Сожги в мою честь - Филипп Буэн

Это-то мне и нужно – внезапно появляюсь.

Мо разворачивается ко мне. Я наставляю пистолет, трижды стреляю, все происходит моментально.

Насекомое кричит, еле удержавшись на ногах. Ружье отлетает в мою сторону. Подбираю и отбрасываю его вглубь сарая.

А Аттила вновь заходится лаем: его взволновали звуки выстрелов. Но что значит по сравнению с мучениями хозяина беспокойство животного? Оно-то не ранено, а вот мсье зажимает правое плечо. Никаких предпочтений одной части тела – настала очередь левого.

Снова салютует оружие, снова крики, и это еще не конец! Последняя серия выстрелов – в ноги. Раненый валится наземь, проклинает меня, от опьянения и следа не осталось:

– Сволочь! Убийца!

Не отказывай себе ни в чем, старина, большего удовольствия ты и не мог бы мне доставить.

Направляюсь к нему, он думает, я его сейчас добью.

– За меня отомстят, гадина! Это тебе так не пройдет!

Вдруг насекомое смолкает. Почему же я не делаю последний, милосердный выстрел? Нет нужды объяснять, оно и само поймет…

– Бак? Ты же не собираешься…

Да нет, как раз собираюсь. И даже откручиваю кран. Топливо течет на пол, пыль становится красной. Почти такой же, как и кровь Мо.

– Проклятие! Ты не в своем уме? Кто ты? Что я тебе сделал? – Звучат фразы, которых вполне можно было ожидать: – Не делай этого, у меня есть деньги… Они там, в спальне… Спрятаны на шкафу…

Я киваю, будто только этого указания мне и недоставало. Выхожу. Мо думает, что спас свою шкуру.

– Тебе нужна стремянка! Возьми в кухне!

На кой черт мне его бабки? Что меня заботит, так это псина. Аттила лает слишком громко. Пусть деревня и далеко, вдруг кто услышит и придет на помощь соседу. А мне требуется время – опорожнить бак.

Собака чуть не обрывает цепь, видя, как я направляюсь к ней. Рвется, припадает к земле, пасть в пене. Я люблю животных, мухи – и той не обижу. Но не могу оставить тебя в живых, бедняга. Не злись, никто не пожелает взять после смерти хозяина дикого взбесившегося зверя. Я избавлю тебя от клетки… и усыпления в конце пути. Пусть все завершится сейчас. Так оно будет лучше.

Целюсь в голову, надеясь, что пес постоит спокойно, не хочу, чтобы страдал. Он, похоже, понимает: не лает больше, ложится на землю…

Выстрел. Прощай, старина. Думаю, ты был чудесным щенком. Собаки – это то, что из них решили сотворить хозяева…

А твой владелец сейчас как раз гадает, что происходит. Изводится после звука выстрела. Такое испытывает, не могу понять, как вообще он способен еще кричать.

– Что там?! Что ты вытворяешь?

Сделанное сейчас не идет ни в какое сравнение с тем, что тебе еще предстоит. Топлива вылилось достаточно, можно приступать к последней фазе.

Мо потерял надежду на спасение. Понимает, что деньги остались на прежнем месте – слишком быстро я снова появляюсь в сарае.

– Проклятие! Проклятие! Проклятие!

Повторяет одно и то же слово. Довольно, не желаю больше слушать. Заклеиваю ему рот куском скотча.

Что там с вытекающим мазутом? Все в порядке, пол покрыт бурой жидкостью, через четверть часа будет совсем затоплен. Я беру ведро, зачерпываю. Мо ловит каждое мое движение. Думаю, понял, что будет дальше. Пытается отползти, избежать уготованной мной судьбы. Но какой в этом смысл? При каждом движении он страдает как проклятый. А я больше всего боюсь, что кто-нибудь заявится.

Поэтому спешу завершить казнь.

Опрокидываю содержимое ведра на тело насекомого.

И еще.

Снова и снова.

Вот, на приговоренном нет сухой нитки. Последний взгляд – удостовериться, что мазут добрался до тюков соломы. Все в порядке, они подмокли снизу. Бочки и виноградные лозы тоже.

Конец партии.

Пламя зажигалки.

Бросаю ее, огонь охватывает строение с немыслимой скоростью. Неожиданно быстро – бак с горючим взорвется скорее, чем ожидалось.

Жаль, что спектакль не удастся досмотреть, я беру ноги в руки.

Моя машина стоит возле фермы. Бежать неудобно – мешают сапоги. А уж воняют-то! И речи быть не может сесть в них за руль. Выброшу по дороге в какой-нибудь мусорный контейнер в городе. В конце концов, чего мне опасаться? И пусть полиция перероет все – их не обнаружат никогда…

Глава 39

Галстука на судье не было. Утро субботы – можно и не соблюдать дресс-код. Сегодня он явился на службу одетым в джемпер.

