Твоя реальность — тебе решать - Ульяна Подавалова-Петухова

Лера улыбнулась на это. Она не оглянулась на парня, но он увидел, как дрогнули губы, как появилась на левой щеке ямочка. Миленькая такая ямочка. Почему он увидел ее только сейчас?

— Не бери в голову! Всё ок! — бодро сказала она. Слишком бодро. Слишком весело. Слишком фальшиво. Но Тим промолчал. Обычно он балагурил и хохмил, но здесь… И дело даже не в треснутой губе. Дело в этой девчонке-драчунье с короткой стрижкой и миленькой ямочкой на левой щеке. Всё дело в ней.

У Тимки зазвонил телефон. Он будто очнулся: время десятый час, а до дома еще три дня лесом, два дня полем, и остаток пути на собачьих упряжках…

— Мы тебя проводим, — предложила Лера.

Тимка кивнул, и они повернули на запад. Шли по тротуару навстречу заходящему солнцу и молчали. Каждый думал о своем: Тим о Лере, Лера о Тиме. Думали, но боялись даже себе до конца в этом признаться.

Прошли еще два квартала, Тим придержал Графа и протянул поводок своей спутнице.

— Мне прямо, а тебе направо, — и парень махнул рукой в том направлении: далеко впереди виднелся угол магазина, где он покупал леденец.

— Я могу…

— Мне так спокойней будет. Или давай всё же провожу…

— Еще чего! Тут идти-то!

Уваров кивнул, перевесил сумку на правое плечо.

— Ну… пока, — сказал он и погладил Графа.

— Пока, — ответила Лера.

Она смотрела на него, а он на нее. И оба даже не двинулись с места.

— Иди, — махнул рукой Тимка.

— А ты чего не идешь?

Тим вздохнул, присел перед Графом на корточки, погладил и шепнул что-то на ухо. Пес завилял хвостом, коротко гавкнул и потрусил в сторону дома. Лера пыталась придержать его, да куда там! Тимка усмехнулся.

— Граф, стой! Стой тебе говорят!

Но пес упрямо вел хозяйку домой и назад не оглядывался. Девочка так и не оглянулась, и Тимка зашагал в сторону дома.

Мама вышла в прихожую из кухни на звук брошенных на полку ключей. Сын сидел на танкетке, вытянув длинные ноги, закрыв глаза. Елена Николаевна всполошилась:

— Тимоша, ты чего?

Парень открыл глаза, попытался улыбнулся, но тут же взялся за губу.

— А с губой что? Сынок!

— Прикинь, шел, загадал желание, бац — губа треснула! Намёк понят. Придется всего добиваться самому.

— А если серьезно?

— А если серьезно, то у тебя странные выпускники.

— Тим, ты можешь всё нормально объяснить? Что с губой? При чем тут мои выпускники?

— Могу, но рот не очень открывается. Вернее, очень не открывается. Андрея Зуева помнишь?

У женщины взлетели брови:

— Андрюшка?

Тимка скривился и хмыкнул:

— Андрюшка…

— А ты его откуда знаешь?

— Не важно… Он просил передать тебе поклон. Так и сказал: «Передай своей матушке поклон от меня, она поймет». Что за поклон? Челобитной при нем не было! И не проси!

Елена Николаевна оживилась, помогла сыну стащить толстовку через голову, чтобы не задеть многострадальную губу.

— Да было дело… Сказала ему в классе седьмом, дескать, потом спасибо скажешь, да в ножки поклонишься за то, что сейчас не разрешаю лениться… Ну, в общем, так и получилось. На выпускном и, правда, поклонился. Мы с ним в ВК переписывались года два назад. Голову бреет…

— Нагиев, блин…

— Нет, на Нагиева он не похож.

— Ну, Бондарчук.

— Ну ты еще Моргенштерна сюда приплети! — ляпнула мать.

У Тимки даже глаза открылись, а брови взлетели.

— Елена Николаевна, вы меня удивляете своими познаниями в модных тенденциях…

Но мать передернуло. Тимка засмеялся, схватился за губу.

— Ну так что там с этим Зуевым?

— Айтишник он. При чем такой… весьма известный.

— Ну не знаю, не знаю. Значит, не очень-то известный, — проговорил Тим и достал из сумки контейнер с пирогом, протянул матери. А сам пошлепал в сторону ванной. Мама — за ним. Тимка стаскивал с себя майку, мама принялась помогать.

— А пирог откуда? — спросила она удивленно.

— Ну точно не от твоего айтишника! Передала одна замечательная семья, где меня накормили ужином. Всё. Будьте добры освободить помещение для омовения вашего ребенка.

— О, Боже! — вздохнула мама с улыбкой и ушла на кухню.

Когда она заглянет к сыну в комнату, чтобы позвать на чай, то увидит его спящим прямо поверх одеяла.

— Вырубился, — проговорила она и вышла. Вернулась уже с одеялом и укрыла выросшего ребенка, а потом присела осторожно на край кровати и, едва касаясь разбитой губы, нанесла мазь. Тимка что-то проворчал. Мать улыбнулась, поцеловала в щеку.

— Надо же… колючий уже, — вырвалось у нее.

А ребенок спокойно и крепко спал.

Глава 22. Повод для...

Стыд запрещает порой то,

чего не запрещают законы.

Луций Анней Сенека

Ник провожал Веронику. Они шли по улице, взявшись за руки.

— А ты где читал «Кусок мяса»? С читалки какой-нибудь? — спросила вдруг девочка.

— Нет, у нас большая библиотека дома. Хочешь прочесть?

— Ну да. Интересно стало.

— Изи[1]! Пошли ко мне.

Вероника вскинула на него глаза. Парень улыбался.

— Ну… Не знаю.

— Вот о чем ты подумала? — усмехнулся Ник.

— Да ни о чем я не подумала! — тут же вспыхнула Вероника.

— Тем более дома у меня ты уже была…

В прошлый раз девочка видела только кухню, сейчас без спешки можно было рассмотреть всю квартиру. Обычная прихожая, обустроенная шкафом-купе с зеркальными дверцами. У шкафа танкетка с тумбочкой. Мебель благородного темного оттенка, а стены выкрашены в насыщенный винный цвет. Двери, выходящие в прихожую, тоже темные в тон стоящей здесь мебели. Потолок натяжной глянцевый. Двустворчатая дверь в гостиную была раскрыта. Ника вошла в комнату и ахнула. Мебель этой комнаты явно была сделана на заказ. По периметру комнаты от пола до потолка