Вильгранда. Когда подошел поезд, он сел в следующий вагон. И также вышел на станции Пале-Ройяль, а потом перешел вслед за Франсуа на платформу в сторону Шоссе-д'Антен. Выйдя на поверхность и идя но тротуару вдоль магазина «Галери Лафайетт», журналист почувствовал, что за ним следят. Чтобы удостовериться в этом, он остановился перед одной из витрин магазина. В стекле Франсуа увидел отражение белокурого субъекта. Тот остановился на другой стороне бульвара Османн и осматривался вокруг, словно хотел сориентироваться. Рошан пошел дальше, решив, что сможет затеряться в толпе, всегда многочисленной в этом квартале. Незнакомец последовал за ним и, торопясь, даже пересек улицу на красный свет, чтобы не потерять журналиста из виду.