– Мадлен, вероятно, на вас дуется.

– Ужасно, Антония. Если бы она могла, обежала бы все магазинчики, чтобы себя вознаградить. Оставить ее одну в выходной день – такое мне обычно дорого обходится. Не перестаю благодарить ее врача: не дает ей меня разорять.

Непринужденный обмен любезностями не скрывал напряжения в воздухе.

Кто же начнет неприятный разговор?

Первым выстрелил судья.

– На этот раз о насекомых речь заведу я: мы с вами – всего лишь мучные жучки.

Антонию задело, что собеседник позаимствовал ее сравнение… и она поспешила дополнить научную справку раньше него:

– Acarus ciro, мучной клещ, из надотряда акариформных. Паукообразное, используемое для образования на сырах веле [43] корочки. Что у нас с ним общего?

– Размеры, Антония. Если не ошибаюсь, это мельчайшее творение Создателя.

– Нет, Роже, так думали до открытий Блеза Паскаля, но сейчас не об этом… Что вы хотите доказать свои сравнением?

– Что мы действовали как маленькие особи, меньше некуда. Думали, что держим ситуацию в руках, а она вышла из-под контроля… Мы облажались, Антония.

Слабость судьи ничуть не удивила – можно было предвидеть, что он падет духом.

– А по-моему, дела наши идут успешно. Конечно, не считая Гутвана – несчастный случай мы уже обсудили, не будем больше к нему возвращаться.

– Согласен с вашей оговоркой – вопрос о его гибели закрыт. Но встал новый: есть ли нам чем гордиться в деле убийства Рефика? Я желал видеть его на скамье подсудимых, а не в морге.

– А кто вам сказал, что погиб он по нашей вине?

Романеф устремил взгляд влево – верный знак, что ответ вызывал затруднения.

– Вот видите, Роже, сами не можете указать нашу ошибку… потому что ее нет.

– Докажите мне это…

Усталый голос, Антония даже уловила умоляющие нотки. Романеф не находил себе места. Если комиссар сумеет предложить оправдание, он готов согласиться – и спать спокойно.

– «Серые волки», Роже, мы совсем о них забыли.

– Что? Какое отношение имеют нацистские молодчики к заварившейся каше?

– Они и убили Рефика, уверена.

Такая версия событий приободрила судью, тот сразу пришел в себя.

– Bozkurtlar… Признаюсь, не подумал о них. Вы полицейский, комиссар, должны были предупредить меня, что они свирепствуют в регионе.

– Я сама не знала, господин судья, и вы забываете, что метили мы в Гутвана: собирались его высмеять.

– Несомненно… Не могу не согласиться.

– Прибавлю еще, что наш план вписывался в официальное следствие, цель которого – задержать раввина.

Верно – с этим не поспоришь. Романеф вновь стал любезным.

– Вы правы, Антония, «Серые волки» к нашему делу имели очень отдаленное отношение.

– К тому же в нашем расследовании все указывало на личную месть. Не на войну преступных кланов.

– И мое мнение осталось прежним – считаю, что действует одиночка. Тем не менее, в данной ситуации не могу объяснить себе причин нашего фиаско.

– Подумайте, Роже. Если все и пошло не так, как надо, виноват Гутван.

– Поясните вашу мысль…

– Упоминали ли вы Рефика, ведя беседы в Сети?

Романеф прокрутил в памяти изображения на мониторах, бегущие фразы, ответы собеседников в чатах…

– Нет, ни разу. Гиньоль говорил только о Вайнштейне – намеками.

– Значит, ни вы, ни я не виноваты в смерти Турка.

Словно пудовая тяжесть спала с души судьи. Антония права, имя Рефика никогда не всплывало в разговорах под прикрытием. Невиновен! Он невиновен – Турка прикончили совсем по другой причине. И с легким сердцем Романеф обратился к вредной привычке, порожденной служебными обязанностями – начал перебирать гипотезы.

– Почему «Серые волки» убрали одного из своих?

– Чуть поправлю, Роже: убрали одного из примыкающих к движению. Турок всегда оказывал им услуги в обмен на некоторую поддержку. Думаю, в их глазах Рефик был лишь сочувствующим или даже мафиозо без принципов и убеждений. И подтолкнул к расправе Гутван.

– Своей последней статьей?

– Так точно! После дела с грузовиком Турку пришлось пообещать не мелькать больше на первых полосах газет. Не повезло – Гутван сделал его героем дня. Рефик стал опасен, полиция слишком им заинтересовалась, он должен был исчезнуть.

– Если я верно понимаю, «Волкам» ни к чему огласка.

– Что и требуется доказать, Роже. И начинается совсем другое расследование